Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Вешки, Господин, — констатировала я.

— Ларлы внутри, — заключил он.

— Иногда их не выпускают, — заметила я, вспомнив, что именно от этого зависел мой первый побег.

— Скорее наше приближение заметили, — предположил мужчина. — Ларлов отозвали, но наблюдение, наверняка, усилено.

— Неужели так обязательно передавать меня пани? — спросила я.

— Конечно, — кивнул он.

— Что будет сделано со мной? — поинтересовалась я.

— Я уже возвращалась к вешкам, — призналась я, — случайно.

— Возможно, не так уж и случайно, — пробормотал мужчина.

— Я не понимаю, — растерялась я.

— Взгляни туда, — указал он сквозь деревья.

— Корабль, большой корабль! — воскликнула я.

— Мы успели вовремя, — прокомментировал он. — Корабль ещё на месте.

Было трудно что-либо разглядеть сквозь листву, но было очевидно, что большой корабль всё ещё пришвартован к своему причалу.

— Но времени до его отхода осталось не так много, — заключил мужчина.

— Господин? — не поняла я.

Тогда он развёл в стороны ветви и, указав на причал, сказал:

— Вон видишь, высокий шест к северу от причала, напротив кормы судна.

— Да, Господин, — кивнула я.

Я была уверена, что, когда я работала на причале, этого шеста там не было.

— На его верхушке, — продолжил он, — на лине, поднят вымпел.

Он указал на длинный, конический, треугольный, полощущийся на ветру лоскут ярко-алого шёлка. Вероятно, его можно было заметить с большого расстояния.

— Сейчас идут заключительные приготовления, — пояснил мужчина. — Спуск вымпела будет означать, корабль отдаёт швартовы и выходит в рейс.

— И за сколько дней до отплытия его должны были поднять? — поинтересовалась я.

— Я слышал что-то насчёт трёх дней, — ответил он.

— Но один или два дня уже могли пройти, — заметила я.

— Верно, — согласился он. — Скоро узнаем.

— Возможно, что он уйдёт уже сегодня, — предположила я.

— Нет, — покачал головой мужчина. — Насколько я знаю, отход планировался на раннее утро, чтобы максимально использовать светлое время суток.

— Тогда, возможно, завтра? — спросила я.

— Очень может быть, — задумчиво проговорил он, отпуская ветви и позволяя им вернуться на прежнее место. — Я не знаю.

— Тал! — раздался радостный голос.

— Аксель! — воскликнул мой сопровождающий.

— Я вижу, что Ты её всё-таки изловил, — сказал Аксель. — Отличная новость! Несомненно, учитывая, что она — варварка, это было делом несложным. Заходи внутрь вешек, а то мы хотим снова выпустить ларлов.

Я почувствовала рывок на кольце своего поводка, и поспешила вслед за своим провожатым. Вскоре мы уже были внутри периметра корабельного лагеря. Там, неподалёку от вешек, несомненно, томясь от ожидания, стояла необычно красивая рабыня, как и я темноволосая и тёмноглазая.

— Господин! — не в силах сдержать радости, воскликнула она и, опустившись на колени перед моим сопровождающим, облобызала его ноги, и подняв голову счастливо уставилась на него. — Мы так боялись за вас!

— И что Ты тут делаешь? — осведомился мой провожатый.

— Это я её привёл, — объяснил Аксель.

— То есть, Ты оказалась здесь вынужденно? — уточнил мужчина.

— Конечно, Господин, — кивнула она, расплываясь в улыбке. — Что я могла поделать? Ведь он — свободный мужчина.

— Так значит, это и есть Асперич? — буркнула я.

— Верно, — подтвердил мой провожатый и жестом дал понять девушке, что она может подняться.

— Она очень красива, — вынуждена была признать я.

— А это значит та самая Лаура? — не осталась в долгу Асперич.

— Да, — кивнул мой похититель.

— Она, кстати, тоже очень красива, — заметил Аксель.

— Ох? — у Асперич, похоже, перехватило дыхание.

— Конечно, — добавил Аксель.

— Я ожидала, что она будет другая, — заявила девица.

— В каком смысле? — полюбопытствовал Аксель.

— Более красивая, — пожала плечами Асперич.

