Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

– Я не могу понять одного. Все говорят, что Принца Ада убить невозможно, значит, и Кортана против него бессильна, пусть даже он получит три удара мечом. Ведь так?

Прекрасные глаза Джеймса сверкнули.

– Пока я не могу этого сказать. Но я считаю, что все легенды и пророчества говорят правду, даже те, что противоречат друг другу… особенно те, что противоречат друг другу. – Он протянул руку и взял стило из пальцев Корделии; она удивилась, но позволила ему сделать это. – Ты спросила меня, как я вернулся, открыл ли я какую-нибудь дверь. Нет. Я не сделал ничего подобного. Я не мог. Магнус был прав: я никогда не практиковался в таких вещах с Джемом, никогда не задумывался о том, как открыть двери между мирами в своем сознании.

– Но Магнус был так уверен…

– Я пытался. Я подумал о нашем доме, о кабинете, представил себе обстановку в мельчайших деталях. Но это не помогло. Я словно очутился среди зыбучих песков. – Он положил стило на стол. – А потом я подумал о тебе.

– Обо мне? – недоуменно повторила Корделия.

Джеймс встал с дивана, и теперь ей пришлось поднять голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она не могла отвести взгляда от его сияющих глаз, пушистых ресниц, решительно сжатых губ.

– Я подумал о тебе, – повторил он, – и мне показалось, что ты рядом со мной. Я видел твое лицо. Твои волосы… – Он поднял руку, заправил за ухо прядь, выскользнувшую из прически, и пальцы его на мгновение коснулись ее щеки. – И страх куда-то исчез. Я понял, что сумею вернуться домой, потому что ты со мной, потому что ты поможешь мне, приведешь меня обратно. Ты моя путеводная звезда, Маргаритка.

Корделия решила, что он, наверное, бредит после ранения, хотя одна из ее исцеляющих рун должна была восполнить потерю крови.

– Джеймс, я…

Пальцы его ласкали ее щеку, шею. Потом он слегка приподнял ее подбородок.

– Мне хотелось бы знать только одно, – прошептал он. – Ты действительно так думаешь?

– Что думаю? – растерялась она.

– Когда я был в царстве Велиала, – хрипло проговорил он, – ты сказала, что я принадлежу тебе.

Корделия смутилась; она не думала, что он услышал ее. Она вспомнила, как кричала, обращаясь к теням; она не видела Велиала, но знала, что он рядом, что он вокруг, что он вцепился в Джеймса мертвой хваткой.

Но нет, видимо, он все слышал. Взгляд его чудесных глаз был прикован к ее лицу; он был прекрасен, как рассвет, и в то же время свиреп, как взгляд хищной птицы. Она, запинаясь, ответила:

– Забудь, неважно, что я сказала. Я хотела, чтобы демон оставил тебя в покое…

– Я тебе не верю, – перебил ее Джеймс. Она заметила, что он слегка дрожит – видимо, от усталости. – Ты всегда говоришь то, что думаешь, Маргаритка…

– Ну хорошо.

Джеймс все еще гладил ее по щеке; она отстранилась и дрожащим голосом произнесла:

– Да, я именно это и хотела сказать – что ты принадлежишь мне, а не ему, что ты никогда не станешь его собственностью, Джеймс…

Она не договорила: он обнял ее, оторвал от пола, прижал к себе. Корделия знала, что она выше и сильнее многих девушек, например Люси, но Джеймс подхватил ее с такой легкостью, словно она была тряпичной куклой. Она машинально вцепилась в его плечи, когда он начал целовать ее, и этот поцелуй заставил ее забыть о том, что она хотела сказать, забыть обо всем на свете, даже о том, что надо дышать.

Сердце у нее колотилось как бешеное. Губы, ласкавшие ее, были горячими и нежными. Она приоткрыла рот, прижалась к нему, обняла за шею, провела кончиком языка по его губам, пробуя его на вкус. Его поцелуй имел вкус меда. Она хотела бы целовать его вечно.

Они опустились на пол, и Джеймс, по-прежнему держа ее в объятиях, осторожно усадил ее на ковер, склонился над ней. Она не узнала его – как будто он был пьян или у него кружилась голова.

– Маргаритка, – шептал он. – Маргаритка, моя Маргаритка.

Корделия знала, что, если она прикажет ему оставить ее, уйти, он повинуется немедленно, без возражений. Но ей меньше всего на свете хотелось, чтобы он ушел. Он прижался к ней всем телом, придавил ее к ковру. Он был в одной нижней рубашке с короткими рукавами, и она гладила его плечи, мускулистые руки, она чувствовала, как напрягались под кожей его мышцы, когда он приподнимался на локтях.

– Да-да, – шептал он, словно в забытьи. – Ласкай меня… делай все, что хочешь… все что угодно…

Руки ее скользнули под одежду Джеймса, гладили его горячее обнаженное тело. Ей хотелось прикоснуться к его груди, почувствовать биение его сердца. Она провела ладонями по твердому животу. Кожа у него на груди была гладкой, словно шелк, но Корделия нащупала несколько старых шрамов.

Он спрятал лицо у нее на плече, дрожа от ее прикосновений.

– Маргаритка.

Корделия снова почувствовала себя сильной, как вчера вечером, в спальне. Да, она не ошибалась: она имеет власть над Джеймсом, он желает ее, хотя любит другую женщину. Это было сильнее его, и наверняка он потом корил себя за это. Она подчинила его себе, но ей почему-то было стыдно, и влечение к нему было еще сильнее оттого, что оно было запретным.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Услышав эти слова, Джеймс вздрогнул и напрягся, словно его пронзила молния. Он хрипло застонал, впился ей в губы страстным поцелуем, начал целовать ее шею, грудь, а потом на ощупь одну за другой расстегнул пуговицы платья. Корделия дрожала всем телом: она одевалась без помощи служанки, поэтому под платьем не было ни корсета, ни сорочки. Она услышала, как Джеймс резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, когда одежда сползла с ее плеч, обнажив грудь.

Он почти грубо гладил ее плечо, снова целовал ее в губы. Она отвечала на поцелуи, запустив пальцы в его шелковистые волосы. Он ласкал ее грудь и едва слышно стонал от нетерпения, потом, оторвавшись от нее на мгновение, прошептал, что она прекрасна, что она принадлежит ему…

Внезапно до нее донесся какой-то слабый, далекий звук, похожий на звон металла, как будто кто-то стучал инструментами в ювелирной мастерской…

Джеймс ахнул, отстранился от нее и выпрямился. Прижал руку к правому запястью, и Корделия увидела алую полосу, похожую на след от ожога. Но было и кое-что еще странное – чего-то не хватало.

Она присмотрелась внимательнее. Его серебряный браслет, тот самый, дар любви, лежал на полу перед камином. Он раскололся надвое.

Корделия села, поспешно натягивая платье. Она чувствовала, что краснеет. Джеймс, опустившись на колени, поднял обломки браслета и повертел их. Корделия увидела длинные трещины в металле, он был искорежен, как будто его пытались сплющить, погнуть, скрутить. На внутренней стороне когда-то были выгравированы слова, но сейчас их было почти невозможно прочесть: «LOYAULTÉ ME LIE».

«Верностью связан».