Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Меч звякнул о камни. Навершие с изображением ястреба коснулось белого камня, который сама же Тирта и положила сюда, исполняя древний ритуал своего народа. Ястреб!

Родная кровь – родная кровь, чтобы взять на себя бремя.

Родная кровь? У нее нет родственников! В душе у Тирты вспыхнуло яростное отрицание. Смутно, еще по историям, слышанным в детстве, Тирта поняла, что́ пытается сейчас завлечь ее в ловушку. Это была клятва родича, которая могла переходить от мертвого к живому и от которой невозможно было отречься. Но эта клятва – лишь для настоящих родственников! Ее дают сознательно, соглашаясь считать этот долг важнейшим в своей жизни! А этот чужак – никакой ей не родственник! Что бы за сущность ни задержалась здесь – она не могла наложить на нее узы!

– Мир… – Она выговорила это слово с огромным трудом, словно что-то сдавливало ей горло. – Мир тебе, незнакомец. Я не родня тебе. Иди путем Силы. Мы не выбираем свою смерть, мы выбираем лишь как встретить ее. Возможно, твое дело завершилось, но это твое тело подвело тебя, а не…

Тирта ахнула. Меч и камень! Там, где они соприкасались, в воздухе возникла вещь, что могла бы прийти из неизменного и повелевающего ее жизнью сна – только вот она не спала. То, что она должна была искать и найти, становилось все явственнее, все отчетливее.

Нужно…

Зов сделался слабее, как будто последние силы взывавшего быстро таяли, как будто он шел просто откуда-то издалека и угасал.

Но эта нужда – она и сама ее ощущала! Чужак? Нет! Каким-то непостижимым для нее образом этот человек действительно был ее родичем. Но мертвецу незачем было навязывать ей свою волю – этот гис и так уже был ее частью.

– Ястребиный Утес! – сказала Тирта. – Да, я иду туда. И что бы там ни лежало, – шкатулка уже снова стала прядью тумана, – я его достану. Я не знаю тебя, родич. Но уже разделяю твою нужду.

Туманная дымка исчезла, как и все прочее – остаток воли, преодолевший саму смерть. Он связал Тирту – но не сильнее, чем она и так была связана еще до прихода в эту долину. Но ей показалось, что, когда она подняла упавший меч, руке ее передалась какая-то новая энергия – Сила, прежде неведомая ей.

На обратном пути к лагерю Тирту все еще била дрожь – девушка сражалась с охватившим ее пронзительным страхом. Ночь шла к концу. Тирта разбудила своего спутника и завернулась в плащ. Она почти боялась засыпать. А вдруг она погрузится не в сон, а во что-то другое – в последние отголоски этого требования? Девушка решительно закрыла глаза, заставляя себя отдохнуть.

Этой ночью ей ничего не снилось, и она не столкнулась, как изрядно побаивалась, с присутствием иного. Напротив, сон ее был глубоким и крепким, и поутру, когда она проснулась, ей не хотелось шевелиться, как будто она ослабела.

Сегодня торгиан был уже достаточно послушен и спокоен, так что его удалось оседлать – после того, как сокольник стер с упряжи пятна крови. Но никому из них не хотелось садиться верхом на этого коня вместо его погибшего хозяина, так что они предпочли своих надежных лошадей, а его решили вести в поводу.

Проезжая мимо могилы и символа, Тирта немного ссутулилась и старалась не смотреть на них. В свете нового дня ей почти верилось, что события прошлой ночи просто примерещились ей, и она старалась даже случайно не касаться рукояти меча. Пускай мертвый покоится в мире – а она едет своей дорогой. Она никому ничего не должна, и ее ведет лишь собственная цель.

На дальнем краю луга обнаружилась узенькая тропа, по которой могли пройти лишь уверенно чувствующие себя в горах пони. Оба всадника спешились и повели своих лошадей под уздцы; повод торгиана сокольник привязал к луке своего седла, и лошади выстроились гуськом.

Двигаться вверх приходилось медленно и осторожно. Когда они наконец добрались до расщелины в горах, окружающих долину, Тирта взглянула вперед с нетерпением, надеясь, что им не придется снова столкнуться с подобным испытанием. К ее радости, оказалось, что дальше тропа расширяется, и даже там, где идет под уклон, она довольно пологая. К тому же впереди виднелись пятна зелени, как будто они наконец преодолели каменистую бесплодную часть запретных горных дорог.

Незадолго до полудня она подстрелила вилорога, молодого бычка, и они остановились, чтобы освежевать и разделать добычу. Можно было пока забыть о воздержании – пообедали они жареным мясом. Теперь вокруг них кишела жизнь. Свежие следы других вилорогов, птичьи голоса и даже сами упитанные птицы, хлопающие крыльями в невысокой растительности, – казалось, они слишком тяжелы, чтобы взлететь, – все свидетельствовало об этом.

Здесь было раздолье охотникам, и Тирта подумала, не остановиться ли тут на денек и не попробовать ли закоптить мясо про запас. Как ни странно, на этой тропе, где вроде бы естественно увидеть нерастаявший снег, было куда больше зелени, чем в тех расположенных ниже долинах, откуда они пришли. На островках земли росли цветы, а дикие фруктовые деревья цвели, и их аромат наполнял воздух, навевая воспоминания о фермерских садах, в которых она работала.

Два дня они ехали по этому теплому краю, не встречая никаких признаков Зла. Иногда – ненадолго – Тирте казалось, будто дух ее свободен и на нее ничто не давит. Время от времени она задумывалась, каково бы это было – жить здесь в мире и покое, зависеть только от щедрости земли, не знать никаких видений и гонящей вперед нужды?

Если у ее спутника и появлялись подобные мысли, он об этом не заговаривал – как, впрочем, и она сама. Они в основном молчали, и Тирта была уверена, что сокольник намерен пройти путь как можно быстрее, по возможности избегая опасностей. Они продолжали дежурить по ночам, и Тирта заметила, что он постоянно держится настороже, как разведчик на незнакомой территории.

Как ни странно, но видения ей больше не являлись. Она так давно посещала по ночам призрачную крепость, что такая перемена вызвала у нее беспокойство. Несколько раз Тирта во время стоянок доставала эту «карту», как назвал бы ее сокольник, и изучала символы, но преуспела не больше, чем в первый раз. А может, это вовсе и не карта? Есть ведь схемы, помогающие призвать Силу. Девушка поспешила выбросить из головы эту опасную идею.

На четвертый день после того, как они выехали из защищенной долины, уже ближе к вечеру растительность сделалась более скудной; тропа снова повела их вверх, в бесплодные земли. Незадолго до наступления сумерек они увидели каменную осыпь. Сокольник остановился, глядя вперед, но непохоже было, будто он ожидал, что увидит здесь это препятствие; он смотрел на осыпь скорее с изумлением, легко читающимся на его открытом лице, поскольку сегодня он ехал без шлема, – странное поведение для человека, предпочитающего скрываться под маской.