Джон Норман - Контрабандисты Гора [ЛП]

— Давайте обойдём это место, — предложил я, не сводя глаз с возвышавшихся перед нами монстров, — поскольку, боюсь здесь мы в опасности, и пойдём дальше на встречу с вашими друзьями.

— Они и есть мои друзьями, — указал на монстров Тиртай.

— Эти животные? — опешил я.

— Присмотрись к ним внимательнее, — посоветовал мне он.

— Я вижу, что они связаны кожаными ремнями, — сказал я, заметив отсветы огня, блестевшие на широких полосах кожи.

— Они не связаны, — сообщил мне Тиртай. — Это своего рода сбруя. Неужели Ты не видишь на ней снаряжения? А ещё обрати внимание на металлические кольца на их левых запястьях.

— Их хозяин ещё и подвесил большие золотые кольца в уши одного из них, — заметил я.

— У него, несомненно, есть лорд, — кивнул Тиртай, — где-то, вероятно, очень далеко отсюда, но ни в коем случае не хозяин.

— У них, должно быть, довольно слабые органы чувств, — предположил я, — поскольку даже за мгновение до нашего появления они не знали о нашем присутствии.

— Уверяю тебя, — усмехнулся мужчина, — они прекрасно знали о нашем присутствии. Их кажущаяся неосведомлённость, почти дремота, нужна была, чтобы успокоить нас.

— Чтобы заманить нас? — уточнил я.

— Думаю, не на сей раз, — сказал он.

— Они повернули свои головы, только когда мы почти наступили на них, — заметил я, — правда, признаю, сделали они это очень быстро.

— Честно говоря, я сомневаюсь, что они могли это контролировать, — пояснил Тиртай. — Думаю, что это было рефлексивное движение, когда мы достигли некоторого критического расстояния. Эти существа могут контролировать себя только до определённых пределов. Об этом нужно помнить. Порой они опасны даже для друзей и союзников. Их уши повернулись одновременно. Ты заметил?

— Нет, — ответил я.

Вообще-то было довольно темно. К тому же всё произошло очень быстро. Действительно ли, спрашивал я себя, Тиртай заметил движения их ушей, или только впоследствии понял, что это имело место. Теперь уши стояли торчком, уставившись на нас, словно большие глаза, способные видеть звук.

— Наше появление здесь вовсе не было для них неожиданностью, — сообщил мне Тиртай. — Они способны услышать шаг полевого урта в траве в дюжине шагов от них.

— Вы говорите о них так, словно они — люди, — заключил я.

— В чём-то они подобны людям, — заверил меня он, — но они отличаются от нас, очень отличаются.

— Это была слишком неожиданная встреча, — сказал я. — К счастью для них я не успел выхватить меч и не напал на них.

— К счастью в первую очередь для тебя, — хмыкнул мужчина.

— С чего бы это? — удивился я. — Они же безоружны.

Прямой удар обоюдоострым гладием сначала в того, который слева, и затем обратное движение вправо. Оба удара в горло, лёгкие, как шорох, который едва можно услышать, но достаточно глубокие, чтобы вспороть гортань. Клинок нельзя загонять на всю длину, это следует делать ровно настолько, насколько это необходимо. Тот, кто использует гладий как мясник, вряд ли будет использовать его долго, возможно, лишь однажды.

— За твоей спиной стоит ещё один, — сообщил мне Тиртай.

Я медленно, очень медленно, обернулся.

Первое, что я увидел, это огромный топор, потом я разглядел руки, или лапы его сжимавшие, а потом и третьего зверя, ещё более крупного, чем двое других. Я даже не слышал, как он приблизился к нам со спины. Для такого крупного животного он двигался с неожиданной незаметностью. Безусловно, точно так же делают слин и ларл, когда охотятся. Но если он охотился, то на кого в таком случае он мог охотиться? В это мгновение меня осенило, что он мог находиться позади нас, скрываясь в тени, почти невидимый в ночи, в течение довольно долгого времени. Позже я сообразил, что наш путь к огню был очищен от сухих листьев и палок. Лесник, возможно, насторожился бы, отметив такой нюанс, как отсутствие звука своих шагов. Но я не был лесником. Очевидно, с нашего пути также убрали кусты и торчащие ветки, чтобы мы подошли к двум, сидевшим у костра животным, словно по проторенной дороге. Подозреваю, что Тиртай знал об этом, но счёл это приемлемым. Возможно, он чувствовал, что никакой альтернативы ему всё равно бы не предоставили. Я окинул зверя, нависающего надо мной, оценивающим взглядом. Он стоял немного присев, сжимая огромный топор в одной руке. Мужчина, даже очень сильный, с трудом бы смог поднять этот могучий инструмент или оружие, не говоря уже о том, чтобы им владеть. В руках же этого зверя древко казалось немногим больше, чем палкой. Таким огромным двойным топором одним мощным ударом можно было срубить небольшое дерево. Я нисколько не сомневался, что этот монстр мог разрубить им мужчину в две части.

Я не заметил в звере каких-либо признаков возбуждения или агрессии, скорее, внимание и бдительность. Какой силы ураган, спрашивал я себя, мог прятаться в такой могучей фигуре? Уверен, он был там, под этой мохнатой шкурой. Я буквально кожей чувствовал, что молнии и громы притаились в ожидании, сидя в засаде, скрываясь до поры до времени. Он напомнил мне взведённый арбалет, с болтом на направляющей. Достаточно лёгкого давления пальца на спусковой крючок, и огонь, кипящее, бурлящее озеро расплавленного камня, спрятанное в этой живой горы, только и ждущее подходящей возможности, вырвется наружу. Я рассматривал зверя. У меня не получалось прочитать выражение его лица. Я не мог прочитать на его лице или морде, ни выражения, ни его намерений. Он не морщил морду, не обнажал клыков, не издавал никаких звуков, ни ворчания, ни рычания. Лишь ноздри немного раздувались. Я обратил внимание, что его уши были опущены назад и прижаты к голове.

— Только не делай резких движений, — предупредил Тиртай.

Признаться, у меня и не было никаких намерений делать что-то подобное.

Тогда Тиртай повернулся к двум животным, присевшим у костра, поднял руку ладонью внутрь, и поздоровался:

— Тал.

Один из монстров поднял маленькую металлическую коробочку, почти исчезнувшую в его ладони. Именно в этот момент я встревожено отметил, что суставов в его пальцах было больше чем у людей, отчего они скорее походили на щупальца. Кроме того, этих пальцев было по шесть на каждой руке.

— Они могут говорить? — спросил я.

— По-гореански? — уточнил Тиртай.

— Конечно, — кивнул я.

— Некоторые, — ответил он, — довольно своеобразно. Большинство не могут.

— Как именно? — полюбопытствовал я. — Они же животные.

— А Ты можешь говорить на их языке? — поинтересовался он.

— А что, у них есть язык? — удивился я.

Серия звуков, далёких от человеческой речи, но скорее близких к тому, что можно было бы ожидать услышать от хищника, ларла или слина, донеслась из горла того из животных, которое держало крошечную коробочку, или то, что таковой казалось.