Сильвия Морено-Гарсия - Боги нефрита и тени [litres]

Вукуб-Каме предупреждал ее. Или угрожал. И хотя она пыталась списать все это на уловки, на смехотворные попытки испугать ее, она понимала, что это не так.

– Но есть правила, – заметил Завала, обращаясь к девушке. – Прежде всего, магия Хун-Каме не защитит тебя в Шибальбе. Ты станешь уязвимой перед силами природы и пронзающим поцелуем клинка. То же самое касается и Мартина. Помощи не будет, вы пройдете по дороге одни, имея при себе только обсидиановый нож. Мы все-таки справедливы.

– А что произойдет, если я доберусь первой? – спросила Кассиопея.

– Повелитель Вукуб-Каме преклонит колена перед Хун-Каме и позволит отрубить свою голову за неповиновение. Но если проиграешь, покатится голова Хун-Каме, а перед тобой предстанет неприятная жизнь в оковах в Доме ножей.

Кассиопея вспомнила историю Героев-близнецов и их пути через дома Шибальбы. Дом ножей был полон клинков, летающих по воздуху и разрезающих плоть, но близнецы проявили хитрость – вместо себя запустили животных. Но это всего лишь история, рассказанная для утешения смертных.

– Ты кажешься расстроенной, милая, – со лживой добротой в голосе сказал Завала. – Хочешь еще шампанского?

– Нет, все в порядке.

Колдун проигнорировал ее слова и сам наполнил бокал до краев. Кассиопея не прикоснулась к шампанскому, а ее кузен, выпив все до дна, теперь крутил в руках салфетку.

– Ну, всегда кто-то должен делать ставки, а это важная игра, Кассиопея. Быть воином бога – нелегкая задача. Но вам двоим – тебе, Хун-Каме, и тебе, милая, – не нужно принимать это предложение сейчас же. Вукуб-Каме желает поговорить с вами. У него есть великодушное предложение.

– Он хочет заманить нас в какую-то ловушку, – напрягся Хун-Каме. – Это уловка.

– Уловки, уловки… фу, как невежливо. Возможно, он хочет извиниться, а? Чего бы он ни хотел, он не сможет говорить с тобой напрямую, если ты сам этого не позволишь. Поэтому ответь, поговоришь ли ты с ним? Он посетит вас, если ты согласишься.

– Как будто у нас есть выбор.

– У вас есть выбор. В этом-то и дело.

– Если я скажу нет, что он станет делать? Совать записки мне под дверь? – поморщился Хун-Каме. – Мы в конце пути и должны наконец поприветствовать друг друга. Хорошо, мой брат может показаться, если желает этого.

– Ну что же, раз предложение принято, все будет организовано. Возвращайтесь в свои комнаты. Он придет к вам.

Завала поднял бокал, словно собрался произнести тост, и улыбнулся девушке.

– Ты должна знать, милая, что Вукуб-Каме может быть добрым. Но всему есть предел. Если вы двое вынудите его гневаться, все закончится Черной дорогой. Скажи мне честно, ты боишься смерти?

Кассиопея отвела взгляд и быстро схватила Хун-Каме за руку, поднимаясь на ноги.

– Думаю, нам стоит потанцевать, – сказала она. Это было первое, что пришло ей в голову, – предлог не отвечать на вопрос.

Ее уверенность ослабла, когда Хун-Каме положил руку на ее талию. Она не знала, как танцевать под эту мелодию, нежную и тягучую, как сироп. Ей ужасно хотелось посмотреть на свои ноги, чтобы убедиться, правильно ли они двигаются, но она понимала, что тогда будет выглядеть неуклюжей. А бог смотрел куда-то поверх ее плеча.

– Твой брат сегодня сделал мне предложение, – сказала Кассиопея, подстраиваясь под ритм. – Он каким-то образом говорил через моего кузена… обещал славу и золото. И также показал, что со мной может произойти. Показал мне смерть и Шибальбу.

– Он умеет предсказывать, но не все его предсказания становятся реальностью.

– Но мне это уже снилось раньше, во время нашего путешествия.

Хун-Каме нахмурился, хотя до этого был спокойным.

– Я боюсь, – сказала девушка. – Я бы без сомнений рискнула жизнью, чтобы спасти нашу землю и… тебя. Я бы бросилась вперед. Но мне страшно. И… и поэтому я хочу просто танцевать.

Хун-Каме не ответил, и Кассиопея заставила себя отвлечься. Музыка была божественной, разве она не хотела потанцевать? Она никогда не представляла своего партнера по танцам, но если бы и представила, он бы все равно не был похож на мужчину, ведущего ее сейчас в танце.

Боялась ли она смерти? Да, боялась. Но Хун-Каме был рядом с ней. Танцуя с ней, он пытался показать им всем – Вукуб-Каме, Анибалу Завала, Мартину – свое презрение, равнодушие. Но когда она подняла на него взгляд и он ответил ей, она не заметила равнодушия.

Однажды в Уукумиле она забыла накинуть шаль и отправилась в лавку. Один из парней, работавших там, как раз заносил тяжелый мешок муки. Увидев Кассиопею, он выронил мешок, и мука рассыпалась по полу. Дети, покупавшие в лавке леденцы, засмеялись его неудаче, а она покраснела, потому что парень смотрел на нее с откровенным интересом. И… с восхищением.

Кассиопея узнала это же выражение на лице Хун-Каме.

Они поднялись наверх. Пока Хун-Каме проворачивал ключ в замке, девушка подумывала уйти. Но она не могла так поступить.

Номер наполняли тени, но Кассиопея понимала, что свет включать нельзя. Когда они прошли в гостиную, из тьмы посередине комнаты поднялось ленивое облачко, и из него вышел мужчина в белой накидке. Он был похож на Хун-Каме: такое же гордое лицо. Но волосы были цвета тонкой корочки соли, появляющейся после испарения морской воды, а глаза – шелковисто-серые. Братья были словно отражения друг друга и в то же время отличались как день и ночь.

– Как давно мы расстались, – сказал Вукуб-Каме; его голос также был подобен шелку.

Хун-Каме промолчал, но Кассиопея ощутила его гнев, горячий, как уголь. Если коснуться его руки, можно обжечься.

– За это время ты успел построить это чудовище, – наконец произнес старший брат.

– Чудовище? Да ты застрял в прошлом, – Вукуб-Каме широко улыбнулся, но эта улыбка не коснулась его глаз. – Думаешь, я бы мог построить нефритовый храм посреди Нижней Калифорнии? Они ж теперь молятся идолам из алюминия и бакелита. Но тогда и нам надо перестраиваться. Искать новые формы, новых служителей. И кровь, конечно.

– Ты сказал про кровь? Что же тут нового?

– Кровь – старейшая из монет. Кровь остается.

Хун-Каме встал перед братом. Они были одного роста и смотрели прямо в глаза друг другу.

– Если Шибальба снова возвысится, то волею судьбы, а не дешевым колдовством, – сказал старший. – Ты заплатишь за свое предательство.

– Я давно уже заплатил, проглотив все твои оскорбления.

– Мы все играем свои роли. Моей ролью было править Шибальбой.

– Шибальбой, но не мной. Я не родился быть твоим рабом.

– Хватит этого бреда.

– Думал, что я стану довольствоваться подачками, пить испорченное вино? Если ты помнишь, мы были богами , а не тенями.

– Хватит, я сказал.

Слова Хун-Каме звучали отрепетированно. Кассиопея решила, что они не в первый раз ведут подобные разговоры. Судя по тону Хун-Каме, раньше все заканчивались едким молчанием его брата. Но не теперь.