Я знала, что была не из тех девушек, которые шли за пригоршни серебра или даже за золото. Тем не менее, я была уверена, что была достаточно красива. По крайней мере, некоторые мужчины считали именно так. Не говоря уже о том, насколько я популярна была в рабском бараке.

Асперич уставилась на меня. Почувствовав себя оцениваемой, я выправила тело. Рабыня прошлась вокруг меня, а затем снова встала передо мной.

— Ну да, пожалуй, Ты не лишена привлекательности, Лаура, — заключила она. — Неплохо выглядишь на поводке и в наручниках.

— Спасибо, — буркнула я.

— Правда, тебе не хватает одежды, — добавила она.

— Да, — не могла не признать я.

— А на мне туника, — похвасталась Асперич.

— Довольно короткая, — не удержалась я от колкости.

— Моему хозяину нравится показывать меня, — пожала она плечами. — Я принадлежу к тому виду рабынь, которым рабовладельцам не стыдно похвастаться, к тому виду, который они любят выставлять напоказ.

— У тебя красивая фигура и лицо, — польстила ей я.

— А Ты, должно быть, очень глупая, — заявила Асперич. — Это же надо додуматься, убежать. Ты — кейджера. Неужели Ты не знала, что у кейджеры нет ни единого шанса на побег? Впрочем, Ты — варварка, а все варварки глупы.

— Вовсе я не глупая, — возмутилась я.

— Уверена, Ты должна чувствовать себя глупо, — сказала рабыня, — ведь тебя привели обратно на привязи, голой и закованной в наручники, словно стреноженного верра.

— Да, я действительно чувствую себя глупо, — не стала отрицать я.

— Ты сделала очень глупую вещь, — покачала она головой.

— Да, — признала я. — Это было очень глупо.

— Возможно, Ты не так уж глупа, — констатировала Асперич. — Возможно, Ты просто была дурочкой.

— Да, я была дурой, — согласилась я.

— И возможно, теперь Ты больше не дура, — подытожила она. — Возможно, теперь Ты осознала, что Ты — рабыня, и что нет для тебя никакого спасения.

— Да, — кивнула я, — теперь я знаю, что я — рабыня, и что для меня нет никакого спасения, Госпожа.

— «Госпожа»? — удивлённо переспросила девушка.

— Да, — сказал я, — Вы выше меня. Вы — частная рабыня, а я — всего лишь лагерная рабыня.

— Мы — обе всего лишь рабыни, Лаура, — сказала Асперич.

— И я хочу быть рабыней! — призналась я.

— Все мы хотим быть рабынями, — прошептала она.

— Ну всё, хватит с нас бессмысленной болтовни порабощённых шлюх, — проворчал Аксель и, повернувшись к моему сопровождающему, сказал: — Я пойду в штаб лагеря, доложу о поимке рабыни, а Ты пока присмотри за ней.

— Присмотрю, — кивнул мужчина.

— А мне можно сопровождать Господина Акселя? — поинтересовалась Асперич.

— Можно, — разрешил он, — только следуй за ним как положено, красиво и изящно.

— Обязательно, — пообещала девушка, светясь от счастья.

