Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Господин Аксель, — решилась заговорить я, — пошёл к моим владельцам пани, чтобы сообщить им о моей поимке?

— Да, — кивнул мой конвоир.

— А Вы, значит, должны присмотреть за мной и доставить к куда следует? — спросила я.

— Совершенно верно, — ответил он.

— Как и подобает поймавшему и вернувшему меня? — уточнила я.

— Это ожидается, — подтвердил мужчина.

— То есть, я должна снова оказаться в своей конуре, — заключила я, вспомнив длинное, низкое, бревенчатое здание, в котором меня, вместе с несколькими другими лагерными девушками приковывали на ночь.

Он посмотрел на меня, и не смог прочитать выражение его лица.

— Я надеюсь, мне разрешат тунику, — предположила я.

— Маловероятно, — покачал он головой.

— Но ведь это будет оскорбительно для меня, — заметила я. — Мне же будет стыдно перед моими подругами рабынями.

— Они же не убегали, — развёл он руками.

Мы заметили рабыню, проходившую мимо с корзиной, полной влажных мужских туник, на голове. По-видимому, она возвращалась либо от реки, либо от одного из корыт прачечной, которые заполнялись дождевой водой.

— На ней кандалы! — прошептала я.

— И не на ней одной, — сообщил мне мужчина. — Вероятно, она из одного из портовых городов. Там люди имеют некоторое представление о Тассе. Ты же в курсе тех слухов, что ходят по лагерю, очень надеюсь, что они ложные, о том, что безумный Терсит вместе с пани намереваются направить свой большой корабль мимо Дальних островов и отправиться на поиски Конца Мира. Так что нет ничего удивительного в том, что точёные, соблазнительные лодыжки некоторых кейджер, наиболее вероятно тех, кто больше остальных знают об опасностях такого путешествия, теперь украшены браслетами, соединёнными меньше чем футом цепи.

— Понимаю, — кивнула я.

— Не бери в голову, — усмехнулся он. — Такие браслеты красиво смотрятся, да и цепь не тяжёлая. Это — женская цепь. В целом всё вместе выглядит довольно привлекательно.

— Вам нравится видеть нас в цепях, не так ли? — осведомилась я.

— Конечно, — не стал отрицать мужчина. — Любая женщина прекрасна в цепях.

— Я поняла, — вздохнула я.

— Хотя цепи эффективны сами по себе, впрочем, как и в случае любого другого животного, — сказал он, — не стоит забывать про эстетические и психологические аспекты этого. Твёрдый, неумолимый металл предоставляет прекрасный контраст с мягкой, уязвимой, беспомощной плотью, которой он ограничивает свободу. Рассмотри вовлеченные цвета, структуры, различия в сущности. Представь его тяжесть на её конечностях. Даже звук звеньев, может быть содержательной, сияющей музыкой. Разве женщина не прекрасна в цепях? В действительности, большинство таких аксессуаров разработано, чтобы увеличить красоту женщины, например сирик. То же самое касается и психологических аспектов. В конечном итоге, закована она в цепи или нет, у рабыни нет ни единого шанса на побег, на спасение. Но мужчинам нравится видеть её столь уязвимой, беспомощной, лишённой свободы передвижения, для мужчин естественно любить, чтобы столь красивое и желанное животное было полностью зависимо от его милосердия. Точно так же, конечно, цепи оказывают свой психологический эффект и на женщину, делая для неё абсолютно ясным тот факт, что она — рабыня, полностью и беспомощно находящаяся во власти своих владельцев, чего она, собственно, желает сама.

Я не стала отвечать на речь своего провожатого. Ему совершенно не нужно было знать, насколько сексуально стимулирующим был для меня ремешок в его руке, который, казалось, объявлял меня взятым на поводок животным, и рабские наручники, державшие мои руки за спиной, и вес цепей, которые я иногда носила, и даже цепь на моей лодыжке, которой меня приковывали на ночь в конуре. Как возбуждали меня прутья клетки, верёвки на моём теле, команды хозяина, лёгкость и краткость туники, моя нагота! Да и сама неволя, сам по себе мой статус, как я того и ожидала ещё на моём родном мире, то что я должна принадлежать, то, что от меня ждут беспрекословного повиновения, было мне в радость. Как я теперь жалела свободных женщин, и как понимала, почему они нас так ненавидели. Мы были самыми радостными и самыми истинными среди женщин, рабынями наших владельцев.

— Значит, Вы отведёте меня к моей конуре, — заключила я.

— Нет, — сказал он.

— Я не понимаю, — удивилась я.

— Вы будешь содержаться другим способом, — пояснил мужчина.

— Пожалуйста, — попросила я, — оставьте Лауру себе, сохраните для себя!

— Ты мне не принадлежишь, — напомнил он.

— Она должна быть вашей, — настаивала я. — Она ваша рабыня!

— Мне казалось, что Ты меня ненавидела, — усмехнулся он.

— Я люблю вас! — заплакала я.

Моя левая щека взорвалась болью, голова мотнулась в сторону. Пощёчина была внезапной, жестокой, злой. Меня развернуло, я покачнулась и, наверное, упала бы, если бы не его левая рука, перехватившая поводок прямо у ошейника и удержавшая меня на месте. Слезы брызнули из моих глаз. Щека горела. Я опустилась на колени, лишь только он ослабил свой захват. Я стояла перед ним на коленях, вынужденная смотреть на него, вдоль натянутого втугую поводка, намотанного на его кулака.

— Простите меня, Господин, — всхлипнула я.

Он смотрел на меня сверху вниз, и в его глазах светился дикий, злой, свирепый огонь презрения, того презрения, с которым свободный человек может смотреть на рабыню.

— Даже животное может любить своего хозяина, — глотая слёзы, прошептала я.

— Не смей говорить о любви, Ты, грязная тарскоматка, — процедил он. — Ты не свободная женщина, Ты — та кто Ты есть и кем должна быть, Ты — никчёмная рабыня. Ты — вещь, которую будут использовать, товар, купленный для работы и удовольствий, для необузданных восторгов неописуемых удовольствий, которые будут получены из твоего тела всякий раз, когда и как твоему хозяину может захотеться.

— Так используйте меня! — взмолилась я и тут же сжалась, увидев его занесённую для нового удара правую руку. — Пожалуйста, не бейте меня, Господин!

Удара не последовало, мужчина опустил руку, но продолжал держать поводок туго натянутым, не позволяя мне опустить свою голову.

— Неужели Господин не хочет Лауру? — спросила я.

— Тебя следует скормить слинам, — заявил он.

— Вы часто и подолгу ласкали меня в лесу, — всхлипнула я. — Вы сделали меня такой, что я не могла не ответить вам, как рабыня отвечает своему владельцу.

— Точно так же Ты ответила бы на прикосновение любого мужчины, — презрительно бросил он.

— Мы — рабыни, — вздохнула я.

— У меня просто никого другого не было под рукой, — объяснил он.

— Да, Господин, — не стала настаивать я.

Тогда мужчина ослабил натяжение поводка, и я с благодарностью опустила голову.