А. К Ларквуд - Неназываемый [litres]

– Знаешь, это довольно нечестно с твоей стороны, – сказал он.

Ксорве рассмеялась. Это было почти забавно.

– Разве? – Она забрала Реликварий у Шутмили и дернула за цепь – та лопнула, и сотни звеньев рассыпались как песок. – Нечестно, что ты хочешь, чтобы я вернула тебе твою жизнь.

– Это все очень умно… – начал он, но вздрогнул, осознав, что Ксорве вот-вот откроет Реликварий.

Вот он – трон, как и говорил Тал. Вот она – земная обитель. Она открыла крышку Реликвария. Внутри, аккуратно уложенное среди драпировок как гигантская жемчужина, находилось живое, бьющееся сердце, – такое же свежее, как в тот день, когда оно было вырезано. У нее был с собой меч, но и без этого она могла бы легко раздавить сердце руками.

– Значит, все это ложь, – сказала Ксорве. – Все эти невероятные знания. – Она не удивилась. Пентравесс никогда и не собирался оставлять наследие. Не в его природе отдавать что-либо просто так.

– Я сам в это верил, – сказал он. – Когда так долго живешь на свете, об этом легко забыть.

– Итак, – сказала она. – Я ведь могу попросить взамен что угодно. Стать канцлером Тлаантота. Забрать твой дворец. Твой корабль. И ты отдашь мне что угодно. Для тебя нет ничего ценнее этого. Ты согласишься на все.

Вот настоящий урок, который она усвоила в крепости Псамага. Несмотря на страх, несмотря на боль, она чувствовала, что Сетенай значил для нее больше, чем ее собственная жизнь. Но для мага, при всей его гордости и могуществе, не было ничего важнее, чем собственное бессмертие – и в этом крылась его слабость.

Он сделал движение, словно хотел выхватить шкатулку, но передумал.

– Чего же ты хочешь?

Из его голоса и выражения лица исчез последний намек на теплоту. Это была просто сделка, и хорошо, что он это понял.

– Я хочу, чтобы ты вытащил нас отсюда, – сказала Ксорве. – Отправил куда-нибудь в безопасное место.

– Как разумно, – протянул Белтандрос, довольно убедительно изображая скуку. – Это все?

– Нет, – сказала Ксорве. – Еще мне нужны твои перчатки.

– Мои что? – он с недоверием рассмеялся. – Зачем? От них тебе нет никакого толку.

– Ты носишь их, и с тобой все в порядке, – сказала она. – Они защищают тебя. Магия не причиняет тебе вреда. Тал рассказал мне все.

– Ясно, – сказал он. – Собираешься жить вечно, да?

– Нет, – сказала она. – Это меня не интересует. Держу пари, ты сделаешь себе другие, но я предпочла бы, чтобы это тебя задержало.

– И чем же еще, интересно знать, они тебе помогут?

– При всем уважении – это тебя не касается, – отрезала Ксорве.

– И что дальше? Как ты изящно дала понять, я у тебя на поводке. Предлагаешь мне всюду следовать за тобой? – каждое слово было острым и ясным, как осколок льда.

– Нет, – сказала Ксорве с нескрываемым отвращением. – Когда мы будем далеко отсюда, в безопасности, с твоими перчатками, и я буду уверена, что ты не превратишь меня в статую или не отправишь в ад, тогда ты сможешь забрать его себе. – Она с щелчком захлопнула коробку, и он вздрогнул. – Вот и все. Готово. Давай.

Все трое повернулись – странная группа в одной точке – и прошли через дверь в песке.

Ксорве волновалась – вдруг он вернет их на арену, прямо под прицел императорских лучников. Вместо этого дверь вывела их в переулок в нижнем Карадуне, узкий и тенистый, несмотря на жаркий и солнечный день. В нескольких ярдах от них кто-то мочился на стену. При виде троицы незнакомец с опаской сделал шаг назад. Глаза его округлились, и он бросился прочь, на ходу застегивая бриджи. Со стороны они, наверное, представляли собой странную картину. Маг во всем своем великолепии. Шутмили в лохмотьях осужденной. Ксорве все еще была в костюме демона-приспешника.

Шутмили открыла глаза, моргнула при виде солнца и сказала:

– Выход на сцену слева.

Путь к докам казался лихорадочным сном. Пока Реликварий у Ксорве, Сетенай не причинит ей вреда и не станет сопротивляться. Ничто, даже уязвленная гордость, не могло встать между ним и его собственным бессмертием.

Тем не менее, он молчал и не смотрел на нее, и, невзирая на все, что она о нем узнала, ей было больно идти рядом и знать, что теперь он ее враг. Она не гордилась тем, что сделала. Она просто хотела, чтобы этот день закончился.

Улицы заполнились людьми, вокруг возбужденно обсуждали ужасное происшествие на Большой арене и колдуна, который угрожал Императору. Никто почему-то не замечал, что этот самый колдун идет сквозь толпу, возвышаясь над карсажийцами, будто кошка среди певчих птиц. На Ксорве и Шутмили не обращали никакого внимания. Они легко добрались до пристани, оставшись незамеченными, даже когда по улице мимо них прошел отряд стражей. Солдаты их просто-напросто не видели.

У причала были пришвартованы морские корабли. Десятки воздушных кораблей разместились на отдельной площадке, остальные покачивались в воздухе. Ксорве почему-то думала, что Сетенай просто перебросит их в нужное место щелчком пальцев, но, конечно, в реальности все всегда было сложнее.

– Отсюда ты можешь отправиться куда угодно, – сказал он. – В разумных пределах. Вижу, ты связалась с Оранной. Уверен, она очень рада, что забрала тебя у меня.

– Все было не так, – запротестовала Ксорве.

– Конечно же, нет, – сказал он. – По крайней мере, я никогда не заставлял тебя вырезать что-то на своей коже.

Глядя ему прямо в глаза, Ксорве провела рукой по шраму, тянувшемуся через все лицо.

– Ладно, – сказал он. – Должен предупредить, что ты совершаешь ошибку. Мир меняется, Ксорве. Благодаря твоим стараниям, мне многое открылось. Тысячеглазая Госпожа – щедрая покровительница, и ее возможности намного больше того, что я когда-либо способен был тебе предложить. Ты могла бы воспользоваться ими, останься ты рядом.

Ксорве больше не интересовало могущество такого рода, и было больно сознавать, что Сетенай за столько лет этого не понял. С другой стороны, полезно знать, что и он может ошибаться. Его представление о ней напоминало плоскую тень, от которой можно так легко отделиться.

– Перчатки, – напомнила она.

– Да, конечно, – с неприятной улыбкой он сунул руку во внутренний карман мантии.

На ощупь перчатки были очень мягкими, теплыми и ужасно тяжелыми, точно пара только что убитых кроликов.

– Теперь скажи, – произнес человек, которого она знала под именем Белтандроса Сетеная, – сколько еще времени ты собираешься держать меня в заложниках?

Ксорве почувствовала себя так, будто не спала уже сотню лет. Меньше всего она хотела кому-то угрожать, но другого способа не было.

– Ты же понимаешь: если до меня дойдут слухи, что ты меня ищешь, я сделаю это снова, – предупредила она. – Ты слишком хорошо меня обучил, Белтандрос. Я не хочу иметь с тобой никаких дел или доставлять тебе неприятности и предпочту никогда больше тебя не видеть. Я хочу уехать. Но если ты придешь за мной или за кем-то, кого я знаю, тогда я могу сделать это снова, – и сделаю это. Это ясно?