Как охотно и радостно, подумала я, рабыня последовала за Господином Акселем. Конечно, мой сопровождающий должен был заметить это. Неужели его это нисколько не заинтересовало? Это заставило меня почувствовать неловкость. Конечно, помимо набегов, войн и других насильственных методов приобретения женщин, имеет место и обмен кейджерами в цивилизованной манере, с переговорами, покупкой и продажей. Но иногда, и мне об этом рассказывали, такие вопросы решаются посредством звона стали, особенно на большой дороге или в поле вне стен, вне юрисдикции архонтов и преторов. Я рискнула предположить, что навыки владения оружием у моего похитителя и Господина Акселя были примерно равны. Уверена, очень немногие из тех мужчин, которые были наняты и прибыли на север, возможно, за исключением рабочих и моряков, не обладали теми или иными из тёмных умений. Я предположила бы также, что некоторые из здесь присутствовавших даже могли быть из касты Воинов, хотя в данном случае, это, вероятно, были отступники или изгои, возможно, мужчины, которые приняли участие в мятежах, и даже те, которые отказались от Домашних Камней или предали свои кодексы, люди отчаянные и опасные. И я не считала, что поймавший меня человек, мог быть из тех, над кем можно было бы шутить безнаказанно. Тогда почему его ничуть не обеспокоило поведение его рабыни? Какой рабовладелец отнёсся бы к такому равнодушно? А может, Асперич уже была продана? Так нет же! Она встала на колени перед ним, изловившим меня, поцеловала его ноги и обратилась к нему как к Господину. Не мог ли он подумывать о том, чтобы избавиться от неё? Не мог ли он интересоваться некой другой рабыней? И не могла ли я быть ею? Но Асперич была настоящей красавицей! А с другой стороны гореанские мужчины, в зависимости от их средств, вполне могли позволить себе иметь и больше чем одну рабыню. В садах удовольствий Убаров и высоких торговцев могло находиться неисчислимое множество рабынь, и даже рабынь, купленных агентами, рабынь, о существовании которых их владельцы могли даже не иметь представления. Я слышала о Минтаре из Ара, которому принадлежали больше тысячи рабынь, правда большинство из них были прикованы цепями к станкам на его мануфактурах. А в высоких полисах были ещё и рабыни города, которых часто можно было увидеть на улицах в их коротких серых туниках и серых же металлических ошейниках. Мне очень хотелось надеяться, что мой похититель хотел меня. Уж я бы приложила все силы, чтобы понравиться ему, я не упустила бы ни одного из способов бессмысленной, презренной рабыни, чтобы он остался мною доволен! Как я стремилась бы оставаться единственной невольницей частного рабовладельца! Я не думала, что смогла бы перенести наличие соперницы, что смогла бы разделить своего владельца с какой-нибудь другой девкой. Я надеялась, что красотка Асперич не станет причиной кровопролития между Господином Акселем и поймавшим меня мужчиной. Как странно, подумала я, что гореанские рабовладельцы, для которых мы незначительны, в чьих ногах мы — ничто, относящиеся к нам с высокомерным презрением свободного человека к животному, готовы убивать за обладание нами. Действительно ли мы так уж бессмысленны для них? Впрочем, успокоила я себя, они с Господином Акселем — друзья. К чему им обнажать сталь друг против друга. Но Асперич была девушкой очень красивой, а ведь даже ради менее достойных женщин отточенная сталь могла внезапно разделить друзей. Но не могло ли быть так, что мой похититель не имел интереса оставлять Асперич для себя. Разве она, как и любая рабыня не была безделушкой, которую можно было подарить, стоит только у хозяина появиться такому желанию? Однако моему похитителю, я была уверена, рабыня понадобится. Он был таким мужчиной. Были ли в состоянии, спрашивала я себя, многие из мужчин моего родного мира хотя бы представить себе, что на свете существуют мужчины столь властные, столь мужественные и зрелые, столь страстные и похотливые, столь доминирующие и сильные, столь бескомпромиссные и требовательные, что они превращают женщин в рабынь, поскольку они хотят видеть их таковыми, своей собственностью, товаром, животными и ничем иным. И они хотят владеть своими женщинами, категорически и абсолютно. Мы — их бесправное имущество. Я предположила бы, что очень немногие из мужчин моего прежнего мира, равнодушного и серого, могли бы, не то что понять, но хотя бы представить себе такое. Уверена, что и немногие из женщин моей прежней планеты когда-либо находили себя объектом такой страсти, столь интенсивной, жестокой и требовательной, что утолить её не могло бы что-либо иное, кроме как абсолютное обладание ими, как собственностью, как вещью, ничто иное как, видеть их полностью принадлежащими их господину. По-видимому, они не смогли бы даже понять такую страсть, такое желание, возможно, до того момента, когда они нашли бы себя в ошейнике, бесправным объектом этой страсти. Пусть, оказавшись в ошейнике, они понимают, что принадлежат, как может принадлежать любой предмет, полностью и безоговорочно. Пусть они теперь стремятся быть подходящей собственностью, приемлемым имуществом. Пусть они из всех сил стараются быть приятными, полностью приятными, всеми доступными рабыни способами, поскольку если они не смогут этого достичь, их ждёт плеть, а она не приятна.