Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

К тому моменту, когда Грендель вошёл в комнату и занял своё место, и надо заметить почётное место, перед самым центром постамента, здесь уже собралось что-то около двух десятков кюров.

Его прибытие не осталось незамеченным, и многие из присутствующих кюров, проводив его взглядом, принялись что-то возбуждённо обсуждать.

Грендель, насколько я поняла, был фигурой известной и, возможно, важной.

Несколькими енами позже, раздался резкий, плавно затухающий звон. Я предположила, что это был результат удара по одному из небольших гонгов, звуками которых, среди других праздничных символов, Леди Бину приветствовали в Пещере.

Вслед за этим из-за занавеса появились Тимарх и Лисимах, и, раздвинув половинки портьер, открыли проход, скрывавшийся позади.

Мне трудно было определить, насколько глубок был этот проход. Он был погружён в полную темноту.

Через мгновение мне показалось, что во мраке прохода что-то скрывается. Я даже немного привстала с пяток и напрягла глаза. А потом меня охватил страх, потому я поняла, что там действительно что-то было. Спустя пару инов, из прохода донёсся звук, который я была не в состоянии как-то внятно интерпретировать. Это было как царапанье металла по камню, перемежающееся с резким, быстро затухающим скрипом вращающегося колеса.

Теперь я уже была уверена, что в проходе что-то есть, но оно остановилось. Потом оно снова двинулось вперёд, но быстро остановилось ещё раз. Мне показалось, что я увидела блеск металла. Выходит, это была некоторого рода машина. По крайней мере, оно не было живым существом. А затем оно внезапным броском выскочило на постамент, и я не смогла удержаться от того, чтобы не вскрикнуть. Другие кейджеры тоже в страхе закричали, поражённые увиденным. Внезапно одна из них закричала снова, на этот раз от боли, поскольку кто-то из кюров схватил её за волосы и согнул головой до пола.

Перед нами была машина, это было очевидно, однако спустя мгновение, я уже не была полностью уверена в том, что она не могла быть живой. Она, словно настороженно, замерла посреди постамента, а затем опустилась, припав брюхом к полу. У машины имелось четыре глаза, или чего-то подобного глазам, два в передней части и два на металлических стеблях, поднятых над телом и способных поворачиваться в разные стороны. Таким образом, этот механизм мог видеть то, что происходит позади него, не поворачиваясь всем телом. Присутствующие кюры, включая Гренделя, остались невозмутимы. Это ясно указывало на то, что им уже приходилось видеть это, или что-то подобное прежде. Как ни странно, хотя это была всего лишь своего рода машина, ей было оказано всяческое почтение. Трудно описать машину, которая каким-то странным образом казалась живой, возможно, даже мыслящей, и даже умной. В целом оно напоминало краба. Гладкое, округлое, тяжёлое, дискообразное, металлическое тело опиралось на четыре сочленённых конечности, с помощью которых оно могло перемещаться. Ещё больше сходства с крабом добавляли высовывающиеся по бокам из тела два длинных, металлических манипулятора, оканчивавшихся огромными мощными клешнями. На теле спереди, чуть ниже и дальше в стороны от нижних глаз, имелись ещё два углубления, назначения которых я в тот момент понять не смогла.

Тимарх, а за ним Лисимах, начали что-то нараспев скандировать по-кюрски, а спустя пару мгновений к ним присоединили свои голоса остальные кюры, присутствовавшие в комнате. Затем Лисимах начал произносить серии коротких рыков, и каждый из кюров в помещении ответил на каждый из этих звуков одинаковым коротким рыком. Тем временем механический краб поднял те глаза, что были закреплены на стеблях и принялся обводить ими комнату. Я заметила, как они не короткий миг вперились в Гренделя, а затем меня словно холодом обдало, когда я почувствовала их взгляд в моём направлении. С каким облегчением я вздохнула, когда они медленно и по-своему изящно переместились на другую перспективу. Похоже, машина, равнодушная к пению и последующему произнесению явно повторяющихся фраз, со столь же явно идентичным механическим ответом, использовала появившуюся возможность, чтобы осмотреть и просчитать каждую фигуру в комнате.

Раздался новый металлический звон, и комната погрузилась в тишину, всепроникающую напряжённую тишину. А затем я почувствовала, как волосы у меня на затылке встают дыбом. Да что на затылке, дыбом встала каждая волосинка на моём теле.

Звуки, однозначно звуки кюрской речи, хотя и с некоторым оттенком искусственного произнесения, начали доноситься из чрева машины.

У меня появилось безошибочное понимание, пугающая иллюзия, что машина была живой, хотя я точно знала, что этого быть не могло. Однако что-то, конечно, тем или иным способом управляло этим устройством, говорило через это устройство, возможно, даже чувствовало через него.

Очевидно, имела место беседа в основном между Луцием, Тимархом, Лисимахом и машиной. При этом, меня не оставляла уверенность, что они говорили с машиной, обращались к ней и рассматривали её так, словно она была живой, разумной, муслящей, и сознающей себя таковой. Более того, всё выглядело так, что и машина обращалась к ним, говорила с ними, взаимодействовала с ними, как если бы она была разумной, сознательной и рациональной.

Один раз механический краб обратился к Гренделю, который поднялся в ответ на уделённое ему внимание. Устройство что-то говорило Гренделю в течение некоторого промежутка времени, и однажды Грендель отпрянул, словно поражённый услышанным, мне даже показалось, что он чуть не упал, и начал дрожать. Он не казался испуганным, но я никогда прежде не видела у него такой реакции. Затем, немного погодя, по окончании речи машины, Грендель принял прежнее положение, столь характерное для кюров в покое.

Вдруг сзади до меня донеслись звуки волнения. Обернувшись, я увидела, открытую дверь, и стоящую на пороге фигуру, в которой я, к моему изумлению, узнала кюра, с которым успела близко познакомиться в прошлом. Это был тот самый слепой кюр, которого мы решили назвать Терезием. Вслед за ним в комнате появились двое кюров железной цепи, которые, как оказалось, заострёнными палками толкали слепого кюра перед собой. Посредством этих палок, ударами и тычками, Терезия направили к подножию постамента, где он остановился, потерянный и несчастный, крутя головой, словно пытаясь что-то увидеть своими пустыми глазницами. Пока его вели, другие кюры спешили убраться с его пути, как если бы они не испытывали желания контактировать с ним.

Следующие слова, произнесённые машиной, были явно обращены к нему, но они остались без ответа. Слепой кюр лишь присел и опустил голову, словно стыдясь чего-то.

Тогда вперёд выступил Луций и, обращаясь к Терезию, сначала начал яростно рычать и шипеть на него, а потом ударил, аккуратно, твёрдо, возможно, церемониально, по обеим щеками. На лице Терезия появились двенадцать ран, быстро набухающих кровью. Терезий не предпринял даже попытки сопротивляться, как-то защитить себя, или ударить в ответ. И тогда все кюры в комнате начали творить то, что я могу назвать только надругательством над их травмированным соплеменником. Даже Грендель вскочив на ноги, присоединился к общему потоку брани, и именно в ответ на это отреагировал Терезий. Он повернул к Гренделю залитую кровью, слепую голову, а затем, своими широкими лапами, закрыл пустые углубления, где когда-то были его глаза, как будто был не в силах видеть то, что он мог увидеть, если бы мог видеть. После этого Терезия ударами и тычками заострённых палок выгнали из комнаты.