Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Смотри, советую тебе тянуть честно, — прошипела Джейн, обращаясь к Сару, — а не то я позову Господина Харуки и расскажу ему о том, что Ты бездельничаешь, а уж он-то позаботится о том, чтобы Ты хорошо запомнила его прут.

— Да, Госпожа, — отозвалась бывшая Маргарет Вентворт.

— Варварка, — презрительно бросила Джейн.

— Да, Госпожа, — сказал Сару. — Простите меня, Госпожа.

Пертинакс недвусмысленно дал понять Сару, что Джейн для неё являлась «первой девкой», а по сему, естественно, Сару отныне, обращаясь к ней, должна использовать слово «Госпожа».

— Значит, я — вторая, Господин, — вздохнула Сару. — Выходит, как меньшая рабыня, более низшая рабыня, я должна больше стараться, больше трудится, чтобы понравиться своему владельцу!

— И твоей госпоже, — поправил её Пертинакс.

— Да, Господин.

— И не смей поднимать голову, — добавил её хозяин.

— Да, Господин, — сказала она. — Простите меня, Господин.

Пертинакс поднёс руку к её щеке девушки, и та, повернув голову, быстро, почти украдкой прижала губы к его запястью.

— Я ваша, — прошептала она. — Я люблю вас, мой Господин!

— Отведи глаза, — приказал ей Пертинакс.

— Да, Господин.

— Остерегайся, рабыня, — предупредила Джейн, — потому что у меня право плети над тобой.

— Да, Госпожа, — вздохнула Сару. — Простите меня, Госпожа.

Я окинул рабынь взглядом. Ошейники были на всех. Женщина в ошейнике красива. Ошейник усиливает красоту женщины эстетически, но в психологическом отношении он делает её тысячекратно более возбуждающей и привлекательной. Она — рабыня. Она может принадлежать. Её можно купить и продать.

Каждая из рабынь высоко на левом бедре чуть ниже ягодицы носила клеймо. Бёдра Джейн, Сесилии и Сару были отмечены обычным кефом, самым распространённым на далёком континенте рабским клеймом. Незуми носила паньское клеймо, выбранное для неё Таджимой, её хозяином.

Теперь эти отметины были видны любому, кто захотел бы посмотреть, поскольку рабыни были раздеты. Около передка фургона мы сняли с шей рабынь караванную верёвку, избавили от наручников, удерживавших их руки за спиной, а перед тем как надеть на них сбрую ещё и приказали снять туники. Женщин, используемых в качестве тягловых животных для фургонов, телег и плугов, обычно раздевают, поскольку такая работа, ожидаемо, будет и грязной, и потной. Так будет удобнее для всех, для самих животных, для их туник, защитив их от грязи, и для хозяина, поскольку на теле рабыни не будет ничего, что защитит их от хворостины или плети.

— Ну что ж, я думаю, что мы готовы, — заключил я.

— Меня кое-что беспокоит, — признался Пертинакс.

— Нас всех беспокоит предстоящее нам дело, — сказал я. — Но что волнует конкретно тебя?

— Полагаю, что ваш план разумен, — отозвался он, — смелый и, я бы даже сказал, блестящий.

— Было бы неплохо, если бы всё сработало, как запланировано, — вздохнул я.

— Однако, — продолжил Пертинакс, — Нодати ожидал бы именно этого. Он говорил: «Ищите врага там, где его не может быть».

— Нодати? — удивился я.

— Да, — кивнул Пертинакс.

— Пожалуй, если бы Нодати был где-то поблизости, — сказал я, — я бы предпочёл сделать то, что от нас больше всего ожидается, поскольку этого он от нас не ожидал бы.

— Но, — хмыкнул Пертинакс, — в вашем случае он мог бы ожидать именно этого.

— В таком случае, что предложил бы Ты сам? — поинтересовался я.

— Пусть решение примет птица, внезапно вылетевшая из кустов, — пожал он плечами.

— Тоже изречение Нодати? — уточнил я.

