Андрэ Нортон - Тройка мечей [сборник litres]

Тирта не поняла, почему они вдруг остановились, но тропа здесь была такой узкой, что она не могла проехать мимо своего спутника, и оставалось лишь ждать, пока он поедет дальше. Когда же он так и не сдвинулся с места, она едва ли не впервые за день нарушила тишину.

– Там что, перекрыт проход?

Какое-то время ей казалось, что сокольник настолько погрузился в свои мысли, что даже не услышал ее. Но потом он вдруг поднял лапу и указал на осыпь битого камня:

– Гнездо…

Что-то в его голосе – быть может, интонация – пробудило эхо в окружающих их скалах.

Гнездо. Это походило на стенания плакальщицы на сулькарском огненном погребении.

Тирта посмотрела вперед. Там мало что свидетельствовало, что здесь много веков находилось обиталище его народа, – во всяком случае, ничего такого, что Тирта могла бы разглядеть. Она слыхала, что Гнездо было так умело построено, что напоминало полую гору, и что лишь немногие чужаки (исключительно те, кто охранял границу) когда-либо проходили по его подъемному мосту.

Здесь не было ничего, кроме каменной осыпи, ничем не отличающейся от любого другого склона, встречавшегося им по пути. Ее спутник сильно запрокинул голову и всматривался в очертания этой груды камней, словно отчаянно пытался отыскать нечто, что еще должно было существовать. Тирте же, в свою очередь, представилось, как туман из прошлого окутывает горный склон и на пару мгновений из него выступает некогда стоявшая здесь крепость. Однако же ей так и не удалось ничего рассмотреть.

Он закричал; слова, которых она не понимала, закручивались спиралью, а затем слились в один звук – так мог бы кричать ястреб. Трижды он издал этот крик. И тут ему ответили!

Тирта крепче сжала поводья, ее лошадь переступила с ноги на ногу, и из под копыт посыпались мелкие камешки. Ответ был слабым, негромким, но она не могла не признать, что слышала его.

Призраки… умершие, которым подобало бы наконец покоиться с миром… Разве она еще не покончила с ними? Уж не призвал ли его сородич к кровной мести? Неужто это требование достаточно сильно, чтобы проявиться даже при свете дня? Сокольников предупредили вовремя. Они наверняка успели укрыться внизу, в Эсткарпе, прежде чем горы пустились в пляс. Конечно же, ее спутнику не столько лет, чтобы он успел дать клятву меча кому-то, жившему здесь до гибели Гнезда.

Сокольник крикнул. На этот раз его звенящий крик эхом отразился от скал. От пронзительного звука лошади зафыркали, торгиан заржал, а у Тирты заболели уши.

И снова ему ответили. А потом девушка разглядела в небе какое-то пятнышко. Оно устремилось вниз, словно бы метя в забредшую сюда добычу. Тирта с трепетом смотрела, как птица спускается с небес. Летун переместился с освещенного места в тень расщелины, в которую они направлялись.

Снизив скорость и взмахивая крыльями, черный силуэт кружил, подбираясь все ближе к ним, и наконец пролетел над их головами. Сокол уселся на краю скалы; его крылья все еще были немного раскинуты, как будто птица намеревалась взмыть в небо сразу же, как только удовлетворит любопытство.

Черноперый, с белым треугольником на груди – сокол из Гнезда или потомок такого сокола, явно дикий, ведь на нем нет красных опутенок, знака союза между человеком и птицей. Взгляд блестящих глаз был устремлен на мужчину, снявшего шлем. С губ сокольника сорвалась череда звуков, напоминающих птичьи крики; тембр их делался то выше, то ниже. Сокол крикнул в ответ и расправил крылья, словно собирался снова взлететь, уйти подальше от этого существа иного вида, пытающегося разговаривать с ним.

Однако сокольник продолжал издавать эти звуки; Тирта никогда бы не поверила, что они могут исходить из человеческого горла. Он не сделал ни малейшего движения в сторону беспокоящейся птицы, а просто разговаривал с ней на ее языке – в этом Тирта была уверена.

Нового крика не последовало. Вместо этого птица принялась отвечать теми же звуками, что и человек, потом склонила голову набок. Тирта готова была поверить, что сокол обдумывает какое-то предложение или пытается что-то для себя решить.

А потом, снова вскрикнув, птица взмыла в воздух. Не приближаясь к ждущему человеку, сокол со всей мощью своих крыльев пошел ввысь, туда, откуда явился. На усталом лице мужчины не отразилось разочарования – он просто сел и стал смотреть на птицу.

Лишь когда она повернула на запад и окончательно скрылась из виду, сокольник вроде как вспомнил, что он тут не один, и обернулся к Тирте.

– Здесь нет прохода. Теперь нет. – Голос его был ровным и бесстрастным, как всегда. – Нам придется пойти назад и повернуть на север, и лучше бы успеть до темноты.

Тирта не стала задавать вопросов, потому что чувствовалось, что он уверен в своих словах, а она привыкла полагаться на его знание гор. Они повернули на север и в конечном итоге отыскали небольшую каменную чашу, явно созданную людьми; в нее из трубы, рассчитанной на втрое больший объем, стекала струя воды. Нашелся и кое-какой корм для лошадей: пучки жесткой травы, растущей там, где вода изливалась из чаши. На вечер попастись хватит.

Костер разводить не стали. Хотя среди камней на берегу ручья валялось достаточно веток, когда Тирта начала было собирать их, сокольник покачал головой.

– Это место наблюдателей.

– Соколов? – спросила девушка. – Но огонь их не побеспокоит.

Ее спутник снова решительно качнул головой.

– В этот край пришли другие.

Этот его обмен звуками с птицей – что он из него узнал? Тирта чувствовала, что имеет право требовать точных сведений. Но тут он добавил:

– И это не изгои, не люди из Карстена. Они явились с востока.

С востока! То ночное чудовище с вытянутой мордой, порождение Тьмы! Твари, идущие из-за гор, из Эскора! Тирта оглядела место их стоянки уже по-новому. И решила, что стоянка неплохо защищена, не хуже любого другого места, которое она могла бы выбрать. Можно пустить лошадей попастись до наступления темноты, а потом перевести их поближе к себе и стреножить, и подкормить горсткой зерна со щепоткой соли. Враг, кем бы он ни был, мог подобраться сюда лишь по узенькой тропке, которую любой из них мог оборонять в одиночку. В общем, не самая надежная крепость в мире, но переночевать сгодится.

Они немного поели, потом переставили лошадей и торгиана. Сегодня Тирта должна была отдыхать первой, но ей пока что совершенно не хотелось спать. Вместо этого она поймала себя на том, что забрасывает мысленные петли, как пастух на равнине, плетущий силки, силясь отыскать малейший след темного разума, который мог даже в эту минуту исподтишка наблюдать за ними.

Смерть от зубов и когтей – так сокольник сказал о том незнакомце. Быть может, несчастного, явившегося в эти заколдованные горы, выслеживало и преследовало как раз такое мчащееся в ночи чудовище, с каким столкнулись и они сами, только им повезло больше. Тирта нашарила в сумке пакетик с истолченной травой, так пригодившейся во время нападения, и достала его. Сгущались сумерки, и в их убежище уже стемнело. Лошади рыли копытами землю и ржали, натягивая повода, и Тирта пошла угостить их зерном с толикой соли, чтобы животные успокоились.