Дмитрий Емец - Сердце двушки [litres]

– Ерунда! – отмахнулся Иванов. – Типичные отговорки человека, который заранее сдался! Женщина слышит не слова, а юродивый крик! Был такой литератор Деревяшков. Ужасно противный. Толстый, лысый, жадный. Никогда не работал, в метро и то ездил за чужой счет. Но он был дико смел, дико нагл или дико наивен, не могу подобрать нужного слова! Он подскакивал к любой понравившейся ему девушке, хватал ее за рукав и, глядя ей в глаза, начинал бормотать: «Ну почему? Почему? Почему я не могу быть любимым? Я что, не достоин счастья, потому что я толстый и противный? Девушка, прошу вас! Скажите, что я должен изменить в себе, чтобы вы меня полюбили!»

– И девушка давала ему по голове сумочкой? – поинтересовался Рузя.

Иванов горько усмехнулся:

– Если бы! Девушка вначале пугалась, потом смеялась, потом начинала всерьез думать, достоин ли Деревяшков счастья и что ему в себе менять. Потом начинала помогать ему меняться. Жена у него была красавица, умница! Трудилась с утра до ночи как пчелка – а он на диване валялся и все интересовался у нее, не противно ли ей, что он тут валяется и ничего не делает. Меня это, помню, дико бесило! Я на одной руке подтягивался раз пять, ростом он мне до груди доставал, но у меня никогда не было такого успеха! А почему? Не умел я делать выдох из самого подсознания, не было во мне его юродивого крика! Мне было важно, как я сам выгляжу, как я сам мыслю, и все такое прочее. То есть идиот был и павлин. Вот и ты, наверное, с Настой как-то сложно разговаривал, сомневался, переживал! А надо было просто сказать твоей Насте: «Женщина! Как имя тебе? Иди за мной! Служи мне, люби меня!» И она пошла бы!

– А если бы нет? – спросил Рузя.

– Ну, если нет – значит, это был крик не из сердца. Ты где-то сфальшивил. Тут надо, чтобы крик был такой… пещерный, без театра!

Дорога пошла вниз, к ручью. Здесь можно было воспользоваться переправой – несколькими рядом лежащими бревнами, – а можно было перескочить ручей с разбега в узком месте, обогнув невысокий холм. Иванов выбрал второй способ. Рузя и Афанасий услышали, как писатель трещит кустами, затем внезапно возникла тишина, а вот чавкающего звука, обычно сопровождавшего прыжок с одного топкого берега на другой, почему-то не раздалось. Некоторое время спустя кусты затрещали вновь, и Иванов вернулся к ним.

– Э-э… – сказал он, смущенно потирая нос. – Не хочу нарушать ваши планы, но, по-моему, пора рвать когти!

– Почему? – спросил Рузя.

Иванов ткнул пальцем в сторону холма:

– Там мужики с арбалетами и топорами. Много мужиков. Идут цепью.

– Куда идут? К нам? – быстро спросил Рузя.

Иванов поскреб заросшую волосами шею:

– Нет, наискось идут, к Копытову. Но я вырос в сложном районе. У меня чутье: когда надо быть героем, а когда лучше по-тихому слинять!

Втроем они рванули в лес. Иванов проламывался первым. Рузя и Афанасий спешили за ним. Афанасий бежал изящно, как олененок. Рузя же кряхтел и катился, как шар. Временами Иванов останавливался и прислушивался. Где-то недалеко отчетливо хлопнула автомобильная дверца. Послышался рев мотора. Сквозь деревья было видно, как по раскисшей дороге ползет джип.

– Ага… Все-таки заметили нас! – опечалился Иванов. – Я как чувствовал! Один остановился и в мою сторону стал смотреть! Решили, видно, проверить!.. Ускоряемся, братия!

