Питер Ньюман - Злость [litres]

– Давайте ее бросим, – шепчет один.

– Да, – говорит другой. – Дивенбург уже забрал ее разум. И он вернется, чтобы забрать тело. Так всегда и происходит! Это и случилось с моим двоюродным дедушкой! Но уж со мной-то этому не бывать!

Третий остается равнодушен.

– Плевать на твои истории и плевать на твоих предков. Мы вернемся с добычей.

Гляньте на нее, да ведь у нее крышу снесло. Ей даже не подняться. Мы сможем ее взять, если будем держаться вместе.

Арбалеты уступают место ножам и коротким палкам. Охотники снова наступают, теперь двигаясь стаей.

Диада наблюдает, опустив конец меча на землю.

– Думаю, смогу забрать с собой двух. Или трех. Двух? Трех? Не знаю.

Снова разразившись хихиканьем, она нараспев повторяет:

– Два иль три? Три? Четыре? Надо хватануть пошире.

Свободной рукой она бьет себя по голове.

– Почему я не могу замолчать? И почему эти жалкие мудаки не покончат со мной наконец?

Главарь поднимает руку.

– На счет три. Раз… Два…

Он замолкает, поняв, что со стороны Дивенбурга кто-то приближается. Шаги раздаются подобно выстрелам, а дальше – высокая фигура в длинных одеяниях, из-под капюшона которой нечеловечески сверкают глаза.

– …Вот дерьмо!

Хоть приказ и неуставной, но достаточно ясный. Охотники убегают, быстро рассредоточиваясь парами, снова ныряя под защиту лесных стволов.

Диада поворачивает голову к гостям. Веспер резко останавливается, хлопая глазами.

– Диада, ты жива!

– Увы.

– Не говори так.

– Не могу. Такое ощущение, что у моего рта появился собственный разум.

На лице у Веспер возникает недоумение. Козленок тут же повторяет за хозяйкой.

– Вероятно, это из-за таблеток, которые я съела, пока ждала. Проклятье, не хотела ведь говорить.

– Таблеток? Сколько?

Снова раздается смех, грозящий перерасти в истерику.

– Не знаю! Я ждала часами. Много. Больше, чем следовало. Достаточно, чтобы умереть или приобрести странный цвет кожи. Может, случится и то и другое. Кажется, это теперь моя жизнь. Ради Ока, заткни меня, я больше себя не вынесу!

Козленок начинает пятиться.

Более степенным шагом к ним наконец подходит Нер.

Диада нащупывает рукоятку меча.

– Веспер, назад!

Нер качает головой.

– Это ни к чему. Я пришла помочь.

– На хрен тебя и на хрен твою помощь, чудовище!

Веспер пытается придумать, что бы сказать, но тщетно.

– Как я уже объяснила твоей подруге, я не то, чем кажусь. Я человек, как и ты, просто…

– Заткнись! Просто заткнись!

Диада подтаскивает себя к стене и со стонами поднимается на ноги.

– Взгляни на себя! Неужели такие глаза у тебя от рождения?

Пылающие зрачки сужаются.

– Кажется, у нас с тобой не заладится.

Следующая реплика Диады прерывается очередным позывом к рвоте.

– Только не снова! – стонет она. – Не сейчас!

Она угрожающе поднимает меч, затем бросает его и срывает с лица забрало, которое становится необходимо протереть. Сгибается пополам, и лицевая пластина повисает на плече, дважды подпрыгивает и замирает.

По земле растекается рвота – горячая, мокрая, вонючая. Слова чередуются со смехом:

– Ау! А-а-а! Больно! Бу-у-уэ-э-э!

Очередной шквал ругательств и смеха прерывается невнятным бормотанием и выплевыванием болезненной субстанции, а затем она внезапно и зрелищно отключается.

В секретных ходах под Дивенбургом, в глубинах Запретных туннелей, есть комната. В комнате полно инструментов, горделиво вывешенных на стойках и рассортированных по размеру и назначению. По центру комнаты располагается стол – он может подниматься и опускаться, крутиться, наклоняться.

К этому столу привязана Диада – она без сознания и уже без доспехов. Над ней склонилась Нер, удерживаемая своей треногой из слоновой кости. Предварительный осмотр вызвал неодобрительное хмыканье.

Веспер сидит в углу и грызет ноготь. Козленок спит у нее в ногах.

– Думаешь, сможешь ей помочь?

– Моя дорогая девочка, – отвечает Нер, не поднимая взгляда. – Всю свою жизнь я занимаюсь слиянием жизни и смерти, расширяя сами границы определения жизни.

– Но ты уверена, что сможешь ей помочь?

– Да, я же только что это и сказала, разве нет? Мне доверили проторить подземные пути. Я проложила дорогу для сущности Нелюди. Уж с парочкой трещин да сломанных ребер я наверняка справлюсь.

Она удаляет смартсплав. На старые раны уже наросла новая кожа, туго натянутая в местах переломов.

– Нет-нет-нет. Так не пойдет. Это не поможет.

Она заносит скальпель и останавливает его в паре сантиметров от тела Диады. Глаза закрыты, левая рука направляется к правой, пальцы сжимаются в кулак. Над костяшкой среднего пальца открывается шов старой кожи и раскрывается третий глаз.

Одна рука направляет другую, и Нер приступает к операции.

Кровь стекает со стола, бежит по желобкам, сливается через дыры и скапливается внизу, где будет храниться до использования в каких-нибудь исследованиях.

– Живые объекты доставляют куда больше хлопот, чем мертвецы. Некроинженеры были настоящими мастерами в препарировании конечностей. Они зашивали и склеивали их так искусно, что те в итоге становились настоящим украшением! Ах, хорошее было время. Теперь оно прошло.

– Вас было много?

– О да. От низших сборщиков до протирателей и помощников, до моего ордена. Не могу сказать точно, сколько нас было всего. Знаешь, это было непостоянное число. Мы росли по мере возвышения Нелюди, в спешке набирали новичков, чтобы за ней поспеть.

Красные линии образуют на животе у Диады четыре двери. Нер открывает их все, совершенно игнорируя заполняющие комнату запахи.

Веспер закрывает рот, сильнее вжимается в стену.

– Что с ними случилось?

– Умерли. Ужасная потеря. Понимаешь, когда Нелюдь погибла, не осталось никого, кто мог бы заменить сущность, которая питала наши дополнительные части. Когда сущность испарилась, живые конечности умерли и сгнили. А ничто, кажется, не распространяется так же быстро, как гниль.

– А что насчет ампутаций?

– Это не просто удаление руки или хвоста. Многие из нас были изменены на глубинных уровнях.

Веспер не говорит ни слова, молчанием выражая непонимание.

– Такие связи не существовали отдельно, они были переплетены с самой сущностью. Нельзя провести линию, как делаю сейчас я, и обрезать их. И в любом случае к тому времени, как закончился наш траур, было уже слишком поздно. Дивенбург погиб, вместе с ним погибло и знание. В течение нескольких дней рухнула экономика, а люди бросались друг на друга, будто голодные псы.

– Ой.

Сломанное ребро вернулось на место. Наполовину отломанный острый осколок удален. Держа его, она закрывает глаз на костяшке, открывает два других и на костяных конечностях идет к шкафу. На другой стороне находится коллекция скелетов: все частично разрушены, на месте просветов – искусные рисунки. Сравнение закончено. Она несколько раз возвращается к подходящему кусочку, качает головой.