Ричард Кнаак - День Дракона [litres]

Одетый в черное собеседник вновь шевельнулся, и образ его ненадолго утратил четкость, сделался зыбким, почти бесплотным. То, что Смертокрыл, не говоря уж о всяком драконе, может принять человеческий облик, встревожило волшебника до глубины души. Кто способен будет точно сказать, что подобное создание может делать среди народа Ронина? И, кстати, откуда волшебнику знать, что Смертокрыл уже не начал сеять среди людей тьму при помощи этого самого способа?

А если начал, то с чего вдруг решил открыть подобную тайну Ронину? Может, намерен в итоге заткнуть магу рот навсегда?

– Вам так мало известно о нас.

Тут у Ронина глаза полезли на лоб. Неужто Смертокрыл среди прочего и чужие мысли умеет читать?

Дракон устроился слева от человека, словно бы сев в кресло или на огромный валун, невидимый для Ронина за складками широкого плаща. Из-под темного, точно ночь, «вдовьего мыска» на мага, не мигая, уставились глаза угольной черноты, и Ронин, не выдержав их напора, отвел взгляд.

– Вам так мало известно о нас, – повторил между тем Смертокрыл.

– Э-э… видишь ли, трудов о драконах на свете не так уж много. Большую часть исследователей съели.

Сколь ни вымученной могла показаться собственная шутка Ронину, Смертокрыл счел ее весьма забавной. Дракон захохотал – громко, до слез, до колик. Будь на его месте кто-либо другой, пожалуй, подобный смех мог бы граничить с безумием.

– Я и позабыл, как забавно порой твое племя, мой маленький друг! Как же оно забавно! Да, доля правды в этом, наверное, есть.

Слишком широкая, слишком зубастая улыбка вновь засияла на лице Смертокрыла во всем своем великолепии. Не в силах больше спокойно лежать перед грозным драконом навзничь, Ронин сел прямо. Пожалуй, и на ноги встал бы, но один взгляд Смертокрыла словно бы предупредил: в данный момент это может оказаться не самым разумным.

– Так что тебе от меня нужно? – снова спросил Ронин. – Зачем я тебе?

– Ты – средство, ведущее к цели, способ достичь того, что долго не давалось в руки, отчаянный поступок отчаявшегося существа.

Вначале Ронин не понял, что это значит, но тут на лице дракона отразилась немалая досада.

– Ты – и в отчаянии ?

Смертокрыл вновь поднялся, раскинул в стороны руки, точно собравшись взлететь.

– Что ты видишь сейчас, человек?

– Фигуру в сумрачно-черном. Дракона Смертокрыла в ином обличье.

– Вполне очевидный ответ, но неужели ты, мой маленький друг, не видишь ничего более? Разве не видишь ты верных мне легионов моих соплеменников? Разве не видишь множества черных – или, если уж на то пошло – красных драконов, царивших в небе задолго до появления на свет людей и даже эльфов?

Не вполне понимая, к чему ведет Смертокрыл, Ронин молча покачал головой. В одном он уже убедился: постоянного дома в сознании этого существа душевное здравие себе не нашло.

– Да, ты их не видишь, – согласился дракон.

И кожа его, и стать сделались чуть более ящероподобными, глаза сузились, клыки заметно прибавили в остроте и длине. Даже силуэт Смертокрыла раздался ввысь и вширь, а из плена одежд, казалось, вот-вот вырвутся крылья. Сам Смертокрыл снова стал чем-то наподобие призрака, магическим существом, застигнутым посреди смены облика.

Но вот он на миг смежил веки, и крылья, глаза, клыки – все это стало таким же, каким было минуту назад. Фигура Смертокрыла вновь обрела и осязаемость, и человекоподобие – пусть лишь поверхностное.

– Да, ты не видишь их, – повторил он, – потому что их больше не существует .

Опустившись на прежнее место, он протянул в сторону Ронина руку, и над его раскрытой ладонью внезапно возникло множество образов, крохотных драконов, парящих над целым миром буйной зелени. Сами драконы сверкали всеми цветами радуги. Повсюду вокруг царил дух всепоглощающей радости, не оставившей равнодушным даже Ронина.

– Этот мир принадлежал нам, и мы берегли его, как подобает. Вся магия в нем тоже принадлежала нам, и мы охраняли ее, как подобает. Вся жизнь принадлежала нам… и мы наслаждались ею, как подобает.

Но вот в открывшейся Ронину картине появилось нечто новое. Еще несколько секунд, и насторожившийся маг узнал в этих крохотных фигурках эльфов, но не таких, как Вериса. Эти эльфы тоже были по-своему прекрасны, но их холодная, надменная красота в итоге показалась волшебнику отталкивающей.

Тот же холод зазвучал в голосе Смертокрыла:

– Однако на свет появились другие, низшие существа, недолговечные, точно бабочки. Скорые до опрометчивости, они пустились на великий, чрезмерно великий риск, для нас очевидный с самого начала. И в безрассудстве своем привели к нам демонов .

Забыв обо всем на свете, Ронин подался вперед. Легенды о полчищах демонов, называемых некоторыми «Пылающим Легионом», изучал каждый волшебник, но если эти чудовищные создания когда-либо и существовали, сам он этому ни одного доказательства не нашел. Большинство тех, кто, по собственным заверениям, имел с ними какие-либо дела, на поверку оказывались не слишком-то здравы умом.

Однако не успел волшебник хоть глазком, хоть мельком разглядеть хоть одного демона, как Смертокрыл сжал руку в кулак, и образы исчезли.

– Если бы не драконы, не было бы больше этого мира. Даже тысяче орочьих орд не сравниться с тем, с чем пришлось столкнуться нам – с теми, с кем вышли на смертный бой мы! В те времена мы дрались, как один! Кровь наша смешалась на поле битвы, и демоны были изгнаны из нашего мира…

Юный аристократ в черном на миг смежил веки.

– Однако при этом мы утратили власть над тем самым, что стремились спасти. Эпоха нашего племени миновала. О своем праве на будущее заявили вначале эльфы, за ними – дворфы, и, наконец, люди. Наше число убывало, а мы, будто этого мало, начали драться между собой. Истреблять друг друга.

Уж об этом-то Ронин знал и сам. О вражде меж пятью существующими драконьими стаями, особенно между черной и красной, было известно всем до единого . Правда, корни этой вражды давным-давно позабыты, но, может, сейчас волшебник сумеет узнать ужасную правду?

– Зачем же драться друг с другом после того, как все вы стольким пожертвовали?

– Вредоносные заблуждения, взаимные недопонимания… одним словом, причин так много, что все их ты не сумел бы постичь, будь даже у меня время их излагать, – со вздохом отвечал Смертокрыл. Взгляд его вильнул в сторону и вновь сделался необычайно пристальным, впился в глаза Ронина, точно бурав. – Вот в силу этих причин нас и стало так мало. Но все это в прошлом! Теперь, человек, я хочу загладить вину в том, чего было не избежать… в том, на что я вынужден был пойти. Я помогу тебе освободить Алекстразу , королеву драконов.

Первый пришедший на ум ответ Ронин придержал при себе. Несмотря на непринужденность манер, несмотря на обличье, перед ним сидел самый страшный, самый лютый дракон на свете. Сколько бы Смертокрыл ни изображал дружелюбие, сколько бы ни держался так, будто они заодно, любое неосторожное слово могло обречь Ронина на жуткую смерть.