Бернхард Хеннен - Белая королева [litres]

Милан обвел взглядом камеру, где он в последний раз возлегал с Фелицией. Тогда в нем было столько уверенности! Он полагал, что сумеет изменить ее судьбу, спасти ее от виселицы. Но отец решил не повесить герцогиню, а сжечь на костре. И вот теперь Нандус сидел на той же лежанке, в той же камере, где Фелиция провела последнюю ночь своей жизни.

Неужели совпадение? Или это единственная камера в городской страже, где содержались приговоренные к смерти?

Нандус прислонился спиной к стене. Его глаза были закрыты, но Милан не верил, что отец спит. Пыточную маску с него так и не сняли. Великолепный, наделенный невероятным даром красноречия, верховный священник в последний день жизни не мог ничего сказать. Он даже не пытался общаться с сыном при помощи жестов. Как и в карете. Они были заперты вместе – и в то же время пребывали в полном одиночестве.

Милан подошел к окну камеры. Он слышал, как шелестит дождь, слышал удары капель по камням внутреннего двора городской стражи. В воздухе чувствовался аромат морской соли, принесенный ветерком из порта. Милан скучал по этому запаху. О, как же ему хотелось еще раз взглянуть в бесконечную лазурь горизонта! Но дождевые тучи нависли низко над землей, скрывая небо. В последнюю ночь жизни Милану не суждено было увидеть ни луну, ни звезды. Ничего, что могло бы утешить его. Оставалась лишь непроглядная тьма да тихий шелест дождя.

Наверное, настало время примириться с судьбой. Или это всего лишь глупое предубеждение? Он сам лишил Фелицию возможности в одиночестве поразмыслить о жизни, когда пришел к ней в камеру той ночью. И он поступил бы так еще раз. Последние часы с ней здесь, в заточении, были одними из лучших в его жизни. Осталось ли что-то от нее в этих стенах?

Отец, сидевший на лежанке напротив, мерно и ровно дышал. Его глаза были закрыты. О чем он думал?

Милан сожалел, что у него нет при себе шелкового платка, в котором он носил окаменевшее лицо Нок. Осколок статуи остался в лагере, как и все его пожитки. Юношу угнетала мысль о том, что кто-то заберет себе его сокровище. Кто-то, не знавший Нок. Кто-то, кого ничто не связывало с ее тонкими, изящными чертами.

Милану вспомнилось, как Нок попыталась поправить повязку на его глазах, не думая о собственной безопасности, и ему почудилось, что на грудь давит огромный камень. Нок любила его. Любила куда сильнее, чем Фелиция. Герцогиня была просто не способна на такую жертву. А он был слеп и не оценил любовь Нок…

Юноша сглотнул. Вот о чем он сожалел, вот в чем раскаивался, а вовсе не в убийстве Николо Тримини. Хотя именно за этот поступок завтра его казнят. Но Тримини был чудовищем – куда хуже, чем ужаснейшие из вымышленных созданий, облекшихся плотью в Цилии. Николо заслуживал смерти.

В узком коридоре за дверью камеры послышались шаги. Кто-то остановился там, отодвинул засов, толкнул тяжелую дубовую дверь. Желтая полоса света легла на пол перед дверным проемом, и в камеру вошел Лоренцо Долендо, капитан городской стражи. Его сопровождали два стражника с фонарями в руках. На их лицах читались страх и недоверие.

Милан с вызовом уставился на непрошеных гостей, и два стражника сразу же опустили глаза.

Судя по всему, история о том, что он умеет обращать людей в камень одним только взглядом, по-прежнему ширилась в народе. Милан задумался, наступит ли когда-нибудь день, когда этот вымысел претворится в явь. Он улыбнулся. Ответ был предельно прост: нет, никогда этот день не настанет, ведь жить Милану осталось всего лишь несколько часов.

Лоренцо нервно кашлянул:

– Я хотел удостовериться в том, что с вами все в порядке.

Нандус склонил голову набок. Мало того, что с него не сняли пыточную маску, никто еще и не озаботился тем, чтобы освободить его от кандалов на ногах.

– Я… – Лоренцо, вздохнув, подал знак своим сопровождающим. – Снимите с верховного священника оковы и маску. Быть может, у вас есть последнее желание? Хотите съесть что-то? Я позвал повара. Он приготовит вам все, что захотите.

– Я бы с удовольствием съел супа Рыжей Софии с рыбного рынка, – сказал Милан.

Ее кулинарное мастерство славилось по всему городу, и даже торговцы солью и негоцианты отправляли слуг купить у нее знаменитый суп. Конечно, сами они не стояли в длинной очереди среди поденщиков и портовых грузчиков, готовых принять из рук Софии деревянную миску и съесть суп прямо у ее лотка на рынке.

– Это твое желание я смогу выполнить только на рассвете. – Капитан шагнул в сторону, встав ближе к двери.

Два его спутника поставили фонари на пол и принялись снимать кандалы с Нандуса.

Милану было жаль Лоренцо. Очевидно, он еще страдал от последствий страшного ранения, но и без того капитан был бледен и смущен. Ему было не по себе, оттого что оба Тормено оказались в его камере.

– Наконец-то! – Нандус с облегчением вздохнул, когда широкие железные пластины маски позора разошлись. С благодарной улыбкой священник забрал пыточный инструмент из рук стражника, расстегнувшего последнюю защелку.

С металлическим звоном стержень выскользнул из кандалов, и стражник принялся снимать оковы. На одной ноге лодыжка под железом воспалилась, на коже выступил гной.

Стражник высвободил вторую ногу верховного священника, и Милан увидел, как пальцы Нандуса сильнее сжались на маске, будто старик пытался подавить боль. В то же мгновение Нандус вскинул маску и изо всех сил ударил ею стражника, стоявшего перед ним на коленях, в челюсть. Голова бедняги мотнулась в сторону, а Нандус уже нанес очередной удар, обрушив маску на голову второго несчастного.

Милан дернулся вперед. Схватив Лоренцо, он втащил капитана в камеру, закрыл тяжелую дверь, выхватил меч из ножен на поясе Долендо и приставил ему острие клинка к горлу.

Лоренцо поднял руки. Он не казался испуганным. И даже не удивился.

– Не убивай этих двоих, Нандус, – спокойно сказал он. – Их единственная провинность состоит в том, что они примерно вашего роста и телосложения.

Нандус отступил от стражников. Несчастные лежали на полу, их лица заливала кровь. Судя по виду, они уже не слышали слов своего капитана.

– Ты пришел, чтобы вытащить нас отсюда? – Чуть приоткрыв дверь, Милан выглянул в коридор.

В десяти шагах от входа в камеру, прямо у ведущей наверх лестницы, горел факел, в остальной части коридора царила темнота. И ни души вокруг.

– Сегодня вечером в город прибыла большая делегация из Ферранты. Они требуют твоего сожжения на костре, Милан.

– Сожжения? – Он думал, что ему отрубят голову. Такая казнь соответствовала его сословному положению и преступлению.

– Хватит языками молоть! – проворчал Нандус. – Милан, раздень одного из стражников и возьми его одежду. Нам нужно убираться отсюда как можно скорее. Ты выведешь нас, Лоренцо. Рядом с тобой мы не будем привлекать внимания.