Ирина Лазаренко - Клятва золотого дракона [litres]

Это был невероятно плохой план. Такой же плохой, как небоевые и не сторожевые машины, которые делали гимблские мастера, такой же корявый и нелепый, как руконога… и сработавший. Как руконога.

В нелепом, тяжелом, уродливом прыжке она взлетела над головой Фрюга Шестерни, и Годомар кулаком ахнул по кнопке слива лавы. Всё, что было в резервуаре, выплеснулось в задранное лицо Фрюга, презирающего защитные костюмы, в его вопящий рот, в разлетающиеся брови, в густую клубистую бороду, извечно обожжённую снизу.

От воплей Шестерни загудел металл и притухли огни в лаволампах. Руконога застыла в той позе, в которой приземлилась, и на каких-то каплях лавы, оставшихся в резервуаре, Годомар постепенно сумел её развернуть. К тому времени жуткие крики затихли – казалось, они звучали всего миг, а может, так и было. Стрелуны, пригнувшиеся было для выстрелов, так и стояли, ничего не делая. Защищать больше некого: стая лишилась вожака.

Нет, не так. Стая лишилась прежнего вожака.

Годомар с трудом перевел дух, его колотило, пальцы тряслись. Сейчас он точно не сумеет управлять машиной, даже если наберет достаточно лавы, да и ноги его едва ли удержат.

И всё-таки наставник-механист Годомар Рукатый, тяжело опираясь на сиденье и рычаги, поднялся на ходящей ходуном маленькой платформе в полный рост, рискуя вывалиться прямо под латные перчатки-ноги, замершие в нелепой раскоряке. Годомар поднялся на дрожащих ногах, ткнул трясущимся пальцем в обугленную головешку, которая только что была головой того, кто наводил ужас на всю гильдию механистов, и громко произнёс самое страшное обвинение, которое только можно бросить в лицо гному:

– Ты сказал, что дракон, которому доверяет Югрунн Слышатель, опасен! Ты посмел усомниться в правоте своего короля, Фрюг Шестерня!

Валун был страшно тяжелым, Илидор весь взмок, пока отодвигал его. Стоило бы позвать на помощь гномов, но они куда-то пропали. Дракон даже не удивился этому: гномам нечего делать здесь, в гулком каменном колодце, подле гигантского валуна, который так немыслимо трудно сдвинуть с места, по которому скользят ладони, как по льду, и холодный он такой же – словно лёд, хотя по виду – пористый и должен быть неприятно-шершавым.

Пыхтя, отдуваясь, почти надрывая мышцы, изо всех сил упираясь ногами в пол каменного колодца, хрустя мелкими камешками под подошвами, Илидор наконец сдвинул этот мерзкий валун, и тот сразу же прекратил сопротивляться, перестал морозить руки и быть тяжелым, укатился в сторону с подвижностью детского мячика, и дракон едва не рухнул, подавшись за ним, отер рукавом рубашки вспотевший лоб. На зубах хрустела пыль.

В месте, где лежал валун, оказалась выемка, огромная – в такую мог поместиться человек, и в ней действительно ворочался кто-то, похожий на человека. Илидор поднялся на ноги и стал смотреть в дыру. Ничего не сделал: не попытался помочь или помешать тому, кто внутри, не положил руку на рукоять меча, не бросился догонять укатившийся валун, чтобы вернуть его на место и сделать вид, будто никогда никакой дыры в полу не находил.

О человеке внутри пока сложно было что-нибудь сказать наверняка, кроме того, что он, верно, молод и строен, если не тощ, у него темные волосы, одет он в светлую тунику с широким воротником под горло. Илидору потребовалось ужасно много времени – целых несколько мгновений, чтобы сообразить: он может сказать об этом человеке и кое-что такое, чего нельзя понять, просто глядя на его возню в дыре. Например, что это не человек.

Крылья плаща облепили тело и чуть дрожали, по шее бегали мурашки. Дракон повел плечами, чтобы ослабить хватку крыльев, но те вцепились в него еще крепче.

Найло медленно поднял голову. Его волосы, припорошенные каменной пылью и паутиной, были острижены так, как стригутся скотоводы Уррека: плотной длинной «шапкой», закрывающей лоб до самых бровей, уши – до мочек и шею до ворота. Волосы стояли над головой немного дыбом, прикрывая острые кончики ушей. С этой стрижкой он выглядел удивительно безобидным и даже вроде как немного отъевшимся, хотя Илидор знал, что худоба Найло – не голодной природы, а нервической.

– Если хорошие убивают плохих, то в чём разница между ними? – произнёс эльф раздельно, требовательно и серьезно.

Илидор медленно покачал головой. Йеруш смотрел на него снизу вверх выжидающе, спокойно и даже просительно, не пытался выбраться из дыры, не пытался напугать или смутить, даже не кривлялся, и его возбужденное состояние выдавали только судорожные движения рук: он прижимал ладони к груди, оставляя серые пятна на белой тунике, и заламывал костлявые пальцы.

– Детский вопрос, Найло, – произнес дракон охрипшим голосом. Он знал, что Найло не задаёт детских вопросов.

– А у тебя есть на него взрослый ответ? – осклабился Йеруш.

Дракон не был уверен, видит ли его эльф насквозь, или только так кажется, потому не стал ни врать, ни давать честный ответ, который по сути не был ответом, а промолчал.

– Так и знал, – проговорил Найло жалобно и принялся дуть на свои дрожащие пальцы.

– А у тебя есть ответ? Детский тоже сгодится, – дракон криво улыбнулся, чувствуя, как в груди разрастается возмущение, протест и еще что-то тревожное, словно от ответа действительно зависит… кое-что очень важное.

Эльф долго не отвечал, смотрел в земляную стену встревоженно, а потом дрогнувшим голосом проговорил:

– Ты должен найти собственный ответ, Илидор. Такой, который будет честным для тебя.

– О-о, ну что не так с этим эльфом? – горячо спросил дракон у потолка, но с потолком тоже было что-то не так, потому что он рухнул Илидору на лицо и разбудил его.

Над блуждающей башней только занимался рассвет, когда Илидор прошел мимо неё вслед за ходовайкой к северному рукаву пещеры. Рукав был тёмным и сырым (даже мох на стенах оказался мокрым и подобным пятнам слизи), и еще – узким, в одном месте даже пришлось пролезать на четвереньках. Зато в конце, как дверь из сна, этот невразумительный коридор выводил в самую огромную и самую красивую пещеру, которую только Илидору доводилось видеть.

Наверное, в ней мог поместиться весь Гимбл, а может быть, даже два Гимбла. Вверху кучковались взвеси влаги – почти облака – от водопада, стекающего с дальней стены и образующего речушку, которая пересекала пещеру с запада на восток и терялась где-то под камнями противоположной стены. Далеко впереди простирались укрытые мхом и поросшие кустарником камни, совсем далеко – не то домики, не то шатры, не то навесы, трудно разобрать. Илидора и ходовайку проход вывел на уступ в юго-восточной части пещеры, и прямо под ними, так далеко, что голова кружилась при взгляде вниз, громоздились огромные валуны, утёсы и плато, отделенные от зеленой части пещеры речушкой. По всем этим плато, по голым скалам между ними бродило множество машин и… не совсем машин. Дракон пока не стал вглядываться в них, а вместо этого стал рассматривать южную часть пещеры, хотя смотреть там было особо не на что: гигантская пропасть, а под ней – лавовая река, в которую впадают высоченные лавопады.