Гарт Никс - Леди Пятница [litres]

В это время где-то в береговой части пирса раздался вселенский грохот, и визгливый вопль достиг уже немыслимых высот. Таких, что Артур вздрогнул и поморщился, а четыре тонкие фарфоровые, недавно опорожненные чайные чашки возле окна отозвались жужжанием, зазвенели и внезапно полопались, разлетевшись осколками.

Почти одновременно с гибелью чашек раздался очень громкий всплеск, и вопли прекратились. Что-то продолжало с шумом обрушиваться, но в целом стало на удивление тихо.

– Тварь проломила сгнившие доски, – сказал Угэм. – И упала в Канал.

Он притопнул ногой, добавляя словам веса и значимости. Житель на полу застонал. Сьюзи, только тут сообразив, что зажата под левой мышкой Угэма, вывернула голову, оглядываясь. Лицо ее выражало озадаченность. Фред, висевший у новопустотника на правой руке, выглядел аналогично.

– Можешь отпустить меня, Угги, – сказала Сьюзи. – Это я под чарами бегала, больше не побегу!

– Все из-за этого звука, – сказал Фред, когда Угэм осторожно поставил его и Сьюзи на пол.

Фред тряхнул головой, как будто внутри еще звучало эхо жуткого крика.

– От него хотелось убраться куда угодно, лишь бы подальше… – добавил он. – Что хоть это было такое?

– Не знаю, – сказал Артур. – Очень надеюсь, что оно сейчас тонет. – И обратился к пленному Жителю: – Ты Бумаговодитель?

Тот постанывал, прижатый сапогом Угэма. Он не ответил на вопрос, лишь жалобно охнул.

– Я спросил тебя, являешься ли ты Бумаговодителем, – сказал Артур. – Я – Артур, Законный Наследник Зодчей, и мне нужна твоя помощь.

Житель по-прежнему не спешил отвечать, но хоть стонать прекратил. Угэм что-то буркнул и крепче надавил сапогом, и пленник торопливо проговорил:

– Я не утверждаю ни прямого, ни обратного. Может, я и являюсь Бумаговодителем, а если так, я, стало быть, отвечаю за этот вот причал номер семнадцать, участок двенадцатый, являясь работающим на полную ставку Отраслевым Секретарем Благородной и Прославленной Ассоциации Воднопутного Продвижения, а вы не имеете чести являться, а значит, и нечего вам делать возле Канала.

– А назови-ка, болезный, свое имя и место в Доме, – вмешалась Сьюзи.

– Питер Пиркин, Первейший Бумаговодитель, первый класс, шестьдесят пять миллионов восемьсот девяносто восемь тысяч семьсот пятьдесят шестой в иер… Ух, какая ты умная! Взяла и на слове поймала!

– Итак, Первейший Бумаговодитель, – сказал Артур. – Я в самом деле являюсь Законным Наследником Зодчей. А значит, наследую, в частности, и Средний Дом со всеми и всем, кто или что в нем находится. И мне необходима ваша помощь, чтобы добраться до Скриптория Леди Пятницы.

– Не могу ее оказать, – сказал Пиркин. – И не хочу.

– Почему не можете? – спросил Артур. – Насчет «не хочу» отложим пока.

– Не могу, потому что Канал тянется лишь до Верхней Полки.

– Значит, хотя бы туда нас довезете, – сказал Артур. – А теперь…

Но прежде чем он успел договорить, пол под его ногами вдруг содрогнулся. Бревна и доски приподнялись на несколько дюймов, потом вновь опустились. Толчок немедленно повторился. На сей раз сопровождаемый ужасающим хрюканьем, ворчанием, бульканьем.

– Оно не утонуло, – заметил Фред.

– Оно прямо под нами, – сказала Сьюзи.

– Пустите меня! – закричал Пиркин. – Пустите!

– Куда пустить? – спросил Артур.

Пол скрипел, доски лопались, ощетиниваясь щепками.

– На плот!..

Угэм подхватил Пиркина, сграбастав его за воротник бумажно-лоскутного балахона, и бросился к окну. Выглянул наружу – и ему тут же пришлось уходить от удара бронзовой таблички, выполненной в виде большого ломтя хлеба.

– Странное плоское плавсредство в самом деле дрейфует на расстоянии прыжка, – доложил он, пригибаясь и уворачиваясь под градом различных носителей текстовой продукции Дома.

– Придется тебе и нас взять с собой, – сказал Артур, обращаясь к Пиркину.

Мальчик был вынужден волей-неволей прыгнуть в сторону, поскольку сразу несколько досок пола рядом с ним буквально взорвались щепками. Снизу вверх не менее чем на шесть футов высунулся прямой и невероятно острый шип – а может быть, рог или наконечник… Он состоял из чистой Пустоты в обмотке из серебряной проволоки. И исчез так же мгновенно, как появился.

– Мы уйдем отсюда все вместе! – крикнул Артур. – Либо все останемся здесь!

– Невозможно! – заверещал Пиркин. – Для плавания на плотах нужно быть членом Ассоциации!

– Мы в нее вступим! – пообещал Артур одновременно с очередным гулким ударом.

Рог снова разворотил пол, и на сей раз Артур смог рассмотреть голову чудовища. Это был пустотник самого низкого пошиба, из тех, что создаются из необработанной Пустоты: вот и в данном случае для придания формы обошлись простым каркасом из серебряной проволоки. Пол крушила взбесившаяся проволочная скульптура, безумный гибрид дикого кабана и единорога. Только вместо пустоты внутри каркаса клубилась черная Пустота.

У страшилища не было ни глаз, ни видимой пасти.

– Вы не можете просто так взять и вступить, – упирался Пиркин.

– Закинь его на плот и прыгай! – приказал Артур Угэму.

Он уже держал в руках Ключ, обратившийся мечом. И когда кабаноединорог опять проткнул пол, рубанул его по рогу.

Ощущение было такое, словно он взялся рубить камень. Отдача пронизала руку болью, но все-таки пустотнику пришлось куда хуже. Он завизжал – ужасающе тонко и громко – и спрятался под пирс.

Развернувшись, Артур вылез в окошко и прыгнул на плот, качавшийся внизу. Он едва не промазал, потому что плот уже двигался прочь. Шестеро Бумаговодителей налегали на шесты. И выражение их лиц ясно говорило, что сейчас у них в высшем приоритете – скорейшее удаление от пустотника, но никак не забота о новых членах команды.

Седьмым Бумаговодителем был Пиркин. Он как раз поднимался на ноги, причем с деятельной – и, скорее всего, нежеланной – помощью Угэма. Сьюзи и Фред смотрели назад, на рушащийся пирс, на жуткую тварь, что выбиралась из документальных завалов, провожая ускользнувшую добычу истошными воплями.

По счастью, Бумаговодители отлично знали свое дело. Вскоре быстрое течение подхватило плот и погнало его прочь. Когда берег отдалился на несколько сотен ярдов, причал и чудовище скрыла снежная мгла.

Артур присмотрелся и увидел: текстуально заряженные воды Канала сами мчали плот, изнутри и снаружи состоявший из записей Дома. Сотни, если не тысячи папирусных свитков удерживались вместе лентами, на которых тоже было что-то напечатано или написано. Особую крепость и жесткость плоту придавали распорки – длинные, тонкие планки. Их сплошь покрывал некий узор. Без сомнения, это опять же были своего рода письмена – хотя Артур, пожалуй, принял бы их за следы древоточцев.