Сьюзан Деннард - Потому что ты любишь ненавидеть меня: 13 злодейских сказок [антология]

– Ты не сможешь показать мне замок? – просит Джек. – Я не хочу быть грубым... Только нельзя осуждать меня за любопытство!

«Я не хочу быть грубым», – сказал вор.

Джек хочет узнать, что еще он может стырить, и не более того.

Но у меня уже сто лет не было гостей, и в последний раз, когда они были... ситуация, скажем так, сложилась не так, как я планировала.

Так что я говорю Джеку, что для начала я должна потереть его краем своего свитера, чтобы корпия и озон перебили человеческий запах. Меньше всего нам надо, чтобы папа ринулся вниз по ступеням с воплем «фии-фи-фо-фум!».

Этот древний боевой клич в древнем языке великанов обозначал «сражайся! разрушай! завоевывай! подчиняй!», но с веками сильно деградировал и сейчас значит нечто вроде «я весьма раздражен!».

Я смотрю вниз на Джека, который, выпрямившись, макушкой едва достает мне до вершины колена. В этот момент он тянет ко мне руки, и кажется таким беспомощным и вызывающим доверие... таким человечным.

Он нравится мне и в то же время вызывает отторжение.

Я обхватываю его ладонью, и может быть виной всему мое воображение, но мне кажется, что я ощущаю, как его сердце отчаянно колотится о кончики моих пальцев. Сжимаю немного сильнее, и его хрупкие ребра прогибаются, кости хрустнули, а мышцы кажутся мягкими, точно вода.

Кровь и плоть – та же вода.

– Ой!

Вскрик Джека звучит так отчаянно, что я едва не роняю его.

– Что?

– Ты раздавишь меня!

Раздавишь меня. Вызов. Проверка.

Только долю секунды, но я чувствую себя наэлектризованной.

Я не извиняюсь, поскольку не к лицу великану, особенно королевского рода, извиняться перед человеком. Но я ослабляю хватку и сажаю Джека на правое плечо.

Наверху лунный свет отражается от тяжелых медных сосудов в кухне, мерцание исходит от древних каменных стен.

Я прохожу через кухню и направляюсь прямиком в зал для приемов, чтобы показать Джеку картины и скульптуры – все созданные людьми, – собранные многими поколениями нашей семьи. Ускоряю шаг, когда мы минуем небольшую комнату, в центре которой стоит огромный бронзовый бык, и рога его блестят серебром в падающем через окно луче.

Я ненавижу маслянистый, горелый запах, что, как кажется, прилип тут к стенам.

– Что это? – Джек указывает на статую. – Никогда не видел, чтобы железного быка ставили в доме.

– Он из бронзы.

– Ха... а я ожидал развешанные по стенам чучела людей... или хотя бы головы.

– Не смеши меня, – я хмыкаю.

– А поднеси меня ближе! – просит он.

Я понимаю, что он не отступится просто так, и подхожу к скульптуре.

– Удивительно... Могу я посидеть на нем? – интересуется Джек.

Меньше всего мне нужно, чтобы он свалился и нашумел.

– Никоим образом. Это не игрушка.

Это его не убеждает:

– Да ладно тебе. На пару секунд.

Со вздохом я снимаю его с плеча, и вновь ощущаю позыв сжать ладонь, сдавить изо всех сил. Власть над жизнью и смертью, вот она, в моей руке, почти божественная мощь. Но я просто ставлю Джека на голову быка и смотрю, как вор съезжает на шею бронзового зверя.

– Я как-то провел лето в Техасе, – говорит он. – Там был ресторан, где подавали арахис в чашках. Открываешь орешек, и скорлупу кидаешь на пол, так что весь пол там был покрыт шелухой, – тут он оперся руками, точно гимнаст о снаряд, и выпрямил ноги. Прекрасно... По крайней мере, было. И еще там шел судебный процесс...

И дальше... о чем я и говорила.

Рука Джека соскальзывает, он орет и едва не грохается на пол.

И тут я слышу мерзкий голос той проклятой штуковины, о которой напрочь забыла.

– Слишком поздно! Слишком поздно! И что это за молодой наглец?! Человек! Проклятый вор! Пусть заплатит кровью! – несется по замку.

Я бросаюсь к изрисованному деревянному шкафчику, висевшему на стене – тут хранятся магические предметы из самых-самых, те, которые папа и мама и мои пра-пра-пра-пра-я-могу-остановиться-тут-ведь-всё-понятно-дедушки и прабабушки собирали внизу, среди людей на протяжении последних двух тысяч лет.

Я знаю, что он открыт, поскольку мама запирает шкафчик лишь тогда, когда приходит время больших праздников и множества гостей.

Если ты принадлежишь к королевскому роду, это не значит, что ты идиот.

Я открываю дверцу, тянусь к верхней полке, и крепко хватаю продолжавшую верещать арфу: теперь, когда ее разбудили, эта штуковина не заткнется просто так, ее нужно успокоить.

На самом деле это бюст женщины в одеянии цвета перламутра, изображенной с арфой в руках. Но ее строгое лицо прячет мерзкий и предательский характер: она не отступит, если появится шанс сбросить кого-нибудь под реактивный самолет, и не упустит шанса поорать насчет того, что кто-то тут разнюхивает, когда вы просто зашли на кухню за куском еды.

Я зажимаю пальцами струны, чтобы на них нельзя было играть, а другой рукой подцепляю Джека с бычьего загривка.

Сверху доносится подобный грому звук, и я узнаю его – проснулся папа.

Я бегу обратно в подвал, и дальше прямиком к окну.

– Время уходить! – заявляю я, пропихивая Джека через отверстие и выталкивая арфу за ним.

Она чуть меньше стандартного инструмента, так что он утащит ее без труда.

– Эта фигня покрыта золотом? – спрашивает он.

Арфа задыхается от возмущения:

– Я не «фигня»! И я вовсе не покрыта золотом!

– Покрыта-покрыта! – шиплю я. – Давай, вали!

Джек колеблется, глядит на меня, склонив голову, с неким странным выражением. Так что я думаю – ага, это может быть тот момент в истории, когда парень говорит нечто неуместное, а девушка высмеивает его в ответ, и затем следует неловкое молчание, и они стоят рядом... потом он делает шаг и несмело целует ее. Ну вы знаете, как оно бывает.

Так вот, ничего подобного не происходит.

Во-первых, Джек в четыре раза меньше меня, так что имеются некоторые проблемы с логистикой и телесной механикой, во-вторых, папа уже громыхает по лестнице, ведущей в подвал, и я могу вообразить, как при одном взгляде на Джека он начинает орать «я убью тебя, гаденыш!».

И в отличие от родителей во всех ТВ-историях, папа говорил бы буквально, а лишив жизни моего «дружка», он велел бы приготовить его на обед, в лучшем случае на ужин.

Так что забудем про поцелуй.

Джек возникает из облаков примерно раз в две недели, но я никогда не знаю, когда точно он появится, поскольку он сам этого не может предсказать: все связано с магическими бобами, что действуют по-разному в зависимости от фазы луны. Нужно три боба, чтобы вырастить стебель, а у него остается меньше половины сумки, поскольку он израсходовал несколько горстей прежде, чем разобрался с технологией.

Однажды, например, он вскочил на стебель, едва тот появился, как обычно, но тот вырос только наполовину.