Клиффорд Саймак - Братство талисмана [сборник litres]

– Вы думаете, она захочет покинуть долину? – спросил Пэйнт.

– Не уверен, – признался я.

– Но я должен ее ждать?

– Именно.

– Хорошо, я буду ждать, – жалобно заскулил Пэйнт, – вы улетите на Землю, а я все буду ждать. Я могу прождать очень долго, целую вечность. Но, добрейший господин, если благородная леди столь нужна вам, то почему вы не вернетесь сами и не скажете ей об этом?

– Я не могу этого сделать. Пусть Сара и круглая дура, но у нее должен быть шанс. Как у Джорджа. И у Тука.

Сказав все это, я и сам удивился.

Надо было принять решение, и я его принял, практически не задумываясь, руководствуясь только инстинктами. Такое чувство, что кто-то другой, оставаясь в стороне, сделал это за меня. Уж не Ух ли, часом, это был?

Раздумывая над этим вопросом, я вспомнил, как Ух, узнав, что я собираюсь вернуться за Сарой, сказал мне, что нельзя вмешиваться в чужую жизнь, поскольку у каждого своя судьба. Выходит, он все-таки вложил в мое сознание свои мысли и убеждения? Я вновь попытался вспомнить хоть что-то из того, что со мной происходило, когда Ух на прощание обвил щупальцем мою руку, но не преуспел.

– Ну что ж, тогда я возвращаюсь, хотя и преисполненный печали, однако ослушаться хозяина не могу, – произнес Пэйнт. – Там, конечно, не Земля, но все-таки лучше, чем в овраге.

Он развернулся, чтобы скакать обратно, но я остановил его и приторочил к седлу винтовку и патронташ.

– Оружие благородная госпожа оставила для вас, – напомнил Пэйнт. – Велела передать, что ей оно не нужно.

– Если выйдет – понадобится, – сказал я.

– Она не выйдет обратно, – заявил конь. – Вы же и сами это знаете. Когда госпожа приблизилась к скалам, глаза у нее сияли, как звезды.

Я ничего не ответил, просто стоял и смотрел, как Пэйнт уходит обратно по тропе. Он двигался медленно, на случай, если я вдруг передумаю и решу окликнуть его.

Но я этого не сделал.

В тот вечер, сидя у костра, я открыл ящик, который успел прихватить с колченогого стола в лачуге Найта.

Днем мы с Роско с хорошей скоростью прошли довольно приличное расстояние, хотя каждый шаг и стоил определенных усилий: меня преследовало неприятное чувство, будто кто-то настойчиво зовет меня обратно. Я шел, стараясь не обращать на это внимания, и пытался вычислить, кто бы это мог быть. Может, Сара, несмотря на всю свою показную решимость, все-таки надеялась, что я буду торчать у скал в надежде на ее возвращение? Я казался себе чуть ли не предателем, хотя прекрасно понимал, что вовсе не бросил ее, точно так же как мы не бросали Джорджа или Тука. И все равно меня не покидало странное ощущение, будто я подвел Сару. Полагаю, больше всего меня беспокоило то, что она, скорее всего, не поверила, когда я рассказал ей о том, что мы с Ухом увидели в долине. Я постоянно корил себя: мне следовало любой ценой убедить свою спутницу в том, что это правда.

А вообще-то, женщины – странные создания. Я мог понять ее желание вернуться в долину: тот, кто хоть секунду постоял в воротах с видом на рай, уже вряд ли согласится добровольно его покинуть. Но я не мог понять, почему Сара так упрямо отказывалась поверить нам, почему перед лицом фактов она продолжала цепляться за иллюзию?

Или же это Ух тянет меня обратно? В моем мозгу спрятано нечто важное, что он поместил туда в последние секунды перед расставанием, и возможно, именно это не дает мне покоя. Жаль, что все мои попытки выудить из подсознания хоть какую-то информацию оказываются безрезультатными.

Или это Пэйнт? Я жестоко с ним поступил: поставил перед беднягой задачу, которую не мог и не хотел выполнить сам. Возможно, следует вернуться и сказать, что все отменяется. Я представил, как Старина Пэйнт спустя тысячу лет (а то и миллион, если с ним за это время ничего не произойдет) по-прежнему стоит на своем посту у входа в долину и печально ждет того, что, скорее всего, вообще никогда не случится; но он не может уйти, поскольку верен тому, кто отдал приказ, хотя этот человек сам уже давно обратился в прах.

Так, пришибленный этими мыслями, я в компании робота брел по тропе к городу.

Стороннему наблюдателю мы бы показались довольно странной парочкой: я, вооруженный дурацкими щитом и мечом, и постоянно бормочущий что-то себе под нос Роско с поклажей на крепкой спине.

После долгого дневного перехода мы остановились на ночлег. Роясь в сумке в поисках съестного, я наткнулся на украденный у Найта ящик. Подумав немного, решил, что, пожалуй, просмотрю его содержимое после ужина. Роско собрал дрова, я развел костер и занялся приготовлением пищи. Все это время робот сидел напротив меня и что-то без умолку говорил. Прислушавшись, я понял, что на этот раз он произносит не рифмованные слова и не эту свою псевдонаучную белиберду, а нечто совершенно иное.

– Галактика является подмостками, о да, а гуманоиды там исполняют роли…

Я удивленно посмотрел на робота и подумал, что, если так пойдет дальше, он, возможно, и скажет в конце концов что-то разумное – или же окончательно свихнется.

– Роско, – тихо и спокойно обратился я к нему, опасаясь вызвать очередной поток рифм. – Извини, я не расслышал, о чем ты говорил…

– Хотя родители врагами были, друг друга дети полюбили, – сообщил мне Роско. – Ах, до чего страдали эти дети, нет повести печальнее на свете.

– Поэзия! – воскликнул я. – Вот только этого нам не хватало! Как будто уравнений и словаря рифм было мало…

Роско встал и, громко лязгая, начал танцевать, да при этом еще весело напевал:

– Молилась ли ты на ночь, Дездемо-о-о-на? Быть или не бы-ы-ть? Вот в чем вопро-о-ос!

Мне показалось, что когда-то давно, много лет назад, я уже слышал нечто подобное.

Внезапно робот резко замер, как будто внутри у него что-то перемкнуло, и удивленно посмотрел на меня:

– Вопрос, кокос, матрос, молокосос…

Ну вот, хотя бы вернулся в прежний режим.

Роско снова присел на корточки, но со мной больше не говорил, только бормотал что-то себе под нос.

«Да ведь он пытался декламировать Шекспира! – вдруг дошло до меня. – Интересно, где робот познакомился с его творчеством? Хотя во время долгого перелета через Галактику, да и потом на стоянках Найт вполне мог читать вслух что-нибудь из Шекспира. Может, у него в рюкзаке лежал томик этого древнего, ныне почти забытого поэта?»

Сумерки сгустились, в небе расцвела Галактика: сначала ее яркая сердцевина повисла над горизонтом на востоке, а с наступлением ночи стали видны расходящиеся по спирали серебристые ответвления. Задул ветер, и поднимавшийся вертикально дым начал уходить в темноту по диагонали. Где-то невдалеке раздался странный звук, похожий на хихиканье; неподалеку, в траве и в кустах, куда не доходил свет от костра, сновали какие-то мелкие твари.