Ирина Лазаренко - Клятва золотого дракона [litres]

– Вишь как получается, – заговорил Мятый, подавшись вперед, сделав серьезное лицо и всем видом показывая свою толковость и заинтересованность, – значит, или нет у золотого дракона такой способности, или она действует не так, как болтали эльфы. Быть может, слабее или не всегда. И, выходит, нужно расспросить еще кого-то знающего, только хорошо расспросить, толково.

– Чего проще, – согласился Годомар. – Разве что раскаленную кочергу связать в узел. В Гимбле случайно нет кого-нибудь знающего, кто жаждет потрепаться про дракона и не врёт, как вербовщик?

– Может, и нет, – успокаивающе проговорил Лузис. – А может, и есть. Я поспрашиваю.

– Ну и я поспрашиваю, – буркнул Рукатый, перестал наконец хвататься за рукоять топора и пошел прочь, не прощаясь.

Лузис провожал его отчаянным взглядом разноцветных глаз и думал, что нужно узнать что-нибудь очень важное и очень быстро, если он рассчитывает в обозримом будущем разжиться наплечными суставами для шагуна.

Старейшие драконы почти никогда не меняли ипостаси, считая человеческое тело слишком маленьким и уязвимым. Так они думали, когда обитали в подземьях, с той же мыслью пришли в верхний мир, с нею прожили в нем двести лет. Среди тех, кто появился на свет вне подземий, одни предпочитали драконьи тела, другие – человеческие, третьим было всё равно, некоторые и вовсе меняли ипостась безотчетно.

Илидор был из тех, кто большую часть времени проводит в человеческом теле: он быстро обнаружил, что чем больше ты похож на эльфа, тем меньше гадостей они тебе делают, причем сами едва ли замечают эту закономерность. Еще Илидор не без удивления понял, что в теле человека он полнее чувствует и с большей охотой изучает окружающий мир – да просто едва не захлебывается им, ведь у человека есть эта огромная кожа, которая ощущает всё вокруг, вместо драконьей чешуи, которая, конечно, прочна, но… Слух человека различает меньше звуков, но зато отзывается на них полнее. А сколько открытий дало Илидору человеческое обоняние – не более и не менее чуткое, чем драконье, но при этом совершенно иначе связанное с головой и умеющее рождать из запахов воспоминания!

В то же время все радости человеческого тела перевешивались единственным недостатком: люди не умели летать. В подземьях дракон тосковал по полетам, и крылья его плаща то спазматически сжимались, едва не сворачиваясь в рулончики, то болтались тряпками, лишенные воздуха, как жизни. То и дело на миг-другой Илидору почти хотелось вернуться в Донкернас, в холмы Айялы, ведь там можно сколько угодно скакать в потоках воздуха, подставлять солнцу чешуйки и вдыхать запах свежей листвы. Гномские подземья, даром что такие просторные, совсем не приспособлены для драконов: мало места, негде развернуться, нет сильных воздушных потоков – скорее сломаешь крылья, чем наполнишь их радостью полета, и простора дракону не хватало почти так же сильно, как солнца над головой и свежего ветра, и бесконечных лесов внизу, и рек, и даже придурочных птиц, за которыми все время приходилось следить, чтобы не врезаться в косяк. Мало радости потом летать, измазанным кишками и перьями.

Вечером они вышли к большой пещере с высоким потолком, с которого не свисали наросты, и со стенами, по которым не текла лава. Гномы собрались было устроиться на ночевку прямо в пещере, но Илидор честно предупредил, что собирается здесь летать, орать и хохотать, как безумный, и гномы предпочли разбить лагерь в одном из пещерных рукавов.

И теперь Илидор, словно рыба, долгое время просидевшая в садке и вдруг выпущенная в корыто, безумной летучей мышью носился под потолком большой пещеры. Он распевал торжественно-летнюю песню и кувыркался, то падал камнем вниз со сложенными крыльями, то выпрыгивал вверх, как гейзерный фонтанчик, кружась вокруг своей оси, то парил под потолком, лишь едва заметно трепеща крылами.

Самое лучшее в мире – быть драконом и летать! Даже если всего лишь под потолком большой пещеры в подземьях Такарона… но хорошо бы оказалось, что драконы, которые живут на севере, обитают не под землей!

Как чудн о понимать, что прежде все семейства местных драконов жили в подземьях, почти не выбираясь в верхний мир! Такой ли большой бедой было поражение в войне, если благодаря ему драконы оказались под солнцем?

Ведь в том, что они попали в Донкернас, напрямую не виноваты ни война, ни гномы.

– Мы никого не предавали, – краем сознания поймал Илидор голос, слабый, как шорох каменной пыли, и едва не врезался в стену от неожиданности.

Шумно, с грохотом уцепился за выступ, повис на нем, обняв себя крыльями.

– Мы просто хотели жить под солнцем, ведь солнце прекрасно, – добавил шепот, и Илидор сообразил, откуда он может нестись: из какой-то смежной пещеры, а может, из-под давнего обвала.

Где-то там, уже почти превратившиеся в труху, лежат кости дракона, лежат там очень-очень давно, много столетий. И они огромные, они очень, очень большие, просто пугающе здоровенные!

Илидор осторожно пополз по стене в том направлении, откуда ощущал слабый, затухающий зов. Ему послышался смешок.

– Они говорили, рожденные от камня не должны уходить наверх. Глупцы. Не важно, с какой стороны будет камень: сверху или снизу. Такарон никогда не требовал, чтобы его дети не любили ветер и солнце.

Кости, наверное, лежат в толще скалы, кажется, где-то там раньше всё-таки была пещера. Илидор с трудом подполз по стене ближе, чтобы лучше слышать. Несколько раз его лапы срывались с неровностей камня, и вниз с шорохом летела пыль. Хорошо, когда есть четыре конечности и хвост. Крылья возбужденно подрагивали – зачем ты ползаешь по этой ненадежной скале, давай лучше мы развернемся и будем летать! – и лишь усилием воли Илидор прижимал их к телу.

– И что же? Прошло всего несколько сотен лет, и все они сами покинули камень, покинули с позором, спасая свои шкуры. Как давно эти горы не слыхали драконьей поступи…

Илидор наклонил голову, силясь проникнуть всеми чувствами сквозь каменную толщу. Ему очень нужно было побеседовать с драконьими останками. Ему еще никогда не приходилось этого делать, и он понятия не имел, как с ними нужно общаться – лишь знал, что от костей дракона должно оказаться больше толка, чем от призраков гномов и машин. Те могут лишь повторять слова, которые произносили незадолго до смерти, и действия, которые совершали. Драконья связь с камнем прочнее.

– Но это дракончик, – в затухающем голосе прозвучало удивление. – Не эфирный, нет. Не слышащий воду. Не угольный. Маленький дракончик не похож на камень, а похож на солнце. Ты золотой дракончик… Ты ничей.

– Куда ушли угольные драконы? Их еще можно найти? – спросил Илидор.