Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

Наконец вечеринка подошла к концу, гости разошлись, а наши сёстры по сообществу, смеясь и болтая, утомленные, но взволнованные, удалились в свои комнаты. Нам троим, мне, Еве и Джейн разрешили снять с себя колокольчики и переодеться в нашу привычную униформу из пёстрой клетчатой ткани. Но лишь после того, как мы убрали со столов, привели в порядок комнату и перемыли всю посуду, миссис Роулинсон приказала нам встать в шеренгу, зашла нам за спину и одну за другой избавила нас от ошейников.

— Вы можете поблагодарить меня, — сообщила она, закончив с этой процедурой.

— Спасибо, миссис Роулинсон, — выдавили из себя мы, а затем, заливаясь слезами, убежали в свои комнаты.

Тот встревоживший меня сон, о котором я уже упоминала, приснился мне спустя несколько дней после описанной вечеринки. Да, это был очень странный и пугающий сон, в котором мне казалось, что в моей комнате появились мужчины, придирчиво меня исследовавшие, в то время как я изо всех сил пыталась проснуться, вынырнуть из сна, беспомощно привязанная за запястья и лодыжки к углам кровати, пока мужчины совещались. А когда я всё-таки проснулась, то первым делом, ещё не отойдя от ночного испуга, вскрикнула. Лишь спустя мгновение я к своему облегчению поняла, что я в своей собственной комнате, что я в безопасности. Странно, но я была раздета, очевидно, каким-то чудом умудрившись во сне выскользнуть из своей длинной ночной рубашки. Некоторое время я оставалась в кровати, отходя от испуга, даже притом, что мне уже было ясно, что я находилась в своей собственной комнате. Однако спустя ещё немного моя тревога мне самой стала казаться глупой, и я решила отнестись к этому сну, при всей его кажущейся реальности, как к забавному пустяку. Но уже в следующее мгновение я закричала от ужаса, и именно на этот мой крик, в мою комнату вбежали Ева и Джейн, а за ними и миссис Роулинсон.

— Это сон, — сказала я, прижимая к себе одеяло. — Это просто дурной сон!

Миссис Роулинсон покинула мою комнату последней, причём, перед тем как выйти она понимающе улыбнулась, правда смысл этого пришёл ко мне гораздо позднее. Причина моего крика была проста. Следы от шнура на моих запястьях и лодыжках.

— Эй, рабыня, — окликнула меня она. — На колени!

— Ты же не свободная женщина! — возмутилась я. — Ты что, чем-то отличаешься от меня? Тот лоскут ткани, который на тебе надет, является такой же насмешкой над одеждой, как и то, что ношу я! Или Ты думаешь, что я не вижу металлическое кольцо, окружающее твою шею, которое, я уверена, заперто на замок? Если я не права, то сними его, и я сразу встану перед тобой на колени.

— Ах Ты, варварка! — прошипела рабыня.

— А разве мы чем-то отличаемся? — поинтересовалась я. — Мы теперь — то же самое, что варварки, что гореанки!

— Нет! — воскликнула она.

— Меня могут продать за столько же, за сколько и тебя, а может даже больше! — заявила я.