— Да, — подтвердил Пертинакс.

— Он — мудрец, — констатировал я. — Появление такой птицы предсказать невозможно. Оно не зависит от расчётов тех, кто охотится, и тех на кого охотятся. Нельзя просчитать логику, где логика отсутствует.

— Насколько я понимаю, это намёк на механизм случайного выбора, — сказал Пертинакс.

— Пожалуй, это, — хмыкнул я, — один из самых практичных механизмов в колчане игр, включая игры войны.

— Вперёд, — скомандовал Харуки, стегая своим прутом по борту фургона.

Все четыре рабыни, скользя пятками по грязи, дружно навалились всем своим невеликим весом на постромки. Верёвки, связывающие их сбруи с передком повозки, натянулись втугую. Фургон даже не пошевелился. Харуки ещё раз энергично ударил по борту хворостиной.

Природа отбирала женщин, таких как эти, таких прекрасных, таких красивых и уязвимых, таких очаровательно и беспомощно женственных, не для того, чтобы поднимать камни и тянуть фургоны. Они были выведены тысячелетиями естественного отбора, чтобы быть у ног мужчин, доставлять удовольствие и служить им, своим владельцам.

Одна из девушек, думаю, что это была Сару, начала кричать, помогая себе криком.

— Вперёд, — крикнул Харуки. — Тяните сильнее!

Я зашёл за фургон и, уперевшись в задний борт, подтолкнул его вперёд. Лишь после этого колеса начали поворачиваться.

— Вперёд! — снова приказал Харуки, подкрепляя команду хлёстким ударом прута по борту фургона.

Как только повозка сдвинулась с места, дело у наших рабынь пошло веселее. Естественно, куда проще поддерживать фургон в движении, чем привести его в это движение. Однако я подумал, что время от времени, особенно, когда дорога пойдёт в гору, кому-то из нас, мне, Пертинаксу, Ичиро и даже Таджиме, придётся помогать надрывающимся рабыням.

— Сбруя хорошо смотрится на Сару, — похвалил я.

— Я проследил за этим, — проворчал Пертинакс.

— Разве что, на мой взгляд, затянута туже, чем было необходимо, — заметил я.

— Она — рабыня, — пожал плечами Пертинакс.

— Как бы то ни было, сбруя отлично подчеркивает её фигуру, — признал я.

— Фигуры их всех, — добавил тарнсмэн.

— На Земле, — сказал я, — в своих шикарных, хорошо подобранных, модных ансамблях, в офисах, на встречах и в залах заседаний, в ресторанах и коктейль-барах, в показном блеске и лицемерных обещаниях клиентам, в своём мелком, сальном очаровании, хитроумных ловушках и туманных намёках на удовольствие, которое никогда бы не даровалось, рискну предположить, она никак не могла ожидать, что однажды найдёт себя голой рабыней, запряжённой в гореанский фургон. Такой опыт пойдёт на пользу женщине, конечно, как и многие другие подобные события, вроде мытья пола нагишом и в цепях, в плане помощи в изучении её ошейника.

— Я много раз, возможно, тысячи, представлял себе её в таких ситуациях, — признался он. — В своих фантазиях я даже приковывал её голой под своим столом в офисе, а все остальные, одетые и спешащие по своим делам, едва обращали на неё внимание, разве что, чтобы бросить ей объедки, когда я это позволял.

— Было бы неплохо, — усмехнулся я.

— Много ночей, — продолжил бывший Грегори Вайт, — я воображал её лежащей на полу в ногах моей кровати, голой, связанной по рукам и ногам, ожидающей захочу ли я использовать её. А как часто, в моих фантазиях, я водил её нагой на поводке по знакомым, оживлённых улицам, время от времени останавливаясь, чтобы перекинутся шутками с другими мужчинами, тоже прогуливавшимися со своими рабынями, которые, пока мы беседовали, стояли около нас на коленях, опустив головы, ожидая рывка поводка, сигнализирующего, что пора вставать и двигаться дальше.