Джун Ч. Л Тан - Нефрит. Огонь. Золото [litres]

Располагающаяся на возвышении сцена затянута тканью с боков и сзади, открыта зрителям только спереди. Экран установлен таким образом, чтобы скрыть происходящее за кулисами, но я припоминаю, что, когда был ребенком, королевский кукловод однажды раскрыл мне секреты своего ремесла.

Каждой куклой ловко управляет кукловод, используя палочки и нитки, прикрепленные к голове и конечностям. Все устроено таким образом, что эти приспособления невидимы для зрителей, а благодаря свету куклы словно оживают, начиная от выражения лица и заканчивая мельчайшими деталями предметов одежды, головных уборов и оружия.

Когда музыканты начинают настраивать инструменты, Тан Вэй и Линьси занимают свои места, а я остаюсь стоять, решив уйти пораньше, если мне станет не по себе.

Через несколько мгновений раздается удар гонга. Загорается фонарь, и толпа замолкает.

Ударные звуки задают тон первой истории, и певец труппы заводит повествование о Короле Обезьян и его приключениях после изгнания с Небес. Толпа ликует всякий раз, когда озорной Король Обезьян поражает демона, и ревет от смеха, когда он произносит какую-нибудь остроумную реплику. Пролитые на утренних похоронах слезы высохли, печаль ушла, и люди снова оделись в цветное.

Сейчас только начало осени, но труппа объявляет спектакль, которого все ждут с особым нетерпением: «Легенда о Чанъэ, Богине Луны». Когда в воздухе растворяются последние отголоски благозвучного голоса флейты, кукловод пускает в ход новый набор марионеток, а певица затягивает проникновенную песнь.

Наконец жалобные звуки скрипки стихают, и зрители разражаются громовыми аплодисментами, а некоторые даже утирают платочками глаза, тронутые рассказом о любви и самопожертвовании. Труппа выходит на сцену, чтобы поклониться, подталкивая вперед согбенного старика. Должно быть, это и есть кукловод, тот, кто дергает за ниточки, скрываясь за кулисами.

Труппа исчезает, чтобы подготовиться ко второй половине представления, а я направляюсь к стоящим неподалеку продуктовым лоткам, намереваясь взять себе чего-нибудь перекусить.

Продавец с энтузиазмом приветствует меня.

– Подходи, сяоди [12]! Выпей. – Он протягивает банку цвета умбры, содержимое которой от резкого движения выплескивается мне на одежду.

– Хорошо, что я в черном, – говорю я, отмахиваясь от извинений. По запаху понимаю, что выпивка у него низкосортная и невыдержанная. Скорее всего, из клейкого риса, а не из сорго. Значит, будет обжигать горло и сразу же пьянить.

Мужчина продолжает завлекать меня, предлагая бесплатно сделать глоточек, чтобы убедиться в качестве товара. Я отступаю от него, натыкаясь на стоящего позади человека.

– Осторожно!

Этот голос.

Поворачиваюсь и встречаюсь с пронзительным взглядом девушки с ярмарки. Теперь она выглядит по-другому – чересчур нарядно, как будто пришла на важное собрание, а не на уличное представление. Я поражен тому, насколько рад ее видеть.

– Паренек отовсюду и ниоткуда, – произносит незнакомка, и я воодушевляюсь оттого, что она меня помнит.

– Девушка с мангустином, – язвительно тяну я и указываю на две длинные палочки засахаренного боярышника у нее в руке. – Ты ведь не собираешься их украсть, правда?

– О нет, я заплатила за них. – В подтверждение своих слов она откусывает кусочек, и сироп окрашивает ее губы в красный цвет, оставляя крошечную точку на подбородке. Я едва сдерживаю желание стереть ее.

– Похоже, обстоятельства у тебя изменились. – Я хотел, чтобы это замечание прозвучало буднично, а вышло как оскорбление, даже руки зачесались дать себе хорошего пинка.

На лице девушки мелькает раздражение, но она просто кивает и протягивает мне засахаренную палочку.

– Угощайся.

– Заплатила-то за них ты.

Уголки ее рта подергиваются.

– Считай, что это тебе подарок.

– Но мы ведь даже не знакомы.

– Нет закона, запрещающего делать подарки незнакомцам, – заявляет она, повторяя мои слова, и смеется, а я вспоминаю, как впервые услышал ее смех. Он похож на весну, когда все вокруг оживает.

– Спасибо, но я не сладкоежка, – отказываюсь, возвращая ей лакомство. Наши пальцы на мгновение соприкасаются, и я отступаю на шаг, ощущая легкое покалывание на коже. Кланяюсь на прощание, ожидая, что девушка уйдет, но она возвращается во двор вместе со мной.

– Где твое оружие? – интересуется она.

– Оно мне не нужно.

– Без него ты выглядишь куда менее устрашающим. Ты в столице проездом?

– В некотором смысле.

Незнакомка откусывает еще кусочек засахаренной палочки и задумчиво жует.

– Как всегда, полон загадок.

Уверен, она ждет от меня более подробных объяснений. Возможно, хочет, чтобы я рассказал о себе. Однако я предпочитаю уклониться.

– А что насчет тебя? Далеко же ты забралась от пустыни.

Она отворачивается и тянет себя за выбившуюся прядь шелковистых черных волос.

– Я здесь с… другом. Он хотел посмотреть кукольный спектакль.

«С другом» , – мысленно повторяю я, и в груди возникает какое-то странное ощущение. Никак не пойму его и потому предпочитаю проигнорировать. По мере нашего приближения к сцене бой барабанов и звуки скрипки становятся громче.

– Тебе понравилось представление театра теней? – интересуюсь, неожиданно желая снова услышать ее голос.

– Да. Я смотрела его в первый раз. По крайней мере, я так думаю. Но все происходящее почему-то кажется мне знакомым. – Она выглядит слегка озадаченной.

Я пожимаю плечами.

– Такие представления летом и осенью показывают в каждом городе. Они достаточно распространены. Мое любимое – про Богиню Луны, которое только что исполнила труппа.

Девушка кривится:

– А мне никогда не нравилась эта легенда.

– Отчего же? Это рассказ о самоотверженной жертве. Чанъэ выпила эликсир жизни, вместо того чтобы отдать его деспотичному императору.

– И какую награду она получила взамен? Ее разлучили с мужем, и ей пришлось жить на Луне с кроликом . Это несправедливо.

– Что плохого в кроликах? Кроме того, супруги видятся раз в год во время праздника Середины осени, – возражаю я, удивляясь, почему меня так волнует легенда, которая, вероятно, далека от действительности.

– По-твоему выходит, что это хорошо. – Она тычет в воздух засахаренной палочкой. – Чанъэ могла бы разбить сосуд с эликсиром, и император бы его не получил. Из-за него все только ссорились. Если бы никакого эликсира не существовало, все было бы прекрасно.

– Я не хочу спорить из-за какой-то сказки.

– Хорошо, – усмехается она, – потому что, на мой взгляд, в этом споре победила я. Кстати, если не ошибаюсь, ты до сих пор не назвал мне своего имени. Или это тоже секрет?

Мне требуется мгновение, чтобы понять, что она дразнится. На самом деле девушка вовсе не думает, что я прикрываюсь другим именем.