Кассандра Клэр - Железная цепь [litres]

– Мэтью! Быстрее сюда!

Мэтью и Корделия в недоумении переглянулись. Джеймс стоял у бронзовой статуи в центре сада и яростно жестикулировал. Мэтью бросился к другу, Корделия последовала за ним.

Она сразу поняла, почему Джеймс позвал именно Мэтью. У бортика фонтана лежало тело рыжеволосого мужчины в броне Сумеречного охотника. Неподалеку на снегу поблескивал какой-то металлический предмет – как будто его выронили или выбросили за ненадобностью.

«Пифос».

Приблизившись к фонтану, Мэтью замер. Лицо его приобрело мертвенно-бледный цвет.

– Чарльз, – прошептал он.

Он словно прирос к месту, и Корделия, схватив его за руку, буквально подтащила его к тому месту, где лежало тело убитого. Джеймс перевернул Чарльза на спину, и они увидели страшные колотые раны. Однако, приглядевшись, Корделия с облегчением сообразила, что Чарльз жив: грудь его едва заметно поднималась и опускалась.

Джеймс вытащил стило и, отодвинув изорванный, окровавленный рукав, торопливо начал наносить на запястье и предплечье Чарльза руны иратце. Корделия слышала неровное, хриплое дыхание Мэтью. Он пристально смотрел на руны, и Корделия поняла, в чем дело: если рана была смертельной, иратце не «держались» на коже и исчезали, будучи не в силах исправить нанесенный ущерб.

– Они остаются, – прошептала она, хотя и знала, что это не является гарантией благополучного исхода. Она с силой стиснула пальцы Мэтью. – Иди, иди, Мэтью, иначе потом ты не простишь себе этого.

Неловко кивнув, Мэтью подошел и опустился на колени рядом с Джеймсом. Прикоснулся к лицу брата тонкой аристократической рукой, на которой поблескивала печатка.

– Чарльз, – очень тихо сказал он. – Держись, Чарли. Мы позовем на помощь, отвезем тебя в лазарет. Мы…

Он потянулся за стило, но внезапно смолк и замер, не отрывая руки от лица брата. Вторая рука так и застыла на полпути к карману. Корделии показалось, что Чарльз перестал дышать. Братья походили на две статуи. Корделия, ничего не понимая, взглянула на Джеймса, который в тревоге оглядывался. В сквере воцарилась неестественная мертвая тишина. Не было слышно ни воробьев, ни голубей, смолк шум просыпающегося Лондона – крики уличных торговцев, грохот карет, шаги рабочих. Даже листья падуба не шуршали на ветру. Казалось, время остановилось.

Только Джеймс и Корделия могли шевелиться, разговаривать. Сунув «пифос» в карман, он поднялся на ноги и поймал взгляд Корделии. Его золотые глаза вспыхнули.

– Корделия, – прошептал он. – Оглянись.

Она повернула голову и вздрогнула от неожиданности. Со стороны калитки к ним направлялся какой-то темноволосый молодой человек. Он улыбался и насвистывал веселую мелодию – единственный звук в полной тишине. Лицо юноши показалось Корделии знакомым, хотя она сейчас не могла вспомнить, где видела его. Он был одет в белый летний костюм и нес старинный двуручный меч с богато украшенным эфесом. Он был привлекателен, даже красив: точеное лицо, длинные ресницы, сверкающие глаза цвета молодой листвы. И все же при виде его Корделии стало страшно. В его улыбке было что-то хищное, нечеловеческое – она напомнила Корделии улыбку чеширского кота. Помимо всего прочего, она заметила, что пиджак и рубашка незнакомца запятнаны кровью. Джеймс уставился на юношу с нескрываемым ужасом. Мэтью и Чарльз застыли в прежних позах; лица их ничего не выражали, глаза смотрели в пустоту. Они явно ничего не видели, не слышали.

– Но этого не может быть, – пробормотал Джеймс, обращаясь, как показалось Корделии, к себе самому. – Это невозможно.

– О чем ты говоришь? Что невозможно?

– Это Джесс, – сказал Джеймс. – Джесс Блэкторн.

Корделия не сразу обрела дар речи.

– Ты имеешь в виду сына Татьяны? Он же умер! – воскликнула она немного погодя. – Умер несколько лет назад.

– Да, так говорят, – прошептал Джеймс, вытаскивая из-за пояса нож. Он не отрывал пристального взгляда от неизвестного – от этого Джесса, который как раз огибал живую изгородь из остролиста. – Но я его узнаю, я видел его портрет в Блэкторн-Мэноре. Кроме портрета, у Грейс осталось несколько его фотографий, она мне показывала. Это он.

– Это действительно какой-то абсурд…

Корделия смолкла, рука ее метнулась к Кортане. Юноша за это время преодолел оставшееся расстояние и остановился в нескольких шагах от Сумеречных охотников; он с легкостью вертел в руке тяжелый средневековый меч, как певец в мюзик-холле вертит тросточку. Пиджак его распахнулся, кровавые пятна были теперь хорошо видны. Он с радостной улыбкой переводил взгляд с Джеймса на Корделию.

– Разумеется, это невозможно, – заговорил он. – Джесс Блэкторн давно умер.

Джеймс наклонил голову набок. Он был очень бледен, однако во взгляде его не было страха – лишь презрение.

– Дед, это ты, – произнес он.

Ну конечно же. Не лицо юноши показалось Корделии знакомым, а эта жестокая ухмылка, движения, белая одежда, подобная той, в которой демон появился перед ними в пепельной стране. Он как будто специально избегал смотреть на нее.

Очень интересно.

– Ты совершенно прав, – ответил Велиал тем же жизнерадостным тоном. – Даже не имея, так сказать, сосуда, идеального во всех отношениях, я свободно прихожу в ваш мир и перемещаюсь в нем. Я чувствую тепло солнечных лучей на лице, дышу лондонским воздухом.

– Назвать мертвое тело «не совсем идеальным сосудом» – это все равно что назвать сточные канавы Лондона «не таким уж плохим местом для отдыха», – бросил Джеймс, осматривая прекрасно сохранившиеся останки Джесса Блэкторна. – Сделай мне одолжение, ответь на вопрос относительно времени и обстоятельств смерти Джесса. Все это было ложью?

– Мой дорогой мальчик, – промурлыкал Велиал.

Корделия вытащила из ножен Кортану и заметила, что Велиал едва заметно вздрогнул. Тем не менее он по-прежнему делал вид, что в сквере нет никого, кроме него самого и Джеймса.

– Мой дорогой мальчик, не волнуйся, твоя ненаглядная Грейс сказала правду. – Он любовно оглядел левую руку Джесса, на которой поблескивала новенькая черная руна Ясновидения. – Дело в том, что какое-то время назад я начал опасаться, что твоя мать не сможет произвести на свет потомство, что не будет никакого Джеймса Эрондейла. И я был вынужден прибегнуть к альтернативному плану. Я поместил якорь в этом мире, точнее, глубоко в душе новорожденного мальчика; это произошло в тот момент, когда на него наложили защитные заклинания. Речь идет о крошке Джессе Блэкторне, чья мать не доверяла Сумеречным охотникам, зато доверяла чародеям. Эммануила Гаста было несложно запугать. Он наложил на Джесса защитные чары, как ему было велено, но заодно добавил кое-что от себя. Он спрятал глубоко в душе ребенка частичку моей сущности.