Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

– Наверное, когда поступил в школу, – смущенно ответил Томас. – Я вскоре понял, что́ привлекает мой взгляд, отчего у меня учащается пульс… и такого никогда не бывало в присутствии девушек.

– И ты никому не рассказывал?

Томас ответил не сразу.

– Я, конечно, мог бы рассказать друзьям, что предпочитаю мужчин. Они бы меня поняли. Но я не мог сказать им, что мне нравишься ты.

– Значит, я действительно был тебе небезразличен. Я думал… – Алистер покачал головой и отвернулся. – Я не видел тебя… ты был мальчишкой, который таскался за мной по школе, как хвост… А потом я встретил тебя в Париже, ты походил на Давида Микеланджело. Я подумал: какой он стал красивый. Но я тогда был с Чарльзом… – Он смолк. – Это еще одна вещь, которую я выбросил на ветер. Твою любовь. Я потратил время и душевные силы на отношения с Чарльзом. У меня был шанс, но я его упустил…

У Томаса закружилась голова. Неужели это правда, неужели Алистер сейчас сказал про него: «Я подумал: какой он стал красивый»? Алистер, самый прекрасный мужчина на земле, само совершенство?

– Может, и нет, – пробормотал он. – Я имею в виду, насчет меня.

Алистер поморгал.

– Выражайся яснее, Лайтвуд! – раздраженно воскликнул он. – Что ты имеешь в виду?

– Это, – ответил Томас, наклонился и поцеловал Алистера в губы.

Это был быстрый поцелуй – Томас никогда не целовался прежде, если не считать одного неловкого эпизода в темном углу таверны «Дьявол». Он заметил, что зрачки у Алистера стали огромными; Томас неуверенно отстранился, но Алистер крепко вцепился в его рубашку. Он опустился на матрас рядом с Томасом, и теперь они смотрели друг другу прямо в глаза.

– Томас… – начал Алистер. Голос его дрожал, и Томас надеялся, что это волнение как-то связано с ним, Томасом. Внезапно Алистер выпустил рубашку Томаса и отвернулся.

– Представь себе, – прошептал Томас. – Представь, что мы не учились вместе в Академии. Между нами ничего не произошло, мы впервые встретились в Париже. А сегодня – во второй раз.

Алистер ничего не ответил. С такого близкого расстояния Томас мог разглядеть серые крапинки на его темных радужных оболочках, подобные тонким прожилкам на черном мраморе. А потом Алистер улыбнулся, и в этой улыбке Томас уловил тень прежнего высокомерия, коварное выражение, которое он помнил еще со школы. Тогда при виде улыбки Алистера сердце его тоскливо сжималось, но сейчас оно готово было выпрыгнуть из груди от счастья.

– Чтоб тебе пропасть, Томас, – сказал Алистер таким тоном, каким говорит человек, смирившийся с неизбежным. Но слышалось в его голосе и что-то еще – какие-то жестокие, отчаянные и вместе с тем приятные Томасу нотки.

Мгновение спустя он обнял Томаса и привлек его к себе. Томас чувствовал себя неловко и в то же время дрожал от предвкушения чего-то нового, волнующего, восхитительного. Он закрыл глаза, будучи не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями, и в этот миг губы Алистера осторожно коснулись его губ. Томасу показалось, что он взмыл в небеса и летит как птица – он даже представить себе не мог до сегодняшнего дня, что такое возможно. Он чувствовал прикосновение нежных губ Алистера, жар его дыхания, трепет его тела. Неужели это происходит между ним и Алистером Карстерсом?

Нет, он не знал прежде, что так бывает с людьми. Он слышал негромкий стон Алистера; чужие руки ласкали его, Томаса, грудь и плечи, торопливо, жадно, страстно, как будто Алистер долго мечтал об этом дне. Он коснулся губами шеи возлюбленного в том месте, где билась жилка. В голове у Томаса осталась только одна мысль: ради такого стоило угодить в тюрьму по подозрению в убийстве.

Кристофер осторожно закрыл последнюю пробирку резиновой пробкой. После того как Грейс ушла, он решил записать в журнал результаты своих экспериментов с «пифосом», но ему было трудно сосредоточиться на деле. Он размышлял о секретах, о том, как другие люди инстинктивно чувствуют, чем можно поделиться с окружающими, а о чем лучше промолчать, какие слова привлекают к тебе человека, а какие – ранят. Он думал о том, что некоторые люди, как это ни странно, не способны усвоить даже простейшие научные концепции, сколько бы он ни объяснял, в то время как другие…

В то время как другие понимали Кристофера без малейших усилий с его стороны. Таких людей было немного. Во-первых, разумеется, Генри; во-вторых, Томас, который мог следить за ходом его мысли в большинстве случаев. Остальные друзья тоже прислушивались к словам Кристофера и старались понять его.

Но Грейс поставила Кристофера в тупик. Ему показалось, что она читает его мысли. Разговаривать с ней было так легко, что он забыл о необходимости тщательно взвешивать каждое слово.

Он не собирался никому рассказывать о том, что она пробралась в лабораторию среди ночи; сначала надо было все обдумать. Может быть, именно ее умение слушать в свое время привлекло Джеймса? Но Джеймс не интересовался ни экспериментами, ни вообще наукой – а Грейс, оказывается, интересовалась! Она с таким любопытством рассматривала порох под микроскопом, читала записи в рабочих журналах Кристофера.

Нет, нечего сейчас размышлять об этом. Вряд ли Грейс когда-нибудь еще придет в лабораторию. Очень жаль, думал он – ведь многие великие открытия были сделаны в процессе совместной работы. Взять хотя бы супругов Кюри, которые как раз в этом году получили Нобелевскую премию за исследование явлений радиации. Может быть, если он расскажет ей о Марии Кюри…

Кристофера оторвал от этих мыслей громкий стук в парадную дверь. Он бросился прочь из лаборатории и поспешно взбежал по лестнице в холл, чтобы открыть, зная, что в доме все давно спят. И в изумлении захлопал глазами, увидев на пороге Мэтью; друг был без шляпы, кутался в красное шерстяное пальто и старательно дышал на руки, чтобы согреться.

– С какой стати ты ломишься в собственный дом? – воскликнул Кристофер.

Мэтью сделал страдальческое лицо и закатил глаза.

– Они сменили замки. Мать, как всегда, хочет показать, кто здесь хозяин.

– А. Ну, так входи же.

– Нет, некогда, у меня к тебе просьба. Поручение от Джеймса. Этот «пифос» ведь еще у тебя, так?

– Точно! – просиял Кристофер. Затем принялся возбужденно рассказывать об открытии необычного свойства «пифоса», о способности забирать руны у одного человека и переносить их на тело другого. О визите Грейс он решил не упоминать, сам не зная почему. – Я должен сказать, что нахожу это очень странным, – закончил он. – Ведь это совершенно бесполезная процедура! Руну всегда можно изобразить. Но у преступника, видимо, имеются какие-то свои темные мотивы для того, чтобы убивать людей и забирать их руны, просто мы пока о них не догадываемся.