Джон Норман - Мятежники Гора [ЛП]

И осмотр рабынь, неспешный, с долгими паузами, в течение которых товар демонстрировался и оценивался, начался.

— Подозреваю, — сказал я, обращаясь к Пертинаксу, — работая в офисах на Земле, Ты никогда ничего подобного не видел.

— К моему великому сожалению, нет, — вздохнул он.

— Вот женщины, какими они должны быть, — указал я.

— Теперь я это знаю, — кивнул он. — Мне предоставили шанс изучить это.

— И теперь Ты полностью удовлетворён в своём доминировании, — заключил я.

— Я познал это, — заявил Пертинакс. — И я никогда от этого не откажусь.

— Но вот чего Ты никак не можешь понять, — хмыкнул я, — так это вовлечённой в это взаимозависимости, наличия у женщины желания принадлежать, быть собственностью господина.

У асигару, стоявшего рядом с нами, имелся хлыст, обычный атрибут для того, кому поручено присматривать за рабынями. Когда он решал, что та или иная девушка достаточно себя продемонстрировала, постояв и покрутившись перед нами, он отсылал её лёгким взмахом хлыста, после чего приближалась следующая.

Разумеется, я искал особую рабыню. Вот только я понятия не имел, была ли она среди заключённых в клетке рабынь. Полумрак, стоявший в сарае, не позволял разглядеть выстроившихся за решёткой девушек.

— Что насчёт этой? — осведомился асигару.

— Тебе нравятся рыжие волосы? — полюбопытствовал я.

— Они пылают, словно огонь, — улыбнулся он.

— Предпочитаю, чтобы огонь пылал у неё в другом месте, — усмехнулся я. — С того момента, как её рабские огни хорошенько разгорелись, она вся будет пылать в твоих руках.

— Возможно, я куплю её, — заявил мужчина.

— Следующая, — отмахнулся я.

Хлыст надсмотрщика легонько дёрнулся, и девушка, на щеках которой блеснули слёзы, вернулась на прежнее место, где опустилась на коленях лицом к дальней стене загона и спиной к решётке. Даже в том полумраке мы могли видеть, что её плечи дрожали. Её тело тряслось от рыданий.

— Эта стройна и гибка как тростник, — похвалил асигару, — нежна и красива как талендер.

— Здесь нет ни одной пани, — сказал Таджима.

— Нет, — пожал плечами асигару, и кончик его хлыста немного шевельнулся, отсылая рабыню.

— Ты должен выбрать одну из них, — напомнил я Таджиме.

— Но тут нет ни одной пани, — буркнул тот.

— Даже в этом случае, — настаивал я.

Брюнетка, правильно сложенная, с рабски длинными волосами, приблизилась к решётке, постояла немного, затем медленно повернулась и замерла, не сводя с нас своих глаз. Её губы заметно дрожали, но она не осмеливалась произнести хотя бы слово.

Хлыст снова дёрнулся.

Женщины, как и было приказано, держали руки сжатыми на затылке. Это красиво приподнимает грудь и занимает руки, таким образом, не мешая оценке. Кроме того, такая поза снижает шансы того, что женщина, поддавшись глупой ошибке, попытается прикрыть тело руками. Так что нет ничего удивительного в том, что именно эта поза, когда женщина стоит прямо, с широко расставленными ногами и руками, сомкнутыми на затылке или тыльной стороне шеи, стала самой распространённой позицией осмотра на рынках. Когда ноги расставлены, ей труднее сдвинуться с места, а её легче ласкать, иногда внезапно. Некоторые покупатели могут приказать женщине опуститься на пол, и она, пораженная, возможно, с трудом понимающая происходящее, будет изо всех сил стараться выполнить серию быстро чередующихся команд. Её проводят через рабские позы. Это — один из способов показать тело женщины во всём разнообразии аспектов. Иногда ей могут приказать замереть в той или иной позе, чтобы её красота могла бы быть оценена по достоинству

— Господин! — радостно, отчаянно воскликнула рабыня.

— Эта, — объявил я, указывая на рабыню.

— Она заговорила, — возмутился асигару. — Её следует выпороть!

— Нет, — отрезал я. — Отправьте её во дворец.

— Господин, Господин! — всхлипывала девушка.

— Тихо, — прикрикнул на неё я.

— Да, Господин, — прошептала она.

— Прочь от решётки, — рявкнул на рабыню асигару, замахиваясь хлыстом. — Ты грязная. От тебя воняет.

— Да, Господин, — испуганно пролепетала та, опустив голову под пристальным взглядом свободного мужчины и быстро отступая вглубь загона.

Асигару взмахом хлыста отослал девушку в сторону.

— Её полностью вычистят, отмоют волосы и тело, и оденут, прежде чем отвести во дворец, — пояснил он.

— Оденут как рабыню, я надеюсь? — уточнил я.

— Само собой, — заверил меня мужчина.

— Это — Сесилия, — прокомментировал Пертинакс.

— Да, — кивнул я.

