Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Кормак. Теперь твоя очередь. Две правды, одна ложь.

– Я… играю в гэльский футбол. Мой любимый супергерой – Человек-муравей. И… э-мм…

– Продолжай, Кормак. Все хорошо.

– Однажды я это… я…

– Продолжай.

– Я это… побрил себе ноги. Просто чтобы проверить, каково это.

Глаза Ро распахиваются, словно блюдца. Если во время беседы с Энид в комнате провисло напряжение, то сейчас оно едва не выбивает окно.

– Эй, парень, – Аарон хлопает руками в восхищении. – Кормак! И это все ? Чувак! О чем тебе вообще волноваться? Это ровным счетом ничего не значит. Это просто любопытство. Послушай. Ты же спортсмен, верно? Верно?

– Э… да.

– Пловцы бреют ноги, разве ты не знал? Как и куча других спортсменов. Это совсем ничего не значит. Это не значит, что ты гей. Да ладно тебе. Ты же и сам это знаешь, правда ведь?

– Ну да, – отвечает Кормак, все еще неуверенно.

– Чувак, ты же прекрасно сам знаешь, как и я знаю, что не бывает прирожденных геев. Ну, то есть если бы бывали, то это нарушило бы законы природы, правда?

Он начинает оглядывать группу, подняв ладони, словно добавляя: «Это всего лишь факты» всему, что говорит.

– Животные перестали бы размножаться. Люди перестали бы размножаться. Так что, если у тебя и возникали какие-то сомнения, то только потому, что у тебя немного забарахлил радар, понимаешь? Просто на лобовое стекло ветром нанесло немного всякой дряни. Нужно просто почистить стекло, вот и все.

Он пожимает плечами и улыбается.

– Ну, то есть иначе как ты поедешь на машине дальше?

Все смеются. Кормак громче всех.

Я вся напрягаюсь, мои ногти до боли впиваются в ладони, оставляя на них белые полумесяцы. Я помню, как такие разговоры ходили несколько лет назад, во время референдума по поводу брачного равноправия. Но так всегда говорили пожилые люди. Не американцы двадцати с чем-то лет в толстовках и кедах.

Аарон продолжает идти по кругу. Признания становятся все более откровенными. Когда Энид выдала свой «факт», я подумала, что она неверно поняла правила игры. Но нет: неправильным ответом Ро О’Каллахана было то, что его сестра «рыба». Это не веселая игра. Это публичное покаяние.

Самое странное в том, что Аарону почти не приходится вытягивать признания. Присутствующих словно подхлестывают признания предыдущих людей. Их словно возбуждает мысль о том, что сейчас к ним будет приковано всеобщее внимание. Их разгорячили рассуждения Аарона, его мягкий тон, его объятия.

Одна из девочек признается в том, что поцеловала лучшую подругу. Аарон успокаивает ее, утверждая, что она этого на самом деле не хотела, что ею просто манипулировали, заставили свернуть с пути истинного.

Один парень признается в том, что его посещали суицидальные мысли. Аарон говорит, что это нормально – хотеть вернуть себе контроль над своей жизнью, хотеть самому принимать решения, когда все вокруг только расстраивает тебя. Но настоящий ответ заключается в том, чтобы найти удовлетворение от своей работы, от мира вокруг себя, а не в том, чтобы вредить себе. Выплеснуть скопившееся напряжение в положительных делах.

Шоу продолжается. Люди плачут. И чем дольше мы здесь находимся, тем больше я убеждаюсь, что Лили ни за что бы не купилась на все это. Она никому бы не позволила утверждать, что геи нереальны или что они просто «запутались». Аарон почти всем отвечает, что они «запутались». Заниматься сексом – это, по его мнению, «запутаться». Быть геем – «запутаться». Погрузиться в депрессию – «запутаться».

– Мэйв?

– Э-мм… Мне шестнадцать лет. У меня есть собака. И я…

Я так увлеклась признаниями других, что не успела подготовить собственное. Даже не подумала какую-то убедительную «ложь», чтобы выдать ее за «правду».

– Я оттолкнула от себя лучшую подругу и теперь боюсь, что никогда больше ее не увижу.

Слова падают, словно медные монетки из торгового автомата. Непродуманные, громоздкие, совершенно нежеланные. Почему я это сказала? Зачем я говорю это здесь?

Аарон на некоторое время задерживает взгляд на мне. Я ожидаю слова сочувствия и мотивационную речь. Но не слышу их. Он продолжает смотреть на меня, снова сложив пальцы треугольником. В его глазах ощущается легкое презрение, и он слегка морщит нос, как если бы почуял дурной запах.

Наконец он заговаривает:

– О, Мэйв. Я уверен, все образуется, и твоя подруга обязательно найдется.

Вот и все. Хлопает в ладоши и объявляет десятиминутный перерыв.

Я не могу в это поверить. Я чувствую себя оскорбленной. Где мои «обнимашки»? Где моя утешительная речь? Разве я не заслуживаю внимания Аарона? Разве меня не должна убаюкать его любовь, как всех остальных?

Аарон переходит к индивидуальным консультациям, сначала с Энид, затем с Кормаком, потом с парнем с депрессией.

Ро поворачивается ко мне.

– Извини, что я привел нас сюда. Наверное, это была плохая идея. Не думаю, что Лили когда-нибудь увлеклась бы всей этой ерундой. А ты как думаешь?

– Я тоже так думаю. А ты уверен, что можно просто так взять и уйти?

– Ну да. Этому парню наплевать. У него и без того преданная паства.

– Ну ладно. Только пальто найду.

Я нахожу пальто в кладовке, а когда возвращаюсь, вижу, как Аарон энергично обращается к Ро:

– Ты ведь не уйдешь прямо сейчас, Рори, приятель?

Ро беспокойно смотрит на меня.

– Вообще-то я пообещал Мэйв отвести ее домой, пока не будет слишком поздно.

– Послушай, эти признания не всем по душе, – заговорщическим тоном произносит Аарон. – Но мне кажется, тебе понравится вторая часть. Она больше ориентирована на действие. Мы устраиваем мозговой штурм, изображая агентов перемен, и даже действуем согласно этим идеям. Ты бы мог внести реальный вклад в происходящее.

– Я готова, – громко говорю я, застегивая пальто.

Аарон смотрит на меня, как на надоедливую муху, с жужжанием летающую вокруг него, и подходит ближе к Ро.

– Послушай, Рори. Я понимаю, ты чувствуешь себя особенным, не таким, как все. Ты кажешься слегка заблудившимся… не таким, как другие парни , но…

Аарон разглядел дыру в Ро. И по какой-то причине не смог разглядеть ее во мне.

И впервые в жизни я ощущаю невероятный прилив сил. Мощь, которой нельзя противостоять.

– Нам нужно идти, – снова громко говорю я. – Спасибо за приглашение.

Я хватаю Ро за руку, крепко сжимаю ее и веду его к двери. Он следует за мной, и последнее, что я вижу, перед тем как дверь захлопывается – изумленные лица Аарона и «Детей Бригитты».

Мы заходим в лифт и делаем вид, что не замечаем, что я до сих пор держу его за руку.

Мы пересекаем фойе, выходим во двор, а оттуда на улицу.

И.

Мы.

Все.

Еще.

Держимся.

За.

Руки.

– Ого, – произносит он и наконец отпускает мою руку. – На самом деле идет снег.