Ричард Кнаак - Лжепророк [litres]

Не смог… однако почуял на севере кого-то вроде Ахилия.

Мысли в голове понеслись вскачь.

– Останься с ними, Мендельн, – отрешенно проговорил Ульдиссиан. – Сделай, что сможешь.

– Ульдиссиан! Не вздумай…

Но было поздно. Покинув эдиремов, Ульдиссиан перенесся в джунгли, чуть дальше к северу. Пара секунд – и глаза приспособились к темноте… однако этой пары секунд оказалось довольно.

Незримая сила, тараном ударившая в грудь, швырнула Ульдиссиана вверх. Не позаботься Диомедов сын о защите еще до прибытия, тут бы ему и конец. С лету врезавшись в толстое дерево, Ульдиссиан разнес его в щепки, а за ним и второе, оказавшееся позади. Третье, наконец, остановило полет, но тоже переломилось едва ли не надвое.

Опомниться ему не позволили. В следующий же миг по нему выпустили пару стрел, и хотя стрелам следовало бы оказаться куда безобиднее магии, одна из них пробила защиту. Пробила, по счастью, не без труда, так что в тело вонзилась неглубоко… однако же – прямо напротив сердца.

Вырвав стрелу из груди, Ульдиссиан перекатился на бок. Сомнений не оставалось: ловушка расставлена именно на него. Недаром же он, почуяв Ахилия, не смог отыскать Серентии: это-то и позволило ей нанести удар, прежде чем Ульдиссиан успел оглядеться.

Но отчего они вознамерились покончить с ним, оставалось загадкой. Похоже, подстрекнувший их к этому ангел не уступал Инарию в хитроумии. Еще недавно Ахилий, стреляя по Ульдиссиану, вопреки его воле сумел промахнуться, однако сейчас, очевидно, нисколько не сомневался: Ульдиссиан должен умереть.

Да… вот только какой в этом смысл? Ведь Ратма сказал, что к Санктуарию приближаются сонмы небесных воинов, а если так, зачем Тираэлю тратить силы впустую? Зачем столько хлопот ради одного человека, как бы он ни был могущественен?

Едва задавшись этим вопросом, Ульдиссиан понял: ответ ему прекрасно известен.

Однако прежде всего он должен был положить конец творящемуся безумию.

– Серентия! Ахилий! – закричал Диомедов сын, вскочив на ноги. – Это же я! Это же…

Ближайшее дерево склонилось книзу, окутав его густой листвой. Едва Ульдиссиан рванулся на волю, ветви вспыхнули синим пламенем.

Жар опалил Ульдиссиана с головы до ног. Разом покрывшись испариной, сын Диомеда взмахнул рукой. Все вокруг обдало волной студеного воздуха, и пламя тут же угасло, оставив в память об уготованной Ульдиссиану судьбе лишь почерневшие сучья да листья.

Несмотря на заботу о друзьях, Ульдиссиан здорово разозлился. Еще немного, и Серентия с Ахилием вполне могли бы добиться успеха, причем даже не предоставив ему возможности открыть им глаза. За кого же его принимают, если так твердо намерены погубить?

Усилив защиту, сын Диомеда шагнул вперед и снова попробовал вразумить их.

– Серри! Послушайте же! Этот ваш ангел ничуть не лучше Инария, а то и куда как хуже! Он хочет уничтожить весь мир…

– Довольно притворства, верховный жрец! – откликнулась Кирова дочь. – Мы знаем, кто ты таков и что натворил. И в память об Ульдиссиане заставим тебя пожалеть о каждой из загубленных жизней, а уж о его жизни – особенно!

Ульдиссиан выругался. Вот, значит, с кем , с каким чудовищем его спутали…

С Маликом …

Каким образом ангел ухитрился все это подстроить, оставалось только гадать. Однако куда важнее было другое: теперь Диомедову сыну, наконец, стало ясно, отчего друзья так неуклонно стремятся его прикончить.

Одна беда: как убедить их, что перед ними он сам? Ни единой мысли по сему поводу в голову не приходило.

Копье Серентии угодило прямо под ребра: отвлеченный ее откровением, Ульдиссиан подставился под удар. Защита должна была выдержать, но, падая навзничь с раной в животе, сын Диомеда понял: оружие достигло цели не без Тираэлевой помощи. Ею же, помощью ангела, наверняка объяснялся и удачный выстрел Ахилия.

Тело пронзила боль. В голове неприятно заныло, дышать сделалось тяжело. Схватив копье, Ульдиссиан сжег его в пепел и, отдуваясь, коснулся раны ладонью.

Рана вмиг затянулась, а вот досада его, наоборот, возросла. Не может же он стоять столбом, пока они раз за разом пробуют его одолеть! Сложившееся положение вещей куда важнее этой схватки. Бой нужно кончать, и как можно скорее… пусть даже ранив кого-то из них, а то и обоих.

Ранив… или… или даже…

Ульдиссиан распрямился. Из зарослей в его сторону немедля полетела третья стрела, но на сей раз выстрел не застал Диомедова сына врасплох. Испепелив стрелу, его силы ударили в заросли – туда, где наверняка прятался лучник.

Под натиском его чар кусты и деревья впереди полегли наземь. Из джунглей донесся крик, однако голос был женским и звучал совсем с другой стороны.

– Нет! – вскричала Серентия, выпрыгнув из кустов, и вскинула руки.

Повинуясь ее жесту, поваленные Ульдиссианом деревья полетели в него.

Первые несколько он сумел отразить, однако тем временем Серентия сотворила новое копье и метнула оружие в цель. Чудом успев перехватить копье в считаных дюймах от собственной груди, Ульдиссиан с маху вонзил его острием в землю.

Под ударом копья земля вздыбилась, обернулась стеной высотою в полдюжины ярдов и сразу же затвердела.

В следующий миг на нее градом обрушились поваленные деревья, но, укрепленная Ульдиссиановой силой, земляная стена устояла. Грохот импровизированных снарядов вполне мог бы сравниться с ударом грома.

Прежде чем Серентия успела предпринять что-нибудь новое, Ульдиссиан повернулся к ней, хлопнул ладонью по воздуху, и дочь Кира, будто получив от него вполне настоящий удар, со стоном рухнула навзничь.

Переведя дух, Диомедов сын огляделся вокруг и, не почуяв поблизости иных опасностей, поспешил ей на помощь.

Серентия лежала пластом среди разоренного подлеска. Голова ее безжизненно склонилась на сторону. Поначалу Ульдиссиан испугался, уж не перестарался ли он, однако быстрый осмотр не выявил ничего угрожающего.

Купеческая дочь застонала, открыла глаза и увидела Ульдиссиана, склонившегося к ней.

Пожалуй, цветистой ругани, сорвавшейся с ее языка, позавидовали бы даже демоны. Разом вскинувшись, Серентия попыталась пустить в ход силу дара, но к этому Ульдиссиан был готов: все ее старания оказались напрасны.

– Серри, прошу тебя, успокойся, – пробормотал Диомедов сын, рассудив, что детское прозвище поможет развеять ее подозрения.

Действительно, на лице Серентии отразилось недоумение, однако настороженность тоже отнюдь никуда не исчезла.

– Я это, я, Ульдиссиан! Чем угодно клянусь!

– Нет… он говорил… и эту бойню в столице я видела собственными глазами. Он показал нам все случившееся… и объяснил, что виноват во всем дух Малика , кочующий из тела в тело и, наконец, вселившийся в твое!