Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

Гипатия некоторое время с подозрением разглядывала своих гостей, потом вздохнула и безнадежно махнула рукой. Она отодвинула в сторону бумаги, пошарила под прилавком, вытащила блюдце со сладостями и, не предложив девушкам, взяла пастилку.

– Не знаю, смогу ли я вам помочь. Для начала скажите мне, с какой целью наняли этого чародея.

– Вам известно что-нибудь о первых рунах? – спросила Люси, и Гипатия нетерпеливо кивнула. – Большинство детей без проблем переносят эту процедуру, некоторые пару дней страдают от плохого самочувствия. Джесс Блэкторн умер в мучениях. – От волнения у нее пересохло в горле, и она вынуждена была немного помолчать. – И… нам сказали, что в этой истории не обошлось без колдовства.

Гипатия сунула конфету в рот.

– Его мать, это случайно не та женщина со странным именем, русским, кажется?

– Да, – оживилась Люси. – Ее зовут Татьяна.

Гипатия сложила пальцы «домиком» и взглянула на гостей.

– Не так давно она искала помощи мага, желая наложить на своего сына защитные заклинания. Он тогда только что родился, но ей не хотелось звать Безмолвных Братьев или Железных Сестер. Она говорила, что не доверяет Сумеречным охотникам. Я ее прекрасно понимаю, но никто из нас не рискнул в этом участвовать – никто, кроме Эммануила Гаста.

Эммануил Гаст. Люси содрогнулась, вспомнив тело Гаста, распростертое в спальне на голом полу. Грудь его была распорота, из зияющей алой полости торчали обломки ребер. Кровь собралась в щелях между досками. Единственным, что еще осталось человеческого в трупе Гаста, были его руки: они были раскинуты в стороны ладонями вверх, словно перед смертью он тщетно умолял о пощаде.

Эммануил Гаст заключил сделку с Велиалом и поплатился за это жизнью. У Люси внезапно возникло некое подозрение, но она постаралась сохранить нейтральное выражение лица.

– Гаст… ведь так звали мага, которого убили этим летом? – спросила Ариадна.

– Он самый. – Гипатию, казалось, нисколько не опечалила кончина собрата. – Он не чуждался некромантии, оказывал услуги преступникам. В конце концов, совету магов пришлось запретить ему заниматься своим ремеслом.

– Выходит, – продолжала Ариадна, – он согласился наложить защитные чары на Джесса Блэкторна? Возможно, он допустил какую-то ошибку. Ведь предполагается, что это должны делать Безмолвные Братья.

– И поэтому первая руна оказалась для юноши смертельной? Остроумная мысль, – сказала Анна, и девушки переглянулись, сверкая глазами. Они явно наслаждались возможностью вместе разгадывать эту тайну.

А может быть, дело было не только в тайне. Ариадна смотрела на Анну с нескрываемым желанием, это было видно невооруженным глазом, а Анна… Люси показалось, что взгляд ее смягчился, когда она улыбалась Ариадне. Люси никогда не видела Анну такой.

Люси отвернулась и заметила, что Гипатия Векс хитро прищурилась.

– Уходите, Сумеречные охотники, – велела она. – Имя чародея – более чем достаточная плата за серебряную коробочку. В следующий раз, когда Институту понадобится нанять мага, напомните им обо мне.

– О, мы ни за что не забудем, как вы нам помогли, – заверила ее Люси, но мысли ее были заняты Эммануилом Гастом. «Зачем ты вернула меня в комнату, где я испытал невыносимые мучения? Что тебе нужно, Сумеречный охотник?»

Гипатия махнула в сторону входной двери.

– Идите же. Присутствие Сумеречных охотников вредит бизнесу.

Люси наклеила на лицо любезную улыбку и следом за Анной и Ариадной вышла на улицу. Надо быстрей поймать кэб, подумала она – кузина Анна была очень проницательной женщиной, а Люси меньше всего на свете хотелось, чтобы кто-нибудь догадался о ее намерениях.

– Томас Лайтвуд, – холодно произнес Алистер. – Я не такой, как ты.

Томас не в силах был выговорить ни слова и просто смотрел Алистеру в лицо. Он был так уверен в своей правоте. Но Алистер говорил твердо и решительно, во взгляде его не было ни сомнений, ни колебаний. Боже мой, подумал Томас, поднимаясь с матраса; после такого жуткого, немыслимого унижения остается только отвернуться, убежать, забиться в угол. Может быть, спрятаться за канделябром.

– Я не такой как ты, Томас, – повторил Алистер, – потому что ты один из лучших людей, которых я знаю. Ты добр и милосерден, ты похож на рыцаря из средневековой баллады. Ты могуч, храбр и честен. В тебе нет недостатков. – Он невесело усмехнулся. – А я за все время нашего знакомства вел себя хуже некуда. Так что сам видишь, между нами нет ничего общего.

Томас резко поднял голову. Такого он никак не ожидал. Он пристально вглядывался в лицо Алистера, но не видел в черных блестящих глазах ничего, кроме собственного отражения.

– Я вовсе не… – Томас прикусил язык. Да, он был добрым; он знал это. Иногда ему хотелось избавиться от этой черты характера. – Я не это имел в виду.

– Я понял, что ты имел в виду.

Повисло молчание; какое-то время ни один, ни другой не осмеливались пошевелиться. Наконец Алистер заговорил, уже мягче:

– Как ты узнал про Чарльза?

– Ты не сказал мне тогда, что делаешь в Париже, – объяснил Томас. – Но упоминал Чарльза чуть ли не каждые десять минут, как будто тебе доставляло удовольствие произносить вслух его имя. А прошлым летом, когда ваша семья переехала в Лондон, я заметил, как ты на него смотрел. Я знаю, каково это… когда ты вынужден скрывать… свою привязанность.

– Тогда ты должен был заметить, что я больше не смотрю на Чарльза с таким выражением.

– Да, я заметил, – согласился Томас, – хотя последние несколько месяцев я старался не глазеть на тебя. Я говорил себе, что ты недостоин любви, что ты отвратителен, но так и не смог возненавидеть тебя по-настоящему. Когда Элиаса не стало, я не мог думать ни о чем, кроме тебя. Я все время представлял, как тебе тяжело.

Алистер поморщился.

– Я оскорблял твоего отца и поливал грязью вашу семью. Ты не обязан мне сочувствовать.

– Я знаю, но мне кажется… иногда больнее потерять того, с кем ты был в плохих отношениях, чем того, кого любишь.

– Черт возьми, Томас. Ты должен меня ненавидеть, а не думать о моих чувствах… – Алистер провел рукой по лицу, и потрясенный Томас увидел, что глаза его блестят от слез. – Но самое худшее – это то, что ты, конечно, прав. Ты всегда хорошо разбирался в чужих переживаниях. Думаю, частично я невзлюбил тебя и за это, за доброту. Я думал: «Раз он так добр и великодушен, значит, у него есть все». А мне казалось, что у меня нет ничего, что я несчастен. Мне никогда не приходило в голову, что у тебя могут быть свои проблемы, свои тайны.

– Ты всегда был моей тайной, – тихо сказал Томас, и Алистер вздрогнул.

– Неужели никто не знает? – спросил он. – Что ты… что тебе нравятся мужчины? А ты сам давно это осознал?