Тим Скоренко - Стекло [litres]

Внезапно я понял, что под ногами больше ничего не скрипит. Раньше толстый наст всё-таки поскрипывал, проминался – но теперь мы шли точно по асфальту, гладкому и аккуратному, какой можно встретить только там, где его однажды положили и больше никогда по нему не ездили. Я посмотрел под ноги – поверхность оставалась белой, но не была ни льдом, ни снегом, ни Стеклом. Она напоминала матовую пластмассу с мелкими пупырышками, не позволявшими ботинкам скользить.

«Послушайте, тишина какая», – сказал Цифра.

И в самом деле не только шаги стали беззвучными. Всё вокруг как будто замерло, исчезло. Великое ничто окончательно потеряло земной облик и превратилось в мир до того, как создатель, если таковой существовал, слепил из глины первую стену, разделив свет и тьму. Мы плыли в космосе, и у нас под ногами было ровно то же самое, что над головой, и то же было впереди, и позади, и по бокам, и мне даже захотелось развести руки, загрести пустоту, точно воду, оттолкнуться от неё – и взлететь.

«Уже близко, – сказал Проводник. – Кажется, я не совсем верно рассчитал расстояние. Завтра придём».

С одной стороны, я хотел дойти, как и любой из нас. Я хотел завершить этот навязчивый квест, поставить точку. С другой, ощущение близкого финала не могло не пугать. Завтра мы либо умрём, либо… вот тут многоточие прерывало ход моих мыслей, поскольку у смерти не было толковой альтернативы. Всё проще: мы или умрём, или не умрём, вот и все дела.

Надо было делать привал. По прикидкам Проводника идти было ещё часа три, а приходить к цели уставшими – плохой вариант. Лучше остановиться в последний раз и утром двинуться в путь, чтобы достигнуть Источника в более или менее свежем состоянии.

Всё было как обычно. Мы поставили шатёр, сгрудились внутри, достали энергопайки и усердно их поглощали, делая вид, что ничего не произошло. Но в воздухе всё равно висело напряжение, которое дополнительно подчеркивалось чрезмерным простором – если тринадцать человек помещались в столовой с трудом, то одиннадцать уже имели определенное пространство для манёвра. И это пространство раздражало. Требовалось больше энергии, больше движения, чтобы почувствовать чужое плечо, рефлекс «не двигайся резко, чтобы никого не толкнуть» потерял смысл. Ощущалась нехватка, недостача, будто из пейзажа, на который смотришь много лет подряд, какой-то негодяй-дровосек решил вырубить дерево, – и мир никогда уже не будет прежним.

– Это последний день, – сказал Проводник. – Я давно думал, что нужно сказать что-то торжественное, и я был уверен, что кто-то из вас уйдёт, хотя не мог предсказать кто, и тем более не знал, что он уйдёт ещё до привала. И то, что я хотел сказать, в какой-то мере потеряло смысл, потому что мысль была проста: если вы хотите уйти, у вас есть последний шанс. Если вы войдёте в круг, риск станет необратимым. Я не утверждаю, что вас ждёт смерть, как, впрочем, и меня, но я не могу обещать, что вы останетесь в живых. Поэтому если хотите уйти – уходите.

Мы сидели и молчали. Болтун уже сделал то, что хотел. Хотел ли вернуться кто-нибудь ещё? Я не знаю. Сам я был уверен, что пойду до конца.

– Ты хочешь коснуться, – сказал Шимон.

– Да.

– И что будет? Только не отвечай «я не знаю». У тебя же есть предположения.

– Есть, – кивнул Проводник. – Я стану сверхчеловеком. Обрету доселе невиданные способности. Например, превращать в Стекло всё, чего коснусь. Или смогу растворять Стекло, плавить его. Что-то такое. А может – просто умру.

– Превращать в Стекло всё, чего коснёшься, – это плохая способность.

Проводник усмехнулся.

– Это да. Жил-был однажды царь, который услужил богу и получил в подарок способность превращать всё, к чему прикоснётся, в золото. Сперва он радовался, но потом обнаружил, что не может есть, поскольку еда, которую он берёт, тоже становится золотой. А потом он случайно коснулся своей дочери, и она превратилась в золотую статую.

– Я слышал другую версию, – сказал Энди. – В ней он не успел коснуться дочери, но сразу после неудачного обеда побежал к богу, чтобы тот забрал его дар, и тот предложил ему искупаться в реке. Царь искупался и снова стал обычным человеком, а река с той поры несёт в себе частички золота.

– А ещё есть вариант, – добавил Шимон, – в котором он побежал к богу, но тот сказал: раз уже получил дар, так и пользуйся им, сам попросил. И царь скитался несколько дней, обращая в золото всё подряд, пока не умер от голода. До сих пор в лесах находят золотые деревья, а однажды нашли золотого волка.

– Или так, – сказал Фил. – Бог отказал ему, и он сел на берегу реки, чтобы ничего не касаться и никому не причинить вреда, и просидел там три дня и три ночи, а потом умер и сам стал золотой статуей.

– Или, – продолжил Яшка, – его дочь вышла на берег, и увидела сидящего в печали отца, и обняла его – и превратилась в золото.

– Но бог смилостивился над ней, – добавил Цифра. – Царь-то был ему безразличен, бог не любил алчность, но девушка была ни в чём не виновата, и он расколдовал её, снова сделав живой.

Я тоже внёс свою лепту:

– Но уже после смерти царя, потому что он хотел, чтобы царь в полной мере осознал свою ошибку и был наказан. Царь умер в полной уверенности, что его дочь мертва и что он сам убил её.

– Она всё равно погибла, – сказал Близнец. – Все хорошие в конце погибают, иначе история не имеет морали, ничему не учит.

– А чему учит твоя история, Близнец? – спросил Проводник.

– Какая история?

– Которую ты так нам и не рассказал.

– У меня нет истории. Я просто жил, просто работал.

– У тебя был брат.

– Да. Он погиб во время пожара на отцовской скотобойне. После этого я уже не мог там работать и ушёл странствовать. И встретил тебя.

Проводник опустил голову. А потом посмотрел на Бабу – именно на Бабу, а не на Близнеца.

– А как же девочка по имени Луисса? Помнишь такую?

Баба тоже поднял голову. Он помнил.

– Нет, – ответил Близнец.

– Как же девочка по имени Луисса, которую привезли с севера? Её собирались продать в качестве прислуги, но она окончила свой путь в подвале твоего особняка. Помнишь?

Баба чуть подался вперёд.

– Я не знаю никакой Луиссы, – ответил Близнец. В его голосе чувствовалось напряжение.

– У неё были длинные светлые волосы и глаза, прозрачные, как небо. Такие глаза странно выглядят у мужчин, но прекрасны у женщин. Когда вы её забрали, на ней была потёртая зелёная кофта и дешёвая суконная юбка с узором из красных цветов, который она вышила сама. Неужели не помнишь?

Близнец паниковал. Я видел, что он не помнит никакой Луиссы, но при этом понимает, о чём речь, слова Проводника не были для него пустым звуком. А с другой стороны палатки я видел Бабу, который был похож на тигра перед броском, страшного, напряжённого, не отрывающего глаз от жертвы.