Еще минут десять они бежали напролом через лес, после чего переправились через ручей. Поднялись на холм. Внезапно Иванов издал предостерегающий звук: «Пст!» – и животом бросился на землю, укрывшись за покрытым мхом бревном. Рузя и Афанасий последовали его примеру. Несколько секунд все было тихо, а потом Афанасий услышал слабый плеск. Кто-то шел вдоль ручья, временами заходя в воду. Поднимать голову Афанасий не рискнул. Вместо этого нашел место, где бревно прилегало к земле неплотно, и стал смотреть снизу. У ручья он увидел парня с арбалетом. Не мускулистый, скорее худощавый, на вид выносливый и быстрый. Если он и был старше Афанасия, то ненамного. Больше всего Афанасия испугало, что лицо у берсерка серьезное. Не злое, а именно серьезное. Ответственное лицо, правильное. Это было… ну типичное такое лицо курсанта военного училища.

«Застрелит! Такой сомневаться не будет!» – подумал Афанасий с тоской.

Заметив, что берсерк остановился и рассматривает их следы на земле, Афанасий быстро коснулся русалки . На противоположном берегу что-то затрещало. В ручей скатился камень, который Афанасий столкнул с места простенькой магией.

Арбалетчик повернулся на звук, вскинул арбалет, но стрелять не стал, а помчался вверх по склону, догоняя воображаемого беглеца. Рузя, Афанасий и Иванов, немного выждав, вскочили и метнулись в противоположную сторону.

– Чуть не засыпались! Что за дела тут в лесах творятся?! То твари крылатые летают, то арбалетчики бегают! – ворчал на ходу Иванов.

Когда впереди показались крыши крайних домов Копытова, Рузя резко остановился. Афанасий подбежал к нему. Рузя был таким взмокшим и красным, что даже стоять с ним рядом было жарко.

– Я понял! Они не к ШНыру шли! – отдуваясь, выговорил Рузя. – Если бы к ШНыру – выбрали бы другую дорогу.

– Может, кто-то из наших рухнул с закладкой в лес и они его прочесывают? – предположил Афанасий.

– Нет. По той дороге, которой они шли, можно попасть только к копытовским огородам… а там… – Рузя торопливо соображал, – только Сашка и гиелы!

От точки, где они сейчас находились, до сарайчика было километра два. На бегу Афанасий торопливо кричал в кентавр , связываясь со ШНыром и вызывая подмогу. В ШНыре его услышали. Афанасий еще прыгал по засохшей картофельной ботве, когда его обогнал Макар на Грозе. За ним, довольно сильно от него отставая, на неоседланном Цезаре несся Родион. Тут же из воздуха, свалившись прямо на поле, материализовался Макс, вооруженный алебардой и первым попавшимся арбалетом, который он сорвал со стены. Макс бежал неуклюже и тяжело, падая на взрытой земле.

Навстречу им проскакал Зверь с пустым седлом. Голова по-собачьи опущена, ноги вязнут в грязи. Пробежал десяток метров и взлетел, всплеснув провисшими стременами. Не отскочи Афанасий в сторону – Зверь сшиб бы его. Привязанный к дереву Гавр выл. Задняя его лапа запуталась в перехлестнувшейся веревке. Рядом растерянно стоял Макар со старым арбалетом, похожим на короткое ружье. А потом Афанасий увидел Штопочку, лежащую на земле. К ней, спрыгнув со своего пега, уже подбегал Родион. Не добежав, остановился – и отпрянул.

Произошло же все так.

Вначале Штопочка валялась на кровати, извлекая из панцирной сетки интересные звуки. Она обнаружила, что если качнуться два раза вдоль и один раз поперек, звук получится: «скрип-скрип-скрю». А если два раза поперек и два раза вдоль, то «скрю-скрю-скрип-скрип». Это навело ее на мысль, что можно писать музыку для панцирных кроватей. И даже составлять из них целые оркестры. В ШНыре железные кровати хранились на улице в сарае – остались от давних каких-то времен, когда Кузепыч был пионером с толстыми ногами.