Роберт Силверберг - Валентин Понтифик [litres]

Фоном для этих речей звучала колокольная музыка водяного короля Маазмоорна. На сей раз он находился очень близко и, казалось, уже можно было прорваться к нему, установить-таки контакт с этим неимоверно громадным обитателем моря. Сегодня же, этой же ночью…

Карабелла, взволнованная событиями дня, не смогла уснуть, пока не рассказала о своих впечатлениях. Явление дряхлой фермерши-гэйрога поразило и ее, и она вновь и вновь возвращалась к монологу Аксимаан Трейш, жуткой неотразимой силе взгляда ее невидящих глаз, к загадкам ее пророчества. Но в конце концов она легонько поцеловала Валентина в губы и затихла в темноте на необъятной хозяйской кровати, где ночевала вместе с мужем.

Валентин выждал несколько нескончаемых минут. Потом сжал в руке зуб морского дракона.

– Маазмоорн!

Он стиснул зуб с такой силой, что многочисленные острые углы врезались в ладонь, и собрал все силы своего сознания, чтобы отправить его за тысячи миль от Престимионовой долины, в море – куда?.. к полюсу? – где пребывает сейчас правитель океанов.

– Маазмоорн!

– Я слышу тебя, земной брат, Валентин-брат, король-брат.

Наконец-то!

– Ты знаешь, кто я такой?

– Я знаю тебя. Я знал твоего отца. Я знал многих и многих до тебя.

– Ты говорил с ними?

– Нет. Ты первый. Но я знал их. Они не знали меня, но я их – знал. Я совершил много, много круговращений в океане, Валентин-брат. И наблюдал все, что происходило на суше.

– Тебе известно, что происходит сейчас?

– Известно.

– Нас уничтожают. Вы участвуете в этом уничтожении?

– Нет.

– Вы руководите мятежниками-пьюриварами в той войне, которую они ведут против нас. Нам это известно. Они поклоняются вам, как богам, а вы учите их, как уничтожить нас.

– Нет, Валентин-брат.

– Я точно знаю, что они поклоняются вам.

– Да, так оно и есть, потому что мы – боги. Но мы не поддерживаем их восстания. Мы лишь даем им то, что дали бы любому, кто обращается к нам за пропитанием, но у нас нет цели изгнать вас из этого мира.

– Но вы наверняка должны ненавидеть нас!

– Нет, Валентин-брат.

– Мы охотимся на вас. Убиваем вас. Едим вашу плоть, пьем вашу кровь и делаем безделушки из ваших костей.

– Да, это правда. Но почему мы должны ненавидеть вас, Валентин-брат? Почему?

Валентин не сразу нашелся с ответом. Он лежал, обливаясь холодным потом и дрожа от благоговения, рядом со спящей Карабеллой и обдумывал услышанное: спокойное признание короля вод, что драконы являются богами – что бы это могло значить? – и отрицание соучастия в восстании и вдобавок поразительное утверждение, что драконы не держат обиды на земных обитателей Маджипура за все зло, что те творили против них многие тысячи лет. Слишком уж много всего открылось ему в единый миг там, где прежде был лишь колокольный перезвон да ощущение отдаленного, невнятного присутствия чего-то.

– Значит ли это, Маазмоорн, что вы не знаете гнева?

– Мы понимаем чувство гнева.

– Но не испытываете его?

– Гнев нецелесообразен, Валентин-брат. Отношение ваших охотников к нам вполне естественно. Оно – часть жизни, неотъемлемая сторона Бытия. Как и я, как и ты. Мы приемлем То, Что Есть во всех его проявлениях. Вы убиваете нас, когда мы проходим мимо земли, которую вы именуете Зимроэлем, и используете нас для своего блага; бывает, что мы убиваем тех из вас, кто плавает на кораблях, когда обстоятельства требуют того, и таким образом используем вас для своего блага, и это То, Что Есть. Некогда пьюривары убили нескольких из нас в каменном городе, который ныне мертв. Посчитав, что совершили чудовищное преступление, они разрушили свой собственный город. Но они не поняли. Никто из вас, детей суши, не понимает. Это просто То, Что Есть.

– А как насчет сопротивления, которое мы оказываем пьюриварам и хаосу, обрушенному ими на нас? Неужели наше сопротивление неправомерно? Или мы должны смириться перед своей участью, потому что это То, Что Есть?

– Ваше сопротивление, Валентин-брат, тоже часть Того, Что Есть.

– В таком случае, Маазмоорн, твоя философия недоступна мне.

– От тебя и не требуется ее понимания, Валентин-брат. Но это тоже То, Что Есть.

Валентин снова умолк. Пауза оказалась еще продолжительнее первой, но он внимательно следил, чтобы контакт не прервался.

В конце концов он сказал:

– Я хочу положить конец этой эпохе разрушения. И намерен сохранить то положение, которое мы, дети суши Маджипура, понимаем как То, Что Есть.

– Это вполне естественно.

– Я хочу, чтобы ты помог мне.

– Мой повелитель, мы поймали меняющего облик, – сказал Алсимир, – который клянется, что у него срочное сообщение для вас, и сообщить его он может только вам.

Хиссун нахмурился.

– Вы думаете, шпион?

– Вероятнее всего, мой повелитель.

– Или даже убийца.

– Такую возможность тоже нельзя исключать. Но, думаю, он пришел не за этим. Я знаю, что он из меняющих облик, и любые предположения тут будут рискованны. Однако же я участвовал в его допросе. Он кажется искренним. Кажется .

– Искренность метаморфов! – рассмеялся Хиссун. – Они ведь сумели пристроить своего шпиона даже в ближнюю свиту лорда Валентина!

– Да, я слышал об этом. Но что же с ним делать-то?

– Думаю, привести его ко мне.

– А если он затеял какую-нибудь из своих штучек с превращениями?

– В таком случае нам придется двигаться быстрее, чем он. В общем, Алсимир, ведите его сюда.

Хиссун понимал, что риск в таком решении действительно имелся. Но того, кто называет себя гонцом от врагов, никак нельзя прогонять, и, уж конечно, нельзя казнить кого бы то ни было по одному только подозрению. И, сознался он себе, ему самому будет крайне интересно увидеть своими глазами одного из метаморфов, которых он уже несколько недель разыскивал в этих промокших насквозь джунглях, а они так ловко ускользали от него.

Его лагерь располагался близ рощи огромных двикковых деревьев где-то близ восточной границы Пьюрифайна, невдалеке от берега Стейча. Деревья и впрямь были поразительными – высоченные, толщиной с хороший дом, с блестящей ярко-красной корой, прорезанной глубокими трещинами, огромными листьями. Под каждым листом могли бы укрыться от обычного в этих местах ливня человек двадцать, а плоды еще более громадные, с летающую лодку в обхвате, скрывали под грубой кожурой опьяняющую мякоть. Но созерцание ботанических чудес не могло компенсировать тоску и трудности бесконечного марша по дождевым лесам метаморфов. Дожди шли почти непрерывно, все плесневело и гнило, в том числе, иногда думал Хиссун, и мозги. Армия продвигалась фронтом протяженностью более ста миль, и второй по значению город метаморфов Авендройн должен был располагаться примерно посередине этой линии. Но они не видели ни городов, ни следов прежних поселений, ни троп, оставленных при бегстве, и ни единого метаморфа. Как будто эта раса была мифической, а джунгли – необитаемыми.