Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Мы — настолько же естественная и реальная часть вашего мира, как его чистый, незагрязненный воздух, который вы вдыхаете. Вы даже не задумываетесь о нашем присутствии, не больше, чем о любом другом из других ваших домашних животных. Вы видите нас на своих улицах, на ваших рынках, делающими покупки, краем сознания отмечаете нас, прикованных цепью к уличным кольцам за шеи или лодыжки, в ожидании наших хозяев. Конечно, вам случалось видеть нас по праздникам, идущими на поводках, за нашими, прогуливающимися владельцами. Разве мы не повсюду? Не мы ли торопимся по поручениям наших господ? Не мы ли работаем в ваших домах, кухнях и полях. Не мы ли обслуживаем вас в пага-тавернах, иногда нагими, если не считать ошейников и шнурка с колокольчиками? Не мы ли, степенно одетые в длинные туники, как рабыни-служанки, помогаем вашим свободным женщинам с их сложными украшениями, духами, одеждами и вуалями? Уж не думаете ли вы, что мы не собираем для них сплетни и не приносим их для того, чтобы они могли использовать эту информацию в своих мелких интригах и кознях? Не мы ли сопровождаем их паланкины? Разве не нас вы найдёте в военных лагерях и стойлах? Не мы ли обслуживаем вас в ваннах? Разве не считается большим удовольствием для ваших гостей, иностранных послов и прочих чужаков, увидеть нас на улицах ваших городов и, несомненно, сравнить с теми, кого они видели у себя дома? Не мы ли так хорошо подходим к вашей красочной архитектуре, вашими широким бульварами, прекрасным статуям и фонтанам и, конечно, к вашим обширным, тенистым общественным садам и паркам с их уединенными, извилистыми тропинками? Конечно, ваши рабыни — одно из восхищений, одно из удовольствий и радостей вашего мира. Не трудно понять, почему вы не ни за что и никогда даже не задумаетесь о том, чтобы позволить нам ускользнуть из наших ошейников. Вы хотите видеть нас в них, и мы в них останемся. Действительно, кто, как не дурак освободил бы рабскую девку?

Отрицайте, если вам так хочется, но я обнаружила, что в вашем мире такие как я не только приняты в качестве одного из видов ваших домашних животных, но и, в некотором смысле, ценимы. Уверена, вам известно много шуток и песен на эту тему. Не мы ли самый разыскиваемый товар вашего мира? Не ради нас ли штурмуют цитадели, ходят в набеги, нападают на караваны, не ради того ли, чтобы сковать нас голых караванной цепью и отвести на ваши рынки? Уверена, вы не сможете отрицать нашу важность, какой бы незначительной она ни была. Разве мы не самый особенный вид среди ваших животных, пусть обычно нас продают дешевле слина, а за тарна дадут в десятки раз больше чем за самую красивую из нас? Думаю, что всё именно так и есть. И я думаю, что вы не захотели бы обходиться без нас. Нет. Разве мы плохо работаем? Разве мы не красивы? И вы находите много чего, для чего нас можно было бы использовать.

Иногда меня поражает ваш мир.

Здесь, в отличие от моей прежней планеты, рабство для таких как я не подвергается сомнению. Его полезность, ценность, естественность и уместность поняты и приняты. Разве в мире, живущем по законам природы, там, где естественный порядок вещей усовершенствован и усилен ритуалами, традициями и институтами цивилизации, не найдётся места для таких как мы? Разве это не естественное право естественного владельца владеть рабыней или рабынями? И разве это не естественное право естественной, страдающей от потребностей рабыни, стоять на коленях перед своим владельцем? То, что начиналось в пещерах с верёвок, сплетённых из сухожилий убитых животных, вполне может процветать на бульварах, где тонкие, изящные браслеты надёжно удерживают миниатюрные женские запястья за их спинами.

Мы живём под вашими плетями и носим ваши цепи.

Уверена, это достаточно очевидно.

Но так ли несчастна наша судьба?

Женщины отличаются от мужчины. Очень отличаются. Разумеется, вам это известно.

Здесь женщины, такие как я, находят себя очень реальной частью очень реального мира. Здесь мы точно знаем, кто мы и кем мы должны быть.

Здесь у нас есть роль и идентичность, к слову сказать, неизбежная и наложенная на нас, хотели мы того или нет, роль и идентичность животных, всего лишь рабынь. Но присмотритесь к нам и к нашей природе, пусть и нет никакого смысла в том, чтобы присматриваться к рабыням. Вы же не думаете, что у рабынь нет природы, даже притом, что их природа настолько презренна, что едва ли стоит того, чтобы её стоило замечать?

Да, у нас действительно есть наша природа.

Или, может быть, вы думаете, что все удовлетворение и удовольствие достаётся владельцу? Так вот нет. Почему мы обычно выглядим такими довольными, буквально сияющими от счастья? Неужели вы никогда не задались вопросом, как такое может быть? Многие из нас, будучи однажды порабощены, брошены к ногам мужчины, наконец-то находят себя. Оказавшись в неволе, мы узнаём, что принадлежим к рабскому полу. С этого момента, всё чего мы желаем от всего своего сердца, это быть рабынями, рабынями достойными наших владельцев. Можете ли вы, свободные, понять это? Лично я подозреваю, что ваши свободные женщины могут. Не исключено, что они просыпаются посреди ночи от собственного крика, комкая мокрые от их пота простыни.

Ваш мир — мир природы, в котором существуют доминирование и подчинение, и здесь я узнала, что не являюсь той, кому положено доминировать. Безусловно, я знала это и раньше, ещё на своей планете, на которой такие вещи также со всей очевидностью признаны, но яростно отрицаются. Зато этого никто не отрицает здесь, и я изучила это стоя на коленях и глядя в глаза рабовладельцев.

Кому-то надо быть рабынями, а кому-то господами.

Почему рабыня не должна быть рабыней, и господин — господином?

Как долго мы ждали наших владельцев! Как мы нуждаемся в них! Как драгоценны для нас наши хозяева, и как мы, дрожа от страха и страсти, спешим служить им, ублажать их, причём, именно как рабыни!

И я, со своей стороны, довольна. Я принадлежу своему ошейнику. Так что, держите меня в нём.

И всё же, при всём при этом, я — всего лишь рабыня и порой я вздрагиваю от ужаса. И мы не можем выбирать наших хозяев. Нас могут купить и продать, обменять и подарить, использовать в качестве ставки в пари и украсть. Нас можно игнорировать, презирать и избивать. Кто знает, к чьим плетям мы должны будем покорно прижимать губы в следующий момент?

Меня взяли прямо в вестибюле общежития.

Я услышала мужской голос, звавший меня снизу. Удивлённая и несколько напуганная, я спустилась по лестнице, уговаривая себя, что это, конечно, были рабочие, вызванные миссис Роулинсон. Вот только куда подевалась она сама? Я встряхнула головой. Дело было ближе к вечеру. Я помню, как косые лучи осеннего солнца проникали через окна. Так или иначе, необъяснимо для меня самой, прикорнув после обеда на часок, я проспала почти до заката. Но где же всё это время была миссис Роулинсон? И куда пропали мои сокурсницы, мои сёстры по женскому сообществу? Общежитие, это большое здание, казалось вымершим.