Сильвия Морено-Гарсия - Боги нефрита и тени [litres]

Он повел ее прочь из комнаты.

К пляжу вели широкие каменные ступени. Даже днем там мало кто бывал, поскольку большинство гостей предпочитали удобство бассейна, где официанты разносят подносы с напитками, а ночью пляж был совершенно пустынным. Полная луна пряталась в углу неба, на ее край наплыла туча, слегка затемняя свет. Кассиопея, однако, хорошо видела лицо Хун-Каме.

– Заходи в воду, – сказал он.

– Но наша одежда испортится, – запротестовала девушка, сжимая туфли в руке.

– Не обязательно, – он первым шагнул в набежавшую волну. – Мы можем прятаться в сенотах, но океан с его течениями и приливами никогда не принадлежал нам. Мой брат нас здесь не услышит.

Кассиопея поставила туфли на камни и вошла в воду. Ее обожгло холодом, но она быстро привыкла. Черная вода, казалось, светится изнутри.

– У тебя есть план, да? – спросила она, отходя за ним подальше. – Способ победить его?

– У меня нет ничего, кроме двух вариантов, предложенных моим братом, – мрачно ответил Хун-Каме.

– Но тогда…

Кассиопея решила, что сейчас он откроет ей какую-то уловку, которой они воспользуются, как и Герои-близнецы, которые сожгли перья попугая, чтобы избежать опасностей Дома мрака и скормили чьи-то кости ягуарам, чтобы те не напали на них. Так было в историях.

– Как думаешь, что за имя у меня? – внезапно спросил Хун-Каме.

Дорогое платье липло к телу. Море шумело, а свет из казино казался невероятно далеким. Кассиопея покачала головой.

– Ты – Хун-Каме.

– Нет. Я не о том. Если бы ты увидела меня на улице, если бы, обернувшись через плечо, окликнула, какое бы имя ты назвала?

– Мы играем в какую-то игру?

– Я же говорил тебе, что у нас у всех есть разные имена. Ты – Леди Тун, Кассиопея, Каменная Дева, и глубоко в сердце ты хранишь свое тайное имя. Дай мне имя, и оно станет только твоим и моим.

– Я не…

Он подвинулся еще ближе, и девушка посмотрела на него.

– Я мог бы быть человеком. Если ты дашь мне имя, кто скажет, что оно не мое? Если бы у меня было обычное имя, то могла бы быть и обычная история. Я всем бы мог поклясться, что впервые увидел тебя в Мериде, стоящей посреди улицы.

Все-таки вода холодная… Кончики пальцев закололо. Кассиопея растерла руки, но не шевельнулась.

– Если ты дашь мне имя, я могу умереть и, снова открыв глаза, вспомнить его. – Лицо его смягчилось. – Я не был бы богом. Я… я уже говорил тебе. Иногда я почти не помню себя. Я мог бы все забыть.

Но мы прошли такой путь , протестовал ее разум. Однако язык не хотел озвучивать эту мысль.

– Боги не умирают, и все же иногда, когда я сидел рядом с тобой и думал, что умру, я не мог понять эту боль в груди. Возможно, дело в тебе? – сказал Хун-Каме так тихо, что волны почти заглушали его голос. – Ты когда-нибудь испытывала подобное?

Кассиопее казалось, что ее дыхание превратилось в горящий уголь. Она подняла руку, в которой засел осколок, и убрала прядь с его лба.

– Да, – наконец сказала она.

Он наклонился и прижался губами к ее шее, потом взял ее лицо в ладони и поцеловал в губы.

Он был неопытен, как и Кассиопея, но поцелуй был приятным, а Хун-Каме был самым красивым мужчиной в ее жизни. Единственным мужчиной.

Безумие. Они сошли с ума.

Но кто сможет сказать, что она не встретила его в Мериде? Что история, рассказанная Мартином ее семье, о том, что она сбежала, не была правдой? Кто посмотрит на Хун-Каме, лишенного божественного сияния, и подумает: «Вот идет человек, бывший богом»? Люди просто скажут: «Посмотрите на эту красивую пару, как он держит ее за руку, как целует ее. Да они словно воздух друг для друга!»

Его губы снова прижались к ее, а след его улыбки остался на ее щеке и девушка поняла, что не хочет ничего, кроме этого мужчины. Не бога, нет, – мужчины с смоляными волосами, темными бровями, пронзительным взглядом и изящными руками, так нежно лежащими на ее талии. Она уже выбрала имя для него – Франсиско, как у поэта, писавшего о жизни и смерти, писавшего о любви, – и могла бы произнести его, таким образом скрепляя сделку, но ее мучила какая-то деталь. Кассиопея открыла глаза и посмотрела на него. Повязка на лице, отсутствующий глаз – осознание ударило по ней, окатило подобно отрезвляющей волне.

Кассиопея вспомнила когда-то услышанные от Хун-Каме слова: «истории дают жизнь мифам, а в мифах есть сила». Слова – их семена. И это остановило ее.

– Ты говорил мне, что мы не должны позволить ему выиграть. Что случится со Срединным миром, если твой брат станет всемогущим? – спросила она. – Жертвоприношения, кровь и…

Он покачал головой.

– Вукуб-Каме желает славы. А остальное разве имеет значение? Нет, если мы будем вместе.

Она могла бы повторить его последние фразы, как попугай в клетке. Но девушка помнила сказанное им: сеноты наполнятся трупами, людей пронзят стрелы. Нет, не его слова. Девушка все же не могла решиться, не могла сделать вид, что не знает, пусть ее решимость и пошатнулась.

– Возможно, Вукуб-Каме будет творить зло на земле. Но мы уедем далеко. Мир велик. Какая разница, что произойдет в какой-то его части.

– Но…

– Пусть мой брат сядет на черный трон Шибальбы, – сказал Хун-Каме. – А мы будем вместе.

Он снова поцеловал ее, и поцелуй длился долго. Девушке казалось, что после него от нее ничего не останется, исчезнут все тревоги. Запустив пальцы в его волосы, Кассиопея подумала, что ничто не имеет значения, кроме любви. Разве не об этом она всегда мечтала?

– Иначе ты меня потеряешь, – прошептал он, отстраняясь.

– Я хочу, чтобы ты остался…

– Так заставь меня.

У нее кружилась голова, сбилось дыхание. Она прижалась щекой к его ладони. Его новое имя тяжелым грузом лежало на ее языке.

Франсиско .

И она не знала, как отказать ему.

– Я хочу танцевать с тобой под самую быструю музыку. Хочу выучить имена звезд. Хочу плавать в океане ночью. Хочу проехаться с тобой на автомобиле с открытым верхом и увидеть, куда ведут дороги, – сказал он, держа в ладонях ее лицо.

Кассиопея чувствовала, как колотится его сердце. Оно было настоящим, и он был настоящим. Все было настоящим, а остальное… просто истории. Нет никакой магии, и нет никаких богов. Она убедит себя, что придумала все это.

Но… истории. Кассиопея знала, что у этой истории должен быть иной конец.

– Это будет не честно, – сказала она.

– Честно? – Хун-Каме встряхнул ее за плечи. В его голосе она услышала боль. – В мире нет ничего честного.

– Но я хочу , чтобы все было честно. Не хочу, чтобы зло победило, а невинных погубил твой брат. Не хочу отступать.

– Не глупи. Нельзя получить идеальный счастливый конец.

– Но Шибальба…

– Она для меня не важна.

Кассиопея взглянула на него. Его взгляд был взглядом наивного молодого человека, но в глубине она заметила тьму Шибальбы.