А. К Ларквуд - Неназываемый [litres]

Шутмили на мгновение замолчала, размышляя. Мимо проплывали пики и скалы Лабиринта Отголосков, синие и расплывчатые в неясных ложных сумерках. Ветер сдувал пряди с лица Ксорве.

– Но куда же мне идти? – спросила Шутмили, как будто только теперь осознав, что она не может вернуться к своим надписям. – У тебя есть план?

– Конечно. Пойдем со мной, – сказала Ксорве. Это и вправду так просто.

– Я имею в виду после этого, – сказала Шутмили. – Пойдем с тобой куда ?

– Куда угодно, – ответила Ксорве.

– …любезное предложение, – сказала Шутмили так, будто ей вручили особенно отвратительный подарок на день рождения. – Но у тебя есть своя работа.

– Я серьезно, – сказала Ксорве.

– Не может быть, – покачала головой Шутмили. – Ты шутишь.

– Совершенно серьезно, – повторила Ксорве. – Я все обдумала. Ты видела Реликварий, ты была там. Он у Оранны, и мне нужно его вернуть, пока она не сделала что-нибудь ужасное. Так что я собираюсь украсть его, а ты должна мне помочь.

Злость Шутмили уступила место сомнению.

– В прошлый раз от меня совсем не было толку. Что, если она снова меня схватит?

– Я не дам ей этого сделать, – сказала Ксорве.

– На словах это легко… – заметила Шутмили. – А если к делу: она убила столько людей. Что помешает ей причинить тебе боль или даже хуже…

– Многие пытались причинить мне боль. И от тебя будет толк. В отличие от тебя я ничего не знаю о магии. Ты будешь очень полезна. Поможешь мне остановить ее.

Шутмили это не убедило. Пришло время сменить тактику.

– Что ты знаешь о Реликварии? – спросила Ксорве.

– Я знаю миф , – ответила Шутмили. – Слишком уж в подходящий момент он всплыл. Едва ли настоящий Реликварий Пентравесса до сих пор существует.

– А если бы он оказался настоящим?

– Это стало бы одним из величайших открытий столетия, его историческая значимость неоценима. И если хотя бы один из мифов окажется правдой – если он цел, не пуст, если тексты не преувеличивают, – это будет что-то невообразимое. Невообразимо ценное, невообразимо мощное, невообразимо желанное … – заметив улыбку Ксорве, Шутмили сбилась. – Что такое?

– Ничего, продолжай, – сказала Ксорве.

– Пентравесс, конечно, реально существовал, но, честно говоря, с трудом верится, что он действительно хранил все эти невероятные знания в особой коробке.

– Сетенай думает, что Реликварий настоящий, – сказала Ксорве и сделала паузу, чтобы Шутмили осознала сказанное. – Если мы вернем его, он примет и меня, и тебя. Для тебя найдется работа. Он поможет тебе, научит чему угодно. Если кто-то и может спрятать тебя от твоей тети и Цалду, то это Сетенай. Он помог мне – и тебе поможет.

– Ты правда думаешь, что это возможно? – Шутмили смотрела на темный пейзаж, чувствуя, как ладонь холодит поток ветра.

– Конечно, – сказала Ксорве. – Я постоянно таким занимаюсь. – Она не хотела специально производить впечатление, но надеялась, что Шутмили это все равно впечатлит.

– Какое облегчение, – Шутмили прикрыла рукой улыбку. – И Белтандрос Сетенай действительно возьмет меня к себе?

– Он не занимается благотворительностью, – сказала Ксорве. – Но он взял меня к себе, когда я была маленькой, и он не упустит ничего полезного. Он скучает по другим магам. В Тлаантоте есть несколько, но они не особенно хороши в своем деле. Держу пари, ты ему понравишься. И это точно лучше, чем быть Лучником.

– Нет, – сказала Шутмили. – Я не могу.

– Хорошо. Тогда попроси меня развернуть челнок. Ты права. Если мы повернем назад сейчас, они даже не заметят твоего отсутствия. Все начнется заново.

Шутмили закрыла глаза.

– И все же… как я могу? Как я могу….

– Предать Церковь? Бросить своих? Ты можешь, честно. Тебе будет этого немного не хватать. Какое-то время будет тяжело. Но если это выбор между тем, чтобы остаться и умереть или уйти и выжить, Шутмили….

– Я не могу, – сказала Шутмили. – Я не продержусь и пяти минут.

– Я понимаю. Тяжело сбегать в одиночку, – сказала Ксорве. – Но ты не будешь одна.

Вокруг них в Лабиринте звучали отголоски ветра и воды. Ксорве отвела взгляд – не хотела влиять на решение Шутмили, а может, просто не могла смотреть ей в лицо. Затем она почувствовала легкое, как дыхание, прикосновение руки Шутмили к запястью.

– Ладно, – сказала она. – Вперед.

Они дрейфовали в тишине под выступом. Туман в каньоне постепенно таял.

– Я боялась, что ты это скажешь, – призналась Ксорве спустя минуту.

– Что? Почему?

– Потому что я знаю, как мы найдем Оранну, и мне это не нравится.

В северном Ошааре стояла ранняя весна. Сугробы по-прежнему укрывали маленький город, словно небо решило, что он заслуживает убийства из милосердия, и пыталось задушить его подушкой.

– Что это за место? – спросила Шутмили, опустив капюшон пальто.

– Мой родной город. – На улицах блестел лед, со стороны горы дул пронизывающий ветер. Смеркалось – было три часа дня. Две луны Ошаара склонились друг к другу в небе. – Ты когда-нибудь слышала о тех, кто поклоняется Неназываемому? – спросила она.

– Кажется, Неназываемый – это бог пророчеств, – сказала Шутмили. – Это один из главных культов северного Ошаара. Церковь определяет его как низкоприоритетную угрозу. Мы не одобряем их жертвенную практику, но они относительно стабильны и довольствуются собственным маленьким… Ксорве, ты хочешь сказать, что это здесь ? И ты здесь выросла?

– Да.

– То есть ты была еретичкой? – Шутмили прятала руки в пальто, видимо, как подозревала Ксорве, нервно сжимая их.

– Я не давала никаких клятв, – сказала Ксорве, – я была ребенком. Не волнуйся. Это было очень давно. Сейчас я никому не поклоняюсь.

– Я никого не осуждаю, – сказала Шумили. – Просто пытаюсь понять, что больше огорчило бы доктора Лагри и Малкхаю: что девушка, с которой я сбежала, – еретичка или что она атеистка. Это забавно. Бедный Арица. Бедный Малкхая.

– Они пришлись бы ко двору в культе Неназываемого, – заметила Ксорве. – У нас много педантов.

– О нет, – сказала Шутмили. Неясно было, плачет она, смеется или просто у нее дыхание перехватило на морозе. – О нет, бедняги. Оба. Они этого не заслужили.

Они осторожно поднимались по ледяным улицам. Ксорве рассказала Шутмили о Доме Молчания и ритуалах Неназываемого, оставив за скобками свою собственную историю. Ей нравилась Шутмили. Она надеялась, что это взаимно, но для этого Шутмили должна считать ее опытной и успешной. Вся эта чушь из прошлого, насчет Невесты и прочего, была, с одной стороны, чем-то слишком личным, а с другой, – поскольку Сетенай и Талассерес были в курсе, слишком хорошо известна. Было приятно говорить с кем-то, кто не знал о ее самом первом и худшем предательстве.