Эти замечания, как и те, что последовали далее, перечисленные ранее, не были чем-то беспрецедентным в пикировках между рабынями гореанского происхождения и чужестранками вроде меня, товарами, привезёнными с Земли, особенно когда они незнакомы друг с дружкой. К этому времени я провела на вашей планете три месяца и четыре руки перехода. Как вы, наверное, могли заметить, я была не лишена тщеславия ошейника. Я буквально предположила, что на торгах за меня могли бы дать больше чем за неё, хотя она была гореанкой. Безусловно, тут многое зависело от покупателей. Мне не потребовалось много времени на то, чтобы понять, что ко мне и другим, таким как я, гореанские женщины, как свободные, так и рабыни обычно относились с презрением. Зато я вскоре обнаружила, что мужчины, хотя и зачастую расценивают нас как низших и никчёмных, не были так уж неуязвимы к нашему очарованию. Конечно, они азартно торгуются за нас, предлагая всё более высокую цену. Они очень даже не прочь увидеть на нас свои ошейники. А мы нуждались в мужчинах и лелеяли надежду быть купленными ими, поскольку только они могли предоставить нам защиту от женщин. Мы должны были всего лишь служить им с нетерпеливым и презренным совершенством и всеми, какие только возможны, рабскими способами. Ясно, что во всё это вовлечено нечто большее, чем простая враждебность женщин, как к некой конкретной сопернице, так и ко всем остальным в целом, или обычная подозрительность к тем, что хоть в чем-то отличается от тебя, неважно в лучшую или в худшую сторону. А мы, импортный товар, стоим дорого и приносим хорошие прибыли. Несомненно, с одной стороны, это было результатом иного, экзотического оттенка товара, но с другой, и я думаю, ни у кого не возникало в этом сомнений, цена, заплаченная за нас, была следствием качества предложенного товара. Когда город пал под напором завоевателей, или караван взят налётчиками, мужчины обычно добавляют к своей цепи всё, что попадается под руку. Но если есть время, чтобы раздеть женщину и исследовать, её могут плетями прогнать от воинского лагеря или от догорающих фургонов. К своему унижению и гневу, она была отвергнута. Она оказалась недостаточно привлекательной, чтобы быть рабыней. Её получилось бы продать, в лучшем случае в качестве кувшинной девки. И наоборот, к отбору девушек, привозимых с Земли, очевидно, подходили с большой тщательностью, учитывая их красоту, интеллект и, я подозреваю, так или иначе, хотя мне не до конца ясно, как это можно оценить, латентную и, в конечном итоге, не поддающуюся контролю, страстность. Откровенно говоря, я не вижу причин полагать, что женщины Земли, в целом, в чём-то превосходят или уступают своим гореанским сёстрам, как и, конечно, что те лучше или хуже в сравнении с нами. На мой взгляд, мы практически идентичны. Как ни крути, все мы — женщины и люди. С другой стороны, у гореан есть эпитет: «рабски красивая», что ясно даёт понять, что женщина достаточно красива, чтобы быть рабыней. Соответственно, женщины в ошейниках, гореанки они или нет, чаще всего являются тем видом человеческих самок, которые представляют интерес для мужчин. И, как вы могли бы вспомнить, прошу меня простить за напоминание, импорт с Земли приобретён не наугад, скажем, в силу военных действий или набега. Товар отбирается с большой заботой, очевидно, мужчинами или женщинами, являющимися профессионалами в таких вопросах. Я часто вспоминаю миссис Роулинсон, которая, как я подозреваю, приложила руку к моей судьбе и, возможно, к судьбам многих других землянок. Интересно, забавляет ли её, вспоминая о нас, представлять, во что мы могли бы теперь превратиться. Временами мне казалось, что её голос звучал как-то по разному, то он был молодым, то, казалось, принадлежал женщине взрослой, умудрённой опытом, занимающей определённое положение в обществе. В общем, я пришла к тому, что стала подозревать, что она была не той за кого себя выдавала, что она была внедрена в наше женское сообщество с некоторой целью. Помнится, как-то раз она, говоря о себе, использовала формулу «свободная женщина». В то время я была просто озадачена, но теперь эта её оговорка казалось мне фактом весьма значимым. Она обмолвилась об этом незадолго перед тем, как потребовала, чтобы мы встали перед нею на колени. Если миссис Роулинсон была гореанкой, или как-то сотрудничала с гореанами, то она, конечно, попала туда, куда надо, в то самое место, где можно было исследовать и оценить множество надменных, тщеславных, умных, культурных, красивых молодых женщин, причём женщин удачно собранных в одном месте, женщин, удобно размещённых и доступных, в некотором роде, самоотобранных красавиц, которые, оказавшись в ошейниках, могли бы представлять интерес для мужчин. Я часто вспоминала о Еве, Джейн и других своих сёстрах по нашему сообществу. Особенно меня интересовала судьба смазливой, высокомерной Норы, которая теперь могла бы оказаться по другую сторону хлыста. Я упоминала о тщеславии ошейника. О да, я быстро изучила, что это такое. Я узнала, что была той, о ком говорят рабски красивая, как и о том, что рабыня является самой желанной и возбуждающей из человеческих самок. Какая женщина смогла бы устоять перед такой лестью, даже если это была лесть цепей, туники, ошейника и плети? Какая женщина, при её-то тщеславии, оказалась бы нечувствительна к такому комплименту, пусть и сделанному ей с помощью шнуров и наручников? Как она смогла бы не понять данную ей награду, оказанную ей честь, и плевать, что при этом её бросят среди самых низких и самых никчёмных из животных, среди рабынь, среди самых желанных из женщин. Так что, я быстро научилась гордиться своей красотой и её значимостью. Ошейник можно рассматривать просто как аксессуар, устройство, предписанное Торговым Законом, идентифицирующее рабыню и часто, если на нём сделана гравировка, то и её хозяина. Свободные женщины могут расценивать его как знак неполноценности и деградации, и с социальной точки зрения, возможно, небезосновательно. Но, с моей точки зрения, и, что ещё важнее, с точки зрения мужчин, это ещё и знак качества, символ того, что женщину нашли достаточно желанной, достаточно красивой, достаточно интересной для мужчин, чтобы на неё надеть ошейник. Так что, неудивительно, что свободные женщины, вынужденные скрываться под бременем своих неудобных одежд и, возможно, как знать, кипя от потребностей, подозревая, какие радости сулит ошейник, так ненавидят нас.