Бернхард Хеннен - Белая королева [litres]

Ему нравился Человек-ворон. Удивительно, но это волшебное создание оказалось совсем не таким, как в историях, которые о нем рассказывали. И Милан не мог объяснить, как ему это удалось.

Белая Королева встала.

– У тебя будет возможность подумать о том, стоят ли броские слова величайшей жертвы, которую ты намерен принести.

Дверца кареты распахнулась.

– Когда этот экипаж остановится перед зданием городской стражи Далии, один из моих рыцарей откроет дверцу – как сейчас. И тебе нужно будет произнести одно-единственное слово. «Да». Или «нет». Ты сам решишь, приведет ли твой путь к гармонии лазурного горизонта – или к вечной тьме.

Женщина, вышедшая из кареты, обладала столь неземной, поразительной красотой, что у Джулиано перехватило дыхание. Незнакомка взглянула на него и улыбнулась.

Ноги сами собой подогнулись, и он благоговейно преклонил колено. Обычно женщины смотрели сквозь него, будто он пустое место. Но Белая Королева отнеслась к нему иначе.

– Я знаю, что ты всей душой стремился к заключению мира. Мне грустно, оттого что Луцилла да Роза, герцогиня Швертвальда, непростительным образом нарушила твою неприкосновенность герольда. Знай, что я не стану выдвигать обвинений тебе и твоему брату Фабрицио. Я буду рада, если вы оба останетесь в Цилии. И приглашаю вас к моему двору.

Ошеломленный ее красотой, Джулиано молча смотрел на Белую Королеву, едва понимая смысл произнесенных ею слов. Она не станет выдвигать обвинений? Но в чем его можно обвинить? Он ведь ничего не нарушал!

– А Милан?

– Милану и твоему отцу я помочь не могу. Но себя ты еще можешь спасти. Как, возможно, и Фабрицио.

– Но я думал… – Джулиано, растерявшись, запнулся. Она ведь только что сказала, что никаких обвинений против него нет…

– Вместе с императрицей на этот остров прибыл человек, затаивший злобу на род Тормено. Он желает смерти всей твоей семье. Это могущественный и влиятельный человек, которому обычно удается добиться своего. Ты уже встречал его, Джулиано. И ты знаешь, что мои слова – правда.

Он сразу же вспомнил странного рыцаря с золотой цепью. Эта мысль вспыхнула в его сознании столь ярко и неожиданно, что Джулиано не знал, была ли она его собственной или навеянной. В конце концов, ему было известно о многочисленных способностях Белой Королевы влиять на человеческий разум: Джулиано, как и его братья, провел много лет за изучением мифов и легенд Цилии во всех их вариантах.

– Ты получишь вдосталь серебра, чтобы начать новую жизнь в любом месте, где только пожелаешь. Тебе лишь придется сменить имя. Кроме того, тебе выдадут быстроногого скакуна. И серебро, и конь – мои дары коими я хочу воздать за несправедливость, причиненную тебе в Туаре.

– Но ведь я не могу…

– Было бы глупо пытаться предотвратить неизбежное, – с нажимом произнесла Белая Королева. – Обрети собственный путь, Джулиано Тормено, и доверься мне. Какой бы путь ты ни избрал, он приведет тебя к свободе. Решись наконец-то выйти из тени твоего отца и деда.

И она ушла, оставив Джулиано на коленях: тот не мог заставить себя подняться. Не мог осознать основоположные перемены, которые ему предстояло пережить. Его отцу и Милану выдвинули обвинения. Белая Королева считала, что должна отблагодарить его. Джулиано разрывали противоречивые чувства: гордость и печаль, страх и новая для него, никогда ранее не испытываемая уверенность в себе. Возможно, он и правда сумеет оставить все в прошлом?

Мужчина взглянул Белой Королеве вслед. Как величаво она уходит прочь, словно парит в воздухе… И она пригласила его к своему двору! Быть может, он мог бы занять там почетную должность, на которой сумел бы проявить свои таланты.

Дойдя до дороги, правительница Цилии перекинулась парой слов с подошедшими рыцарями из ордена Черного Орла, которые сопровождали пленника, и проследовала дальше, в сторону лагеря войска Лиги.

Пленник был облачен в грязно-белую власяницу. Большие железные кандалы болтались на голых лодыжках. Цепь кандалов была короткой, она ограничивала ширину шага. На голову пленнику надели маску позора, и из-под широких металлических пластин этого орудия пыток выбивались седые волосы. Нижняя часть маски была выкована в виде свиной челюсти, отчего форма головы искажалась. По бокам к пластинам крепились железные свиные уши. В проемах между пластинами можно было разглядеть лицо, что и попытался сделать Джулиано, когда отряд прошел на расстоянии трех шагов от него. Он понял, кто этот пленник. То был его отец!

В сей же миг Джулиано вскочил.

– Это Нандус Тормено! – в ярости закричал он. – Он верховный священник Цилии! Вы не имеете права так обращаться с ним! Немедленно снимите с него маску!

– Он совершил государственную измену. Императрица вынесет ему приговор, – ответил один из рыцарей сопровождения. Из-за шлема его голос звучал приглушенно.

Джулиано не собирался мириться с этим. Он сам снимет эту маску! Протиснувшись между двумя рыцарями, он потянулся к замку на маске, но тут его схватили.

Кто-то скрутил ему руки за спиной.

Нандус покачал головой. Из-под маски донеслись слабо различимые звуки.

Тем временем Джулиано прижали к земле, и из этого положения он смог заглянуть под пластины орудия пыток. Круглая железная скоба разводила верховному священнику челюсти, не давая говорить. Эти подонки лишили Нандуса его величайшей силы. Самой речи!

Нандуса затолкали в карету, кто-то выкрикнул приказ, и рыцари, которые должны были сопровождать заключенных, забрались на коней. Щелкнул кнут, запряженные в карету лошади тронулись с места, и вскоре экипаж выехал на дорогу, ведущую в сторону Лунных гор. На восток.

Только теперь рыцарь, скрутивший Джулиано, отпустил его. Сын Тормено едва сдерживал свой гнев.

Что бы ни говорила королева, он чувствовал себя точно так же, как тогда в Туаре, когда его привели в темницу с крысами.

«Да, я приму в дар серебро и коня, – взволнованно подумал Джулиано. – И я не брошу моих близких в беде!»

Еще один поворот… Обитые железом колеса заскрипели на мостовой, застучали по камням копыта лошадей. Должно быть, карета выехала на улицу Большого Змея, серпантином поднимавшуюся от Лунных ворот к центру города. Милан посмотрел на отца, сидевшего на лавке напротив с упрямо поднятой головой. Проклятая маска позора не позволяла ему произнести ни слова. И все же за четыре дня пути Милан не раз пытался поговорить с ним: в конце концов, отец мог бы кивнуть, покачать головой или попробовать изъясняться простейшими жестами. Но Нандус не общался с ним. Сидел неподвижно, сохраняя самообладание. Не стонал, не сутулился, гордо держал голову. И оставался замкнутым.