Александр Воропаев - Новые люди. Том 2 [litres]

– Я – Гук, – сказал он через паузу. – Так называют бастардов в нашем краю. Это слово означает пустой звук над трясиной, не оставляющий после себя никакого следа.

Утес на дальнем конце стола поднял свою голову, он тоже уловил тяжелое слово, которое с детства слышал за спиной.

– Но у вас же нет прямых улик предательства Веразуба или Кривицкого?

Констебль молчал. Баррион догадывался, что Гук не хочет выглядеть в его глазах пустым клеветником. Его речь не выглядела убедительной. Все плетут свои интриги, слова должны быть подтверждены уликами, иначе они навредят самому обвинителю.

– Красному льву нужны преданные рыцари, – сказал Баррион. – Никаких Фюргартов не хватит скакать по дальним краям за неясными тенями. Любому скажу и тебя, констебль, остерегаю: живи проще и выполняй то, что должен. Разве твой статус недостаточно высок? Ты не дорожишь им? Если сам не разберешься, что творится здесь, – я разберусь, и тогда не взыщи. Зачем ярлу слепое око?

Он отодвинул кубок с ужами и с шумом встал. Немедленно за ним встали и его спутники. Тяжело поднялся констебль. Он угрюмо смотрел в стол.

– Прощай пока, Базыль Гук, – сказал Фюргарт. – Мой тебе совет – не тащи за собой старые проклятия. Я жду от тебя дела. И действуй быстро.

– Куда мы теперь? – спросил Утес.

Они проехали земляной мост между прудами. Их проводника давно не было. На влажной стерне остались следы его лошадки.

– В деревню, – сказал Фюргарт.

Он был очень недоволен своим визитом в Ольховку. То, что сказал ему констебль, было тяжеловесно и сумбурно, но то, что он сам сказал Гуку, было тоже неудачно. Все из-за поспешности… Баррион не хотел больше здесь оставаться, но и уехать еще не мог. У него было нервное чувство, что он опаздывает, зря теряет время, когда нужен сейчас где-то там, где, может быть, в беде находится его мальчик…

– Верно! – воскликнул Риард Хонг. – Не может быть, чтобы никто ничего не знал. Крестьяне всегда знают больше, чем могут вообразить их господа. Они все видят. Ведь сами пришли с челобитной к Фюргарту. Нужно только разговорить их. При этом пройдохе-каштеляне они не решились.

– Уймись, – сказал Утес. – Крестьянам всегда есть на что пожаловаться. Еще будем потом их страхи от правды отцеживать.

Им пришлось вернуться почти до самого Гнезда. Деревня Ясельда лежала менее чем в лиге пути от твердыни Матюшевских. Если бы не косогор и край ольхового леса, ее было бы видно с замкового холма. На полпути возле небольшого моста, который намедни впотьмах они проехали, не заметив, стояла башня-каприца. Высокая, с острой верхушкой. Лестница, ведущая наверх, обвалилась, наверное, сотни лет назад. Даже кирпичей не осталось – растащили. Баррион проехал под ней, гадая, по какому случаю ее возвели. На Овечьих Холмах такую башню-знамение он знал на пути в Форт-Рок. Она была построена после окончания войны Четырех королей.

В Ясельде их ждала беда. Возле дома старосты стояла молчаливая толпа. Мужчины держали шапки в руках.

Баррион остался снаружи. Утес раздвинул людей своим страшным конем и спрыгнул с седла прямо на крыльцо хижины. В дверях ему пришлось сильно наклонить голову.

Люди боязливо поглядывали на строгое лицо Фюргарта.

Через несколько минут вернулся Утес.

– Гроб на столе, – сказал рыцарь, поднимаясь на лошадь. – Глаз нет. Вместо них кровавые дырки. Все в ступоре. На вопросы не отвечают. Даже не плачут.

– Так. Что дальше? Теперь они побоятся с нами говорить.

– Нужно разузнать, где у них тут корчма, – сказал Утес.

– Да что тут спрашивать? – удивился Уго Стерн. – Это я всегда без провожатых найду.

Он действительно безошибочно вывел своих спутников к постоялому двору. Тот находился на краю деревни возле выезда на большую дорогу.

Подворье было небольшое, но над воротами висел эльный знак, позволяющий ее владельцу брать монету за постой и выпивку, – горизонтальная палка с веткой плюща.

Баррион отдал поводья чернявому Муссу и вошел в харчевню вслед за Утесом и Стерном. Посетителей было немного. Но это было понятно: время утреннее и в деревне страшное происшествие. Однодворец Стерн направился прямиком к буфету и уселся за стойку. Он тут же принялся неторопливо постукивать костяшками пальцев по доске. Туда же неспешно подошел Утес и поманил оробевшего шинкаря пальцем.

Фюргарт окинул помещение взглядом. Один человек сразу привлек его внимание. Это был воин в кожаной безрукавке. Рядом с ним на лавке лежала латунная каска с поперечным гребнем. И тут же – его меч. Вроде небрежно, но оружие можно было схватить одним движением. Даже ремешок развязан.

Баррион подошел к столу и опустился перед воином на скамейку.

При его появлении служивый перестал таскать ложкой жаркое из горшочка, стоящего перед ним, и напружинился. Его глаза быстро скользнули по золотому льву на застежке плаща Фюргарта. На лице на миг мелькнуло удивление, но напряжение воина явно ослабло.

Баррион внимательно рассматривал его. Лицо усталое, веки покраснели. Левая рука солдата перевязана у предплечья. Ткань намокла и уже кровавила на рукав.

– Доброй дороги, ваша милость, – произнес солдат хрипло.

– Ты чей?

– Капрал Пенча Чернота. Родом сам из Лехольда. А еду сейчас из Щары. Это возле самой Эльды. Служил мечом у местного шляхтича.

– Теперь, стало быть, домой. Или, может, ты дезертируешь, капрал. А это? – Баррион указал глазами на свежую рану.

– Убили моего доброго хозяина, милорд. Налетели ночью… Крепостишку его пожгли, имение разорили. Людей поубивали, а кто убежал. Не знаю. Я решил – хватит, натерпелся.

Баррион нахмурился. Что-то все одно и то же кругом. Налетели, напугали, убили. Бессмыслица… Он качнулся вперед и заглянул в усталые глаза воина.

– Что? Дикая Охота… короля Витовда?

– Это… уж как прикажете. – Собеседник опустил глаза. Дальше он забормотал себе почти под нос: – Скажете охота – значит, она, а только под саваном видел я серебряную застежку…

– Милорд, – возле Барриона стоял Риард Хонг, – интересные дела трактирщик говорит. Тут есть такой местный бузотер, он нас с ним сведет…

– Ты посиди пока, капрал, не спеши ехать. Мне человек такой, знающий местную кухню, нужен. А за обед я твой заплачу. – Баррион положил на стол монету и поднялся из-за стола.

Он подошел к буфетной доске, где Утес грозно нависал над шинкарем.

– Так что это за человек, какого звания?

– А не знаю я, ясновельможный лыцарь. Вроде не сермяжный, а живет просто, хотя и наособицу. Слышал, что в бытность серв пана Веразуба, что из Воуканосовки. Барнаба Незамай его прозвище. Толи выкупил себя, толи пан Алесь сам его отпустил – то неведомо. А может, прогнал.

– Вот как? Веразуба значит. И чем этот Незамай нам поможет?