Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

— Вы возражаете? — поинтересовался Лисандр.

— Не из-за продажи, — пояснил я, — для них подходяще быть купленными или проданными. Они — товар.

— Но не так же дёшево, — буркнул Торгус.

— Вот именно, — поддержал я его.

— Боюсь, у Лорда Темму не было большого выбора в этом вопросе, — напомнил Лисандр.

— Да я понимаю, — вздохнул я.

— Но Вы раздражены, — заметил Лисандр.

— Да, — не стал я отрицать очевидного.

— А что, кому-то это могло бы понравиться? — осведомился Торгус.

— Согласен, — кивнул Лисандр, — полагаю, что большинству бы это не понравилось.

Даже кувшинная девка или девушка чайника-и-циновки на большинстве рынков вероятнее всего принесла бы что-то между двадцатью и тридцатью медными тарсками. В лучшие времена фукуро риса обычного размера можно было купить всего за один или два бит-тарска.

— Скоро стемнеет, — констатировал Торгус.

Рабыни, как правило, создания довольно тщеславные. Правда, тщеславие их не такое, как у свободных женщин, высокомерных в своей свободе, самодовольных в своей воображаемой красоте, на которых рабыни обычно смотрят хотя и с ужасом, но свысока. Их тщеславие — это тщеславие рабыни. Есть гореанский эпитет, «рабски красивая» или «достаточно красивая, чтобы быть рабыней». Подозреваю, что даже свободная женщина, получив такой комплемент, пусть и симулируя возмущение, втайне будет довольна такой оценкой. Какая женщина не хотела бы быть признанной «рабски красивой» или «достаточно красивой, чтобы быть рабыней»? Рабыня, женщина которую мужчины взяли в свои руки и надели на неё ошейник, не сомневается в своей привлекательности и желанности. Разве это не было подтверждено клеймом на её бедре и ошейником на шее? Ведь это и есть самые лучшие знаки качества, те самые доказательства того, что мужчины нашли её достойной неволи, достойной того, чтобы быть выставленной на торги и проданной. Так что, нет ничего удивительного в том, что рабыня тщеславна, ведь она знает, что она — приз, что она настолько желанна и возбуждающа, что мужчины, как это велит им их природа, не будут довольны ничем иным, кроме как полным её обладанием. В результате девушки соперничают друг с дружкой, хвастаются своей ценой и тем жаром, с которым эту цену за неё предлагали, прежде чем забрать их со сцены аукциона. И что же теперь, подумал я, будет ли какая-нибудь из тех рабынь мериться со своими сёстрами по загону своей ценностью, выяснять какая их них ушла за мешок риса, а какая за два?

— Завтра мы опять отправимся за едой? — осведомился Лисандр.

— Не думаю, — покачал я головой.

— Что тогда? — встрепенулся Торгус.

— Я собираюсь поговорить с Лордом Окимото, — ответил я, — который, я надеюсь, передаст мои слова Лорду Темму.

— Почему? — спросил Торгус.

— Это часть моего плана, — ухмыльнулся я.

Если смотреть снизу, то могло показаться, что в крепости не было никаких признаков жизни. Ни одно лезвие глефы не сверкало над парапетом, словно патрули более не дежурили на стенах. Никто не отвечал на прилетавшие снизу камни или тяжёлые стрелы, выпущенные из больших луков. Кроме того, наши разведчики сообщали, что последние два или три дня по лагерю Ямады ползли слухи, к которым, как я предположил, только пани могли бы отнестись серьёзно. Правда, принимая во внимание тот факт, что в том лагере были только пани, эти слухи, действительно, воспринимались всерьёз.

Как мы узнали позже, Лорд Ямада, выслушав отчёты, сидя со скрещенными ногами в своём павильоне и попивая поданный его контрактной женщиной чай, отнёсся к ним с недоверием.

Он был осторожен.

Он даже вызвал толкователей костей и раковин, и, возможно, более рассудительно, торговцев травами, врачей и фармацевтов.

Но затем, когда первые отчёты повторились, он поднялся и закричал в гневе, возможно, боясь, что ему, некоторым неясным способом, помешали, или даже превзошли.

Наконец, на третий день, ему была принесена весть о том, что большие ворота, ведущие к причалу, открыты.

Трое асигару были посланы на разведку. Солдаты поднялись по длинной тропе от причалов к воротам. Разумеется, они очень боялись. Как настороженно и с какой опаской они двигались! На полусогнутых ногах, вздрагивая от каждого шороха, по шажку, в некоторых местах ползком, постепенно они добрались до большого порога и заглянули внутрь. Несколько мгновений спустя, закричав от ужаса, поражённые тем, что увидели, они поспешили назад, вниз к причалам, а потом на равнину, раскинувшуюся у подножия горы, на которой возвышались высокие стены крепости, к павильону Лорда Ямады.

Асигару пали ниц перед сёгуном, вперив глаза на лакированные доски и не смея поднять головы, доложили об увиденном. Чиновники и офицеры были вызваны в павильон, и спустя некоторое время, выслушав повторный рассказ испуганных, заикающихся асигару, разошлись по лагерю сёгуна, всюду пересказывая услышанное.

А вот Лорд Ямада явно был недоволен. Его брови были нахмурены, лицо потемнело от ярости. Потом он вышел из павильона и, глядя вверх, на возвышающуюся на вершине горы твердыню, почти терявшуюся в облаках, в гневе погрозил ей кулаком.

— Лорд? — окликнул его один из генералов. — Лорд?

— Да, да! — закричал раздражённый сёгун. — Идите, и закончите с этим!

И тогда Ямада отвернулся и ушёл в свои личные покои. Едва ли теперь нужно было отдавать какие-либо приказы. Осада закончилась. Золото лежит под облаками. Офицеры попытались было собрать и организовать своих людей, но сотни асигару, и даже мужчины двух мечей, спешили подняться по длинной тропе.

Для многих из них не имело особого значение, что произошло событие, невероятное и значимое, которое могло бы внушить благоговейный страх и пристыдить лучших мужчин, и что произошло оно в пределах их собственной жизни, и что истории об этом событии могли бы рассказываться в течение тысячи лет.

Вернувшись в замок, я переговорил с Лордом Окимото, а он в свою очередь вскоре после этого, поведал о нашей беседе своему кузену, сёгуну Лорду Темму.

— Я не слишком сведущ в вопросах ритуального ножа, — сказал я Лорду Окимото, — но мне очевидно, что Вы — тот, кто в этом разбирается. И вот я хочу поинтересоваться вашим мнением относительно того, что мне кажется предельно простым вопросом. А вопрос мой заключается вот в чём: уместно ли поднимать ритуальный нож, когда успех, выживание и даже победа всё ещё возможна?

— В таком случае, — ответил Лорд Окимото, — обнажение ритуального ножа было бы не только преждевременным, но и ошибочным действием. В действительности, это было бы неподходящим и, следовательно, запрещённым действием.