Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Джейн и Ева, вместе со мной подошедшие к первому фургону, держались рядом со мной.

Мужчина отвернулся.

— Пожалуйста, Господин! — воскликнула Джейн, падая на колени.

— Господин! — вторила ей Ева.

Господин Десмонд обернулся и окинул их взглядом.

— Пожалуйста, Господин, — повторила Джейн. — Пожалуйста, разрешите Аллисон говорить! Я не знаю, что она натворила, но я уверена, что она очень, очень сожалеет. Аллисон очень мучается. Пожалуйста, позвольте ей говорить!

— Да, Господин, — поддержала подругу Ева. — Мы просим за неё, поскольку сама она ничего сказать не может! Пожалуйста, разрешите Аллисон говорить.

— Она всего лишь рабыня, такая же девушка в ошейнике, как и мы! — продолжила Джейн. — Пожалуйста, будьте милосердны, Господин!

— Простите её, Господин, — попросила Ева. — Она несчастна! Она раскаивается! Пожалуйста, Господин!

— Мне кажется, — хмыкнул Десмонд, — что вы обе тоже хотите испытать на себе модальность немой рабыни.

— Нет, Господин! — отпрянула Джейн.

— Нет, нет, Господин! — всхлипнула Ева.

— Здесь удобное место, достаточно широкое, чтобы разместить фургоны, — сказал Десмонд. — Мы не первые, кто разбивает здесь лагерь, и вряд ли будем последними. Вероятно, в этом месте останавливаются бригады строителей, охотничьи партии или кто-то ещё. Где-то поблизости должен быть родник. Найдите его, наберите воды, напоите тарларионов и оботрите их.

— Да, Господин, — почти хором сказали Джейн и Ева, вскакивая на ноги.

Лишь когда они удалились, он повернулся ко мне и, посмотрев сверху вниз, усмехнулся и сказал:

— Какие у тебя глупые подруги.

Я издала тихий благодарный звук, проскулив один раз. В моих глазах стояли слезы.

Они что, решили, что смогут поколебать гореанского мужчину? Неужели они не понимали смысла наказания, под которое попала их сестра по цепи? Какими смелыми им надо было быть, чтобы решиться на вмешательство? Понимали ли они, на какой риск пошли? Я предположила, что нет. Не исключено, что они ещё не до конца осознали тот факт, что были рабынями. Возможно, они всё ещё не поняли значения ошейников на своих шеях, и того, что для них означало носить ошейник? Уверена, большинство рабовладельцев связали бы их и выпороли за подобное безрассудство. Воля господина это не то, что можно подвергать сомнению. Рабыня должна склонить голову перед волей хозяина.

— Вот уж никогда бы не подумал, — хмыкнул мужчина, — что у такой рабыни как Ты могут быть подруги.

Я не могла понять посыла его слов. С какой стати он стал думать обо мне так? Как жаль, что я не могла говорить!

И тогда мне вспомнилось, как в своё время Астринакс от имени игорного дома устраивал мою покупку у Менона. Насколько я поняла, что, и Астринакс, и Менон, сочли, что я буду хорошим приобретением для такого места. Там самое место для девушки, готовой подлизываться и улыбаться, притворяться взволнованной, демонстрировать энтузиазм, той, которая смогла бы ловко сыграть тревогу и сочувствие, вовремя подать клиенту напиток, убедить его остаться за столом, спровоцировать их на безрассудство в игре, несмотря на то, что это может привести к потере состояния и чести, к позору, бродяжничеству и нищете.

Но, конечно, они должны были понимать, что на мне ошейник, что в таких вопросах мне не оставили никакого выбора! Или они хотели, чтобы я делала такие вещи плохо? Такие обязанности были лёгкими и приятными. А разве в противном случае я не рисковала бы попасть в поля, прачечные, общественные кухни, тарларионовые стойла или мануфактуры?

И я помнила, как меня проверили вопросом о леденце.

Конечно, я украла бы конфету, если бы мне представилась возможность сделать это безнаказанно. Какая умная девушка в подобной ситуации смогла бы удержаться и не воспользоваться такой возможностью? Неужели разумная девушка, при указанных обстоятельствах, поступила бы как-то иначе?

Несомненно, Астринакс не стал скрывать это, от того в чьём подчинении я находилась!

— Склони голову до земли, — приказал мне Господин Десмонд, — оставайся в такой позе десять енов, а затем можешь подняться и делать, что хочешь.

Он даже не счёл нужным поручить мне какое-нибудь дело!

Пока я стояла на коленях, мимо меня ходили люди. Джейн и Ева принесли вёдра. Свободные мужчины занимались своими делами.

Когда я поднялась, я рыдала.

Я прошла вдоль фургонов и зашла за последний. Здесь был самый солнцепёк, и, как правило, здесь никто не появлялся. Обычно это было самым лучшим местом, чтобы побыть в одиночестве. Внезапно я замерла как вкопанная. Я увидела, как на отдалённом холме под высоким каналом акведука на мгновение вспыхнул свет, который, судя по всему, можно было заметить только с того места, где я стояла.

— Хо, рабыня, — раздался голос за моей спиной. Это был голос жестокого, бородатого Трачина.

Я резко обернулась.

Рабыня быстро привыкает к тому, что её рассматривают как рабыню, откровенно оценивая черты её лица и линии фигуры, раздевая взглядом и так далее.

А потом я оказалась в его объятиях. Он, согласно привилегиям свободного мужчины, воспользовался губами беспомощной рабыни. Я тихонько заскулила, слабо пытаясь показать свой протест. Меня пугал живой отклик моего тела. Насколько же становишься слабой, насколько переполненной потребностями, как только твою шею окружает ошейник! Думаете, с вами, благородная Госпожа было бы иначе, окажись каждый ошейник на вашей шее? Конечно, нет, Вы же не рабыня! Однажды, ночью в лагере, на второй день после отъезда из Венны, он облапил меня и, подтолкнув, прижал спиной к одной из могучих колон или опор, поддерживавших акведук. Но тогда его окликнул Астринакс и подозвал к фургонам, так что ему пришлось бросить меня, лишь попробовав вкус рабыни.

— Да, — усмехался он в этот раз, чуть ослабляя объятия, — из тебя выйдет горячая маленькая таста.

Я попыталась вывернуться, но была беспомощна в его руках. Как он мог сказать такое? Конечно, он не получил от меня удовлетворения, ну, если только самую малость. Я была женщиной в ошейнике. Что я могла поделать со всем этим? Разве мы не принадлежим мужчинам, таким мужчинам?

Моя туника, и без того от влажная пота из-за жары, под его руками мгновенно промокла насквозь.

— Что Ты видела? — шёпотом спросил мужчина.

Я испуганно покачала головой. Разумеется, он знал, что я была наказана и не могла ему ответить.

Он толкнул меня к широкому, высокому колесу фургона, и я увидела кончик ножа перед моими губами.

— Ах, да, — хмыкнул Трачин. — Тебе же запрещено говорить. Трудно ответить, когда тебе приказали молчать. А если язык разрезать в длину, то говорить будет ещё труднее. А если вообще отрезать, то говорить станет невозможно. Ты меня поняла?