Джон Норман - Заговорщики Гора [ЛП]

— Эти вещи трудно понять, — нарушил повисшее молчание Десмонд из Харфакса, — но я уверен, что кюр, называемый Агамемноном, не погиб в далёком мире, а по-прежнему жив, причём находится на Горе.

— И живёт он маленькой коробочке? — усмехнулся один из мужчин.

— Должно быть, он был очень маленьким кюром, — засмеялся другой.

— Живёт, верно, — согласился Десмонд, — но не так, как вы думаете. Настоящее, природное тело Агамемнона, с конечностями и органами, конечно, мертво, вероятно, уже несколько столетий.

— Тогда он мёртв, — заключил Клеомен.

— Однако у них есть устройства и технологии, — продолжил Десмонд из Харфакса, — с которым мы незнакомы. Что есть чувства и мысли, слух и зрение? Уверен, вам известно, что человек, потеряв ногу или руку, зачастую продолжает их чувствовать, хотя их больше нет. А иногда тело может быть подвергнуто пыткам и разрушению, и при этом не почувствовав вообще никакой боли. Вы упираете палку в грунт и говорите, что чувствуете землю, и это, конечно, выглядит именно так, но это — иллюзия. Самое большее, что вы могли почувствовать, это давление на ваши пальцы или руку. А во сне, разве вы не видите, не слышите, не чувствуете, не действуете, хотя при этом вы даже не покидаете своей постели? Конечно, для того, чтобы тело было защищено, нам желательно чувствовать, скажем, боль в травмированной конечности, чтобы быть в состоянии удалить её из опасности или склониться к этому, но конечность можно чувствовать, когда её больше не существует. Как можно было бы существовать без этих иллюзий, без этих драгоценных, неоценимых, замечательных иллюзий? Вы открываете глаза и видите мир, но как это происходит? Мир как-то стимулирует вас, каким-то образом подталкивает, чтобы вы составляли о нём определённое представление. Ваши глаза не выбрасывают сети и втягивают деревья и горы в вашу голову. Вспомните свои сны. Мир, который заставляет вас видеть и чувствовать, может быть совершенно не похожим, на те образы и ощущения, которые он производит, и всё же это так или иначе связано с теми образами и ощущениями, без которых мы не смогли бы выжить. Накопленные знания и опыт находятся внутри тела, а не вне его. Это сосредоточено в мозге. Мозг — вот чем вы думаете, видите и чувствуете.

— Чушь! — выкрикнул один из мужчин. — Я открываю глаза и вижу мир перед собой. Так же как и любой из нас.

— Верно, — поддержал его другой товарищ.

— Я вижу тебя, — сказал третий.

— Конечно, — согласился Десмонд из Харфакса, — но это видение находится внутри вас, а не снаружи. То, что вы видите внутри себя, не обязательно идентично тому, что находится снаружи. Эти образы отличаются. Они — две разные вещи.

— Это какая-то ерунда, — заявил кто-то из его оппонентов.

— Давайте всё же предположим, что рассказ, поведанный нам рабыней, правдив, — предложил Десмонд из Харфакса. — По-видимому, Тимарх и Лисимах, которые, судя по всему, являются постоянными смотрителями контейнера, его неизменными компаньонами или преданными опекунами, не оставили бы его или его жителя, даже ради такого важного собрания. Однако контейнера не было в поле зрения, посему, я рискну предположить, что он всё же присутствовал, просто был тем или иным образом вставлен в машину и каким-то образом связан с нею настолько, что мог видеть, чувствовать, думать, говорить и общаться посредством этой машины.

— То есть, Ты полагаешь, что это был мозг, — подытожил Клеомен, — живой мозг, так или иначе связанный с внешним миром.

— Я в этом уверен, — заявил Десмонд из Харфакса. — Кроме того, я полагаю, что должен быть некий путь, посредством которого мозг, в своём контейнере, посредством этого контейнера или его конструкции, может общаться с внешним миром. Таким образом, контейнер сам по себе, скорее всего, тоже является машиной, телом для мозга. И я подозреваю, основываясь на рассказе рабыни Аллисон, что этот контейнер мог бы быть вставлен во множество тел, с различными способностями и силами.

— Да ерунда это всё, — бросил какой-то мужчина.

— Представьте себе, — предложил Десмонд Харфакса, — мозг могущественного, внушающего страх, почти легендарного вождя, огромного гиганта, кюра из кюров, который поддерживают в живом состоянии, уважают и боготворят. А теперь представьте себе ужасную сосредоточенность чувств этого мозга, чудовищность его амбиций, ярость от потери своего тела, силу сфокусированного, экстраординарного разума, не желающего принять компромисс или ограничения, но желающего иметь свой путь. Представьте, что этот безжалостный ум решил влиять на миры, что этот ни с чем несравнимый интеллект, непобедимый, властный, уязвлённый поражением, возжелал возместить потери и с фанатичным упорством продолжает преследовать свои цели, чтобы вернуться из изгнания победителем, с ресурсами целой планеты за спиной.

— Ерунда, — повторил всё тот же мужчина.

— Колоссальные силы могут быть задействованы в этом сражении, — добавил Десмонд из Харфакса, — силы, по сравнению с которыми люди — маленькие, слабые, хрупкие создания, немногим больше полевых уртов, мечущихся в траве, под ногами шагающего тарлариона.

— Нам хорошо платят, — заметил один из присутствующих. — Давайте заберём наше золото, и пусть будущее само позаботится о себе.

— Только вот это будет будущее, в котором тебе вряд ли найдётся место, — предупредил его Десмонд из Харфакса.

— И всё же, — нарушил молчание Клеомен, — когда две горы уравновешены на весах, достаточно самой легчайшей гирьки, чтобы склонить чашу весов в ту или другую сторону.

— Верно сказано! — похвалил Господин Десмонд, тот самый мужчина, под плетью которого я жаждала сжаться.

— И какова же эта легчайшая гирька, которая могла бы нарушить этот баланс? — поинтересовался Клеомен. — Какой легчайший удар сможет стать решающим в этой великой войне?

— Возможно, никакой, — ответил Десмонд из Харфакса. — Но мне приходит в голову только один удар, маленький, но с далеко идущими последствиями, лёгкий, но обладающий немедленным эффектом.

— И каков же он? — спросил один из мужчин.

— Уничтожение Агамемнона, — ответил Десмонд.

— Ты безумен, — заявил спрашивавший.

— Нет его здесь, — сказал другой.

— Если бы он здесь был, мы бы увидели, — добавил третий.

— Луций — самый главный из кюров в Пещере, — настаивал четвёртый.

— Агамемнон умер давно, — поддержат его пятый.

— Это всем известно, — сказал второй.

— Как можно убить того, кто давно мёртв? — поинтересовался третий.

— Как бы то ни было, контейнер, о котором мы говорили, должен быть захвачен, — заявил Десмонд из Харфакса.

— В том контейнере хранят алмазы. Ты просто хочешь забрать их себе.

— Нет! — возмутился Десмонд из Харфакса.