Роберт Силверберг - Валентин Понтифик [litres]

На сей раз они переночевали в скромном, но очень милом уединенном тихом домике, с собственным мерцающим бассейном и тихим уютным садом, окаймленным виноградными лозами, толстые древние стволы которых словно вросли в непроницаемую стену. На рассвете слуги принесли им охлажденные фрукты и жареную рыбу, и вскоре после того, как они закончили завтрак, появилась Талинот Эсюлде, а с нею другая иерарх, суровая седовласая женщина с пронзительным взглядом. Она приветствовала их обоих неодинаково, Хиссуна – салютом, подобающим принцу Горы, но сделала этот жест с необычной поспешностью, попросту небрежно, а затем повернулась к Эльсиноме и, взяв обе ее руки в свои, долго тепло и пристально смотрела ей в глаза, и в конце концов сказала:

– Добро пожаловать на Третий утес. Меня зовут Лоривейд. Владычица и ее сын ждут вас.

Утро было прохладным и туманным, но казалось, что солнечный свет вот-вот пробьется сквозь низкие облака. Цепочкой, которую возглавляла Лоривейд и замыкала Талинот Эсюлде, они без единого слова прошли через сад, где каждый лист сверкал росой, и, миновав мост из белого камня, изогнутый столь изящно, что казалось, будто он может рассыпаться при малейшем ударе, достигли просторного луга, по другую сторону которого находился Внутренний храм.

Хиссуну еще не случалось видеть более красивого здания. Оно было построено из того же полупрозрачного белого камня, что и мост; основу его составляла невысокая ротонда с плоской крышей, от которой исходили, как лучи звезды, восемь длинных тонких крыльев. Никаких украшений: все чисто, целомудренно, просто, безупречно.

В ротонде помещался просторный восьмигранный зал, посреди которого находился восьмигранный же бассейн, и в этом зале их поджидали лорд Валентин и женщина, которая могла быть только его матерью, Владычицей.

Хиссун застыл было на пороге в недоумении, не зная, кому из этих Властей он должен поклониться в первую очередь, но тут же решил, что преимущество должна иметь дама. Но в какой форме он должен выразить ей свое почтение? Он, конечно, знал знак Владычицы, но следует ли демонстрировать этот знак перед нею самой, как приветствуют знаком пылающей звезды короналя, или это окажется вопиющей бестактностью? Хиссун не знал что и думать. В ходе обучения его ни единым словом не подготовили к встрече с Владычицей острова.

Тем не менее он повернулся к ней. Она оказалась гораздо старше, чем он ожидал, с лицом, изрезанным глубокими морщинами и частой сеточкой вокруг глаз, с обильной сединой в волосах. Но яркая, теплая и сияющая, как полуденное солнце, улыбка красноречиво говорила о силе и энергичности; Хиссун почувствовал, что в этом удивительном сиянии стремительно тают его сомнения и страхи.

Он собирался преклонить перед нею колено, но она угадала его намерение, остановила его, легко качнув головой, прежде чем он успел согнуть ноги, и сама протянула ему руку. Хиссун, каким-то образом сообразив, чего от него ждут, на мгновение легонько прикоснулся кончиками пальцев к ее пальцам, и с изумлением ощутил такой мощный, потрясший все его существо прилив энергии, что отскочил бы, если бы не настроился заранее на любые неожиданности. Зато тут же стало ясно, что таким образом Владычица укрепила его уверенность, силу и самообладание.

Потом он повернулся к короналю и прошептал:

– Мой повелитель…

Хиссуна удивили и встревожили перемены, произошедшие в облике лорда Валентина за время их последней встречи, которая случилась так давно, в Лабиринте, в начале злополучного великого паломничества. Тогда лорд Валентин был удручен страшной усталостью, но, несмотря на это, в его лице пробивался внутренний свет, некая неудержимая радость, которую не могла до конца погасить никакая усталость. Но сейчас он был не таков. Его кожа потемнела под жестоким солнцем Сувраэля, а волосы, напротив, посветлели, отчего он казался непривычно, по-варварски агрессивным. Ввалившиеся глаза прятались под полуопущенными веками, на исхудавшем лице появилось множество морщин, и не было видно и следа той солнечной дружелюбности духа, которая была самой заметной чертой его характера. Он казался совершенно незнакомым: мрачным, напряженным, отстраненным.

Хиссун начал делать знак пылающей звезды. Но лорд Валентин нетерпеливо перехватил его руку и крепко пожал ее. Это тоже не вселяло спокойствия. Корональ не обменивается рукопожатием ни с кем. К тому же в момент соприкосновения ладоней Хиссун опять ощутил хлынувший в него поток энергии. Правда, в отличие от той энергии, которую даровала ему Владычица, эта заставляла его нервничать, вселяла чувство неловкости.

Как только корональ выпустил его руку, Хиссун отступил и жестом подозвал к себе Эльсиному, которая стояла неподвижно у порога, как будто окаменела при виде двух Властей Маджипура в одной комнате.

– Мой повелитель, добрая Владычица, – произнес он натужным хриплым голосом, – позвольте представить вам мою мать, леди Эльсиному…

– Достойная мать достойного сына, – сказала Владычица. Это была первая ее реплика с тех пор, как Хиссун с матерью вошли в зал, и ее голос показался Хиссуну прекраснейшим из когда-либо слышанных: густой, спокойный, музыкальный. – Подойдите ко мне, Эльсинома.

Выйдя из оцепенения, Эльсинома двинулась по гладкому мраморному полу, и Владычица двинулась ей навстречу, и они сошлись у восьмиугольного бассейна в центре Зала. Владычица вскинула руки и крепко и с неподдельной теплотой обняла Эльсиному, а когда женщины отступили друг от дружки, Хиссун увидел, что его мать как будто вышла на яркий солнечный свет после долгого пребывания в темноте. Глаза ее сияли, лицо порозовело; в ней не было видно ни намека на робость или страх.

Она перевела взгляд на лорда Валентина и начала делать знак пылающей звезды, но корональ остановил ее точно так же, как и Хиссуна, прикоснувшись пальцами к ее ладони.

– В этом нет необходимости, милая леди Эльсинома.

– Для меня это обязательно, мой повелитель, – уверенным тоном ответила она.

– Нет. Уже нет. – Корональ улыбнулся впервые за утро. – Все эти салюты и поклоны придуманы для игры на людях. В своем кругу мы прекрасно обходимся без них.

И продолжил, обращаясь к Хиссуну:

– Я, пожалуй, не узнал бы тебя, если бы не знал, что ты сегодня приедешь сюда. Мы так давно не виделись, что уже и забыли друг друга; во всяком случае, мне так кажется.

– Несколько лет, мой повелитель, и непростых лет, – ответил Хиссун. – Время на все накладывает отпечаток, а в такие годы, как эти, отпечатки оказываются особенно впечатляющими.

– Да, так оно и есть. – Лорд Валентин подался вперед и принялся рассматривать Хиссуна столь пристально, что ему стало неловко, а потом сказал: – Некогда я думал, что хорошо тебя знаю. Но Хиссун, которого я знал, был мальчиком, прятавшим робость за хитростью. А сейчас передо мною стоит мужчина – даже принц, – в котором почти не осталось робости, а хитрость, полагаю, переродилась во что-нибудь более серьезное – скажем, в изобретательность. Или даже в государственную мудрость, если отчеты о твоей жизни, которые я получал, верны. Полагаю, тот мальчик, которого я когда-то знал, скрывается у тебя где-то в глубине. Но разглядеть его совсем непросто.