Брендон Сандерсон - Ритм войны. Том 1 [litres]

– Это урок, который многие никогда не усвоят, Адолин.

– Наверное. Дело в том, что это еще не все. Она только что переехала в город и отчаянно искала себе место. Так что ее шутки о Ренарине были грубыми, да, но она так старалась добиться признания. Теперь я не вижу в ней злого ребенка. Остальные были недобры к Ренарину, и она решила, что сможет сблизиться с ними, поступив схожим образом.

– Это не оправдывает такого поведения.

– Раньше ты тоже считала Ренарина странным.

– Может быть, – сказала Шаллан, поскольку это была неприятная правда. – Но я к нему привыкла и никогда не сплетничала о нем. Ты просто показал мне, что он чудной, но хороший. Я-то знаю разницу, я же эксперт по странностям. – Она вернулась к своему наброску Адолина, сосредоточившись на его глазах. В них таилось столько всего.

– Я не оправдываю того, что сказала Идани, – проговорил Адолин. – Я просто считаю важным признать, что у нее могли быть свои причины. У всех нас есть причины, по которым мы не можем жить так, как должны…

Шаллан замерла, карандаш завис над страницей. Так вот, значит, о чем он.

– Ты не обязан жить так, как хочет твой отец.

– Шаллан, нельзя чего-то добиться, если ты доволен тем, кто ты есть. Мы совершаем великие дела, стремясь к тому, кем могли бы стать.

– Но ведь главное, чтобы именно ты хотел сделаться кем-то другим. А не кто-то другой считал, что таков твой долг.

Продолжая смотреть в небо, он вытянулся на камне, и каким-то образом казалось, что ему действительно удобно так лежать. Эти чудесные взлохмаченные волосы, светлые с черным, этот безупречный мундир. И его лицо. Не безупречное, но… неповторимое.

– Не так давно, – сказал Адолин, – я хотел одного: чтобы все снова уважали моего отца. Мы думали, что он стареет, теряет рассудок. Я хотел, чтобы все остальные видели его так же, как я. Как я это утратил, Шаллан. Я им горжусь, да. Он становится человеком, который заслуживает любви, а не просто уважения. Но, буря свидетельница, находиться рядом с ним для меня теперь мученье. Он стал таким, каким я хотел его видеть, – и это превращение разлучило нас.

– Может, дело в том, что ты узнал о его поступке? Ну… с ней.

– Отчасти, – признался Адолин. – Это больно. Я его люблю, но не могу простить. Наверное, со временем прощу. Но дело не только в этом. Наши отношения трещат по швам. Он всегда считал, что я лучше его, – и он ошибался. Для отца я некий безупречно чистый след матери – благородная статуэтка, в которой отразилась вся ее доброта, но не его черствость. Он не хочет, чтобы я был самим собой или даже его копией. Он хочет, чтобы я был этим воображаемым идеальным ребенком, который от рождения был лучше, чем когда-либо мог стать.

– И это лишает тебя человечности, – кивнула Шаллан. – Стирает способность делать выбор или совершать ошибки. Потому что ты идеален. Ты был рожден для совершенства. И тебе не суждено добиться чего-нибудь самостоятельно.

Адолин потянулся к Шаллан, положил руку ей на колено и встретился с ней взглядом – почти со слезами на глазах. Она его понимала. Буря свидетельница, она его действительно понимала. Она взяла его за руку и притянула ближе. Почувствовала его дыхание на своей шее, когда он приблизился. Она поцеловала его, и в этот момент мельком увидела небо. Величественный спрен начал исчезать в облаке – возможно, почувствовал, что теперь ее внимание приковано к кому-то другому.

Что ж, спрен не виноват.

Он просто не мог соперничать с Адолином.

По твоим словам, мы должны рассматривать силу как нечто отдельное от Сосуда, который ее контролирует.

От осознания того, что он смог достучаться до Шаллан, Адолину стало легче. Вернувшись к каравану после встречи со звездным спреном, он показал Уа’паму большой палец. Предложение было отличное, и часок наедине оказался именно тем, в чем они нуждались.

Шаллан нежно сжала его в объятиях, а потом бросилась собирать свои вещи. Логично, подумал он, что в последнее время она нервничала. В их отряд проник шпион. Возможно, сам Адолин не уделил достаточно внимания этой проблеме.

Но ведь Шаллан лучше разбиралась в подобных вещах. Иллюзии, ложь, искусство и вымысел. Сфера Адолина – политика. Его растили вторым в очереди на трон, а потом и третьим, после рождения маленького Гэва. Он отказался от этого самого трона, но должен был стать достойным эмиссаром в чужой стране.

«Воззвать к их чести», – вспомнилось ему предложение Аршккам.

Он разыскал Храбреца и забрал его у конюхов, чтобы самому взвалить на ришадиума ношу: мечи в ножнах, ящик с прочим оружием, сундук с одеждой на другом боку. Заглянул в голубые глаза Храбреца. Адолину часто казалось, что он видит какой-то свет глубоко внутри их.

– Должно быть, приятно, – сказал Адолин, похлопывая Храбреца, – не беспокоиться ни о политике, ни об отношениях.

Конь фыркнул, как показалось Адолину, с явным пренебрежением. Что ж, возможно, в жизни ришадиумов существовало куда больше сложностей, чем мог себе представить человек.

Малли, жена Фельта, подвела Майю. Адолин попросил письмоводительницу присмотреть за своей подругой, пока он и Шаллан отправятся на прогулку. Он указал на ришадиума:

– Ну что, в путь?

От Майи было трудно добиться ответа, но он предпочитал спрашивать. Она вроде бы кивнула. Адолин воспринял это как разрешение и помог ей взобраться на коня. Первые несколько раз посадить ее в седло было непросто, пришлось подставлять ящики и неуклюже тащить спрена вверх. Теперь, однако, она знала, что делать, и нуждалась лишь в его протянутой руке.

Майя была тяжелее, чем казалась с виду: толстые шнуры, из которых состояло ее тело, были тугими и плотными, как мышцы. Так или иначе, даже в самом начале путешествия приходилось с ней возиться, усаживая ее на коня. Так было проще для всех, поскольку она спокойно следовала за ними верхом. Кроме того, Адолину было спокойнее, когда за ней присматривал Храбрец. Ришадиум все понимал. За солдатом, который потерял часть себя на поле боя, надо ухаживать с необычайной заботливостью.

Они отправились в путь, Адолин возглавлял колонну, а Годеке и его спрен вели разведку впереди. У мрачного гранетанцора не осталось буресвета – они потратили остатки прошлым вечером, создавая припасы для возвращения домой, – но Годеке и без того мог приносить пользу, поскольку, готовясь стать Сияющим, обучался мастерству разведчика.

В начале похода Адолин пытался обдумать окончательную стратегию обращения к спренам чести. Остальные были правы: идеи, которые он представил, вряд ли сработают. Итак, он начнет с писем. Но можно ли разработать запасной план?