Сэмюел Сайкс - Десять железных стрел [litres]

К счастью, для скотского поведения крови во мне было еще предостаточно.

– Что тебе предложила Революция, Сэл? – прорычала Веллайн, приближаясь. – Деньги? Виски? Или ты пала так низко, что одного кровопролития уже достаточно, чтобы заманить тебя к ним на службу?

– Я не работаю на Революцию, – ответила я и отступила на шаг.

Она заметила.

– Думаешь, я поверю, что ты просто так оказалась на борту корабля, готового убивать граждан Империума?

– Слушай, со мной всякое дерьмо случается часто, – ответила я и вдруг прищурилась. – Погоди, а что ты…

– Не оскорбляй меня. Не оскорбляй людей, которых собиралась уничтожить, – сказала Веллайн, направляя на меня клинок. – Этот аэробль направляется прямиком к Благодати. Это любой дурак поймет.

– Благодати? – Лиетт поправила очки и поднялась на ноги. – Имперские поселения? Нет, это ошибка.

– На борту этого корабля много ошибок. Если ты заодно с Какофонией, то станешь одной из них, – глаза Веллайн вспыхнули фиолетовым светом. – И я вымараю каждую.

Веллайн исчезла. Я сглотнула каждую крупицу боли, страха и усталости, бросаясь к Лиетт. Она закричала, падая под градом искр, когда наши клинки встретились над ее головой. Моя рука рванула вперед и схватила Веллайн за горло. Я не могла позволить ей снова исчезнуть, использовать магию. Она извивалась в моей хватке, притягивая нас ближе, так что я уже не могла использовать против нее меч. Она знала, что делает. Знала, что у меня уже устала рука.

Знала, что нужно всего лишь подождать.

Она надавила, я поддалась. Она наклонилась ко мне, моя рука задрожала. Ее глаза, застывшие, острые как холодная сталь, вонзились ненавидящим взглядом в мой череп, требуя сдаться, потому что я заслужила поражение, уверяя, что я не смогу ее победить. Мои глаза…

Мои глаза были прикованы к фигуре, стоявшей на палубе позади нас и державшей в руках смехотворно большое ружье.

Я отскочила в сторону, рухнула на Лиетт. На лице Веллайн отразилось недоумение. Меньше всего она ждала такого исхода схватки. С другой стороны, пари держу, что в финале не предусматривалось и злобного жужжания ружья.

Посреди палубы, окровавленная и избитая до состояния полутрупа, стояла Третта Суровая, силясь удержать гигантскую двустволку Паладина.

– Десять тысяч лет, – промолвила Третта.

И ружье вместе с ней.

Визг металла и севериума наполнил воздух, массивный ствол сплюнул пули. Они пронеслись по палубе, неумолимой волной устремившись к Веллайн. Она исчезла, появившись через мгновение после того, как пули разорвали лестницу, но дуло продолжало за ней следить. Веллайн металась, то прочь, то снова возвращаясь, отбивая выстрелы там, где не могла исчезнуть, но град пуль был бесконечен, и Третта отказывалась прекратить огонь.

Оружие было сделано для Паладина, поэтому без доспеха, на который его можно было закрепить, оно бы, в конце концов, разнесло женщину на куски. Я полагала, мне должно было польстить, что Третта пошла на такое, лишь бы лишить Веллайн удовольствия убить меня. Эта честь, по мнению Третты, принадлежала ей.

Я просто разрывалась между двумя особами, жаждавшими получить мою голову. Что же делать бедной девушке?

Ха.

А, если серьезно, то ситуация была откровенно паршивой.

– Давай, ну давай же. – Я подняла Лиетт на ноги, помогла подняться по лестнице к рубке и подтолкнула к железной двери. – Открывай, открывай!

– Да-да, – бормотала она, доставая перо и чернильницу.

Я глянула через плечо и увидела, что Третта куда-то прогнала Веллайн.

– Какого хера ты возишься? Говорю же – открывай!

– У меня нет сраного ключа! – огрызнулась Лиетт. – Мне надо прописать ее открытой. Просто держись.

Она обмакнула перо в чернила и принялась строчить на дверных петлях. Рев ружья стих до пронзительного завывания, когда закончились патроны. Третта выругалась и принялась перезаряжать, воткнув обойму в патронник.

Я глянула на Лиетт.

– Ты не могла бы, твою мать, пожалуйста, поторопиться?

– Есть быстрый способ и есть правильный, – ответила она, не отводя взгляд от своих сигилов. – Кстати, а почему так много женщин жаждут тебя убить?

– Нет времени объяснять, – проворчала я.

– Ты… с ними знакома?

– Я же сказала, нет времени объяснять!!!

Патронник ружья звучно захлопнулся, ствол снова ожил.

– И-и… – Голос Лиетт застыл на долгой мучительной паузе, пока она заканчивала сигил. – Готово.

От них исходил слабый свет. Из-за двери послышался мягкий щелчок. Сзади раздался взрыв выстрелов. Я толкнула дверь, услышав, как она застонала, и Лиетт ввалилась внутрь. На меня обрушился град осколков, пули загрохотали по палубе. Я нырнула вперед и захлопнула дверь.

Я прижалась к ней, закрыв глаза. Тело содрогалось от ударов железа, когда сотни пуль тщетно лупили в дверь. Я подождала, пока пение ружья не превратилось в слабый недовольный ропот.

Я все еще жива, сказала я себе. Окровавленная, избитая, с трясущимся под мясом скелетом, но все еще живая. Как только я повторила это достаточное количество раз, чтоб самой поверить, то позволила себе рухнуть.

– Сэл, – шепотом позвала Лиетт, ее рука легла на мое плечо.

– Я в порядке, – выдохнула я. – Просто нужна минутка, чтоб кишки не выблевать.

Она оторвала мой подбородок от пола:

– Смотри.

Я послушно посмотрела.

Двадцать пустых глаз ответили мне взглядом. Я кое-как подтянулась на заднице, нащупала револьвер. Я так беспокоилась о тех, кто пытался убить меня по ту сторону двери, что забыла про возможных людей, жаждавших меня убить, по эту.

– Нет, Сэл, – Лиетт схватила меня за запястья. – Смотри.

Штурвальная кабина делилась на два уровня. На нижнем стояли, тесно прижавшись друг к другу, столы для составления карт и механические приборы для навигации. На верхней палубе, где высились обзорные иллюминаторы, через которые виднелась бурлящая серая пелена, стояло капитанское кресло и рулевое колесо…

И Реликвия.

Реликвия. Больше трех тягловых птиц вместе взятых. Творение невозможной геометрии, парящее в воздухе между рядами наспех расставленных, исписанных сигилами аппаратов, которые удерживали ее на одном месте. Она лениво висела, бросая вызов гравитации, как будто это само собой разумеющееся, пульсируя слабым светом, который то разгорался, то тускнел с каждым ударом сердца.

Моего сердца.

Я не могла на нее смотреть, даже пробовать понять ее форму – сразу болела голова. Но не могла и отвести взгляд. Она была странно притягательна, рождала то самое болезненное любопытство, что заставляет приподнять похоронную простыню и глянуть на тело под ней. Чем дольше я смотрела, тем меньше мне хотелось отворачиваться. И чем пристальнее я вглядывалась, тем больше понимала…