Темноглазая брюнетка обладала превосходной фигурой и изящными чертами лица, была очень умной и беспомощно отзывчивой. Она была моей личной рабыней не только на корабле Терсита, но и задолго до того. Я заполучил её в стальном мире, а впервые мы встретились на Тюремной Луне, куда я был заключён Царствующими Жрецами. Моё заключение было прервано набегом кюров, и я оказался на одном из стальных миров, том самом, на котором, как уже было отмечено, рассматриваемая брюнетка стала моей рабыней. На Тюремной Луне, по сути, до предела автоматизированной тюрьме, как, по-видимому, было задумано Царствующими Жрецами, я должен был быть побеждён и сломлен как воин в борьбе между плотским желанием и честью. О, это была изобретательная пытка. В моей маленькой, цилиндрической, прозрачной камере, в которую посредством труб и клапанов поставлялись кислород, вода и питательная жидкость, внезапно появились две изящные свободные женщины, точно так же как и я раздетые догола и беспомощные. И то, что именно эти две женщины оказались рядом со мной, ни в коем случае не было ни ошибкой, ни случайностью. Каждой из них, без ведома для них самих, была отведена своя роль, которую они должны были играть в интригах Царствующих Жрецов. Дело было даже не в том, что в пределах моей власти оказались две обнажённых красотки, причём такие, чья красота сделала бы честь сцене любого невольничьего аукциона на Горе. Надо признать, это было бы достаточно жестоко, ведь каждая из них была отобрана с особой тщательностью, с прицелом усилить мои страдания, довести меня до того, что я, разрываясь между желанием и честью, как бы я ни старался держать себя в узде, в конечном итоге неизбежно должен был бы уступить непреодолимым императивам природы, и использовать обеих девушек для своего удовольствия. Будь они рабынями, и не было бы никакой дилеммы, был бы только пир радости. Вот только обе они были свободными женщинами. Прежде всего, и я в этом нисколько не сомневаюсь, они были подобраны со всей возможной изобретательностью, как в физическом и физиологическом, так и в психологическом отношении, с привлечением всего технологического и научного арсенала Царствующих Жрецов, чтобы мы были непреодолимо привлекательными друг для друга. Честно говоря, иногда я, учитывая возможности технологий Царствующих Жрецов, их способность к предвидению и их знания мира, задавался вопросом, не могло ли быть так, что её, возможно, в течение многих поколений выводили специально для меня. Конечно, у нас был один родной язык, и, до некоторой степени, общий фон. Она, как и я, была англичанкой, и получила примерно такое же образование. Мы росли, по большей части, в окружении одной и той же культуры. Нас связывали, сознательно и подсознательно, тысячи крошечных нитей, из которых были сплетены наши биографии. Кроме того, мы были подобраны не просто как мужчина и женщина, но, и это было ясно, более глубоко, как хозяин и рабыня. Конечно, очнувшись голой на гореанской тюремной луне, обнаружив свою новую реальность, реальность узницы прозрачной капсулы, она была встревожена, потрясена, напугана и смущена. Что с ней произошло? Где она? Что произошло? Кто мог за этим стоять? Что значили при данных обстоятельствах эти радикальные преобразования, в чём смысл такого ошеломляющего, непредвиденного, пугающего лишения свободы? Другая женщина была человеческим домашним животным кюра. Как выяснилось, кюры иногда держат людей в качестве своих домашних питомцев. Кроме того, они ещё и используют людей в пищу, особых людей, специально выведенных и выращенных на мясо, словно рогатый скот. Фактически, вторая девушка была, пусть и свободным, но примитивным, привлекательным, необученным, невежественным маленьким животным. Её не учили человеческой речи, ни гореанскому, ни какому-либо иному языку, зато она могла немного понимать кюров, вероятно, на уровне миниатюрного домашнего слина, понимающего своё имя и некоторые простые команды. Однако в действительности за её первобытной энергией и красотой скрывались непомерные амбиции и живой, острый ум. Благодаря опеке зверя, отчасти кюра, отчасти человека, она быстро освоила человеческую речь. Последнее, что мне о ней было известно, это то, что она думала о себе как о Леди Бине. Где она находилась теперь, я не знал, но предполагал, что где-то на континентальном Горе. Всё это имело отношение к событиям, происходившим на далёком стальном мире. Фактически, я знал только то, что она и упомянутый зверь, который, как казалось, заботился о ней и был готов защищать её даже ценой собственной жизни, покинули стальной мир вместе со мной. Во время набега кюров на Тюремную Луну англичанка, в надежде избежать быть съеденной, объявила себя рабыней, и после такого заявления, понимала она это или нет, она являлась рабыней. Позже, я всё же надел на неё ошейник, сделав её своей рабыня. Если бы не то вторжение кюров, освободившее меня из того контейнера, можно не сомневаться, я поддался бы искушению и потерял бы честь, что стало бы для меня разрушением самого себя. Полагаю, что после этого Царствующие Жрецы либо казнили бы меня, либо просто выбросили бы где-нибудь в дикой местности Гора, где я мог бы влачить одинокое, жалкое существование, потерянный для самого себя, одинокий, отверженный, презираемый, нищий и опозоренный.