Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

«Любовники».

О боже.

Я засовываю ее в колоду.

Я каким-то образом совершенно четко себе представляю, что именно сейчас произошло, но совсем не понимаю как . Я сидела внутри сознания Ро как гостья и переживала его воспоминания, как будто они были моими собственными. Его руки были моими. Его реакции были моими. Но в то же время я рядом с собой ощущала «современного» Ро, вспоминающего «прошлого» Ро. Мы составляли единое целое: я, он и он в своей спальне.

Мы выныриваем из туннеля. До сих пор валит снег.

– С тех пор как я снова нашла карты, я ощущаю странное чувство… связь с ними. Как будто нас соединяет невидимая цепь. И когда ты начал прикасаться к ним, я почувствовала… как будто в цепи образовалось еще одно звено, и это звено – ты.

– Значит, ты думаешь, это имеет отношение к… ней? К Домохозяйке?

– Может быть. А может быть, и к картам в целом. Они проклятые или что-то еще. Заколдованные.

– Проклятые. Заколдованные. Господи боже мой, в каком мы телешоу?

– Не знаю, – уныло говорю я. – «Скрытая камера на первом»?

– Ты была в моих воспоминаниях, Мэйв. В моей голове.

– Я не хотела!

– Мне надо идти, – говорит он, массируя виски и расхаживая кругами. – Нужно идти домой.

– Не уходи! – умоляю я. – То есть я хочу сказать… иди, если надо. Но только не говори так со мной. Пожалуйста. Это глупо. И к тому же мне наплевать, что ты «би». Совсем-совсем. Если тебя это волнует…

– Господи, Мэйв, ты замолчишь когда-нибудь? Прекратишь хоть на минуту эти чертовы разговоры?

Я киваю. Глаза мои наполняются слезами. Я отворачиваюсь и смотрю на телефон. Всплывает сообщение от отца.

«Все в порядке?»

Я таращусь на экран. С тех пор как я написала отцу, что иду домой, прошло двадцать минут. Без сознания мы находились не более пары минут. Возможно, даже несколько секунд.

«Да, минут через 5 буду».

– Я тебя провожу, – наконец говорит Ро.

– Не обязательно.

– Нет, провожу.

Мы молча идем к нашему дому. Между нами опять воцарилась неловкость. Я угрюмо смотрю на поблескивающие листья и заваленную снегом живую изгородь. Возможно, это самый романтический и живописный момент в истории Килбега, а меня отверг понравившийся мне парень за то, что я залезла ему в голову. Вряд ли об этом писали в старых выпусках «Банти» на страницах «проблем».

У поворота к дому я уже готова побежать к двери и полностью покончить с этой неловкой ситуацией между нами.

– Пока, – говорю я, поворачиваясь.

– Мэйв, погоди. Нам нужно поговорить об этом.

О, так теперь нам надо поговорить?

– Послушай… Я не знаю, что произошло. С нами, с Лили, с твоими… картами. Но я знаю, что все это как-то связано между собой, Мэйв. Я точно уверен.

– Наверное, ты прав. И когда в своих снах я видела ее , то есть Домохозяйку, она всегда была у реки. Всегда. Может, сочетание всех этих элементов – ты, я, река, наши сознания – все это каким-то странным образом сработало в определенном месте.

Ро кивает, и я продолжаю развивать свою теорию.

– То воспоминание, которое… мы вместе видели … может, это как хлебные крошки, по которым нам нужно следовать. И в конце мы найдем Лили.

Ро позволяет себе немного расслабиться и понадеяться.

– Наверное, – говорит он. – Знаешь, несмотря на то, что ты всегда укоряла себя за тупость, ты довольно сообразительная, Мэйв.

– Что значит всегда? Я же не расхаживаю все время в дурацком колпаке или в чем еще?

– Брось ты эти мысли. У тебя заскок насчет твоих так называемых замечательных братьев и сестер. Ты и в самом деле думаешь, что так трудно догадаться, что у тебя на душе?

– Да, – мрачно говорю я.

– Я просто говорю, что тебе не нужно сравнивать себя с кем-то или укорять себя за что-то. Ты хороша сама по себе, такая, какая есть.

И он улыбается. Сердце у меня колотится так, что, кажется, вот-вот вырвется из груди.

– Встретимся завтра? В том же месте?

– Конечно.

– Ну ладно, – он слабо улыбается. – Может, еще и на автобусе вместе поедем.

– Ага. Неплохая мысль.

– Я напишу тебе?

Я испытываю такое облегчение от того, что мы до сих пор разговариваем – что нас до сих пор многое связывает, что обхватываю его руками и прижимаю к себе настолько крепко, насколько это в моих силах.

– Полегче, женщина! – смеется он, явно застигнутый врасплох. – Ты сломаешь мне шею.

Мне все равно. Я вдыхаю запах.

«Sure» для мужчин и «Шанель номер 5».

На следующее утро становится непонятно, отменят ли школьные занятия из-за снегопада, который идет до сих пор, усилившись туманной поземкой. Мама довозит меня до автобусной остановки, и я жду в машине вместе с ней, грея пальцы на печке.

– Подождем еще минут десять, – говорит она. – Если автобус приедет, то в школу идти можно.

– Но я могу поскользнуться на льду и сломать шею.

– На такой риск я готова пойти, – говорит она, включая радио.

Идет шоу Алана Магуайра, и главная тема для обсуждения – погода. Ведущий никак не может наговориться и перебирает различные подробности: неожиданность снегопада, его плотность, вызванные им проблемы, а также тот факт, что он идет только в этой части страны. По его словам, подобного явления в Килбеге не было с 1990 года.

– В 1990 году я была беременна Силлианом, – говорит мама. – Помню тот снегопад. Я была на постельном режиме и не могла вывести Эбби погулять. Она была в ярости.

На автобусной остановке возле школы начинается настоящая битва снежками. Все соскребают грязноватый снег с капотов автомобилей и запускают снежки друг в друга. Мальчишки из школы Святого Антония засовывают снег друг другу за шиворот и в сумки девочек.

Я на мгновение задумываюсь, бросит ли кто-нибудь снежок в меня. Я иду сквозь толпу, задержав дыхание, засунув пальцы за лямки рюкзака. Ничего. Вокруг меня все суетятся, бегают. Едва ли не пробегают меня насквозь. Задыхаясь от смеха, раскрасневшиеся. Изо рта у них вылетают облачка пара. Снегопад как будто вернул их в невинное состояние духа, по которому они так истосковались. Это первое реальное событие , случившееся после исчезновения Лили две недели назад, и оно сняло надоевшую напряженность.

Конечно же, никто в меня снежками не бросает. Никто не хочет вспоминать о моем существовании.

За обедом я стараюсь, как могу, объяснить все Фионе. Ее восхищает собрание «Детей Бригитты».

– Две правды и одна ложь! – восклицает она. – Да, у нас было такое в театральном кружке. Некоторые даже заходили слишком далеко. Пользовались этим как поводом исповедаться во всем, что скопилось у них на душе. У меня даже было такое странное чувство, что я виновата, раз у меня нет никаких болезненных тайн.

– Вот именно! Было такое чувство, что людей заставляют не только исповедоваться, но и испытывать вину за самые безобидные вещи. Один парень чуть ли не с катушек съехал из-за того, что однажды побрил ноги. Аарон целую лекцию прочитал про то, что настоящих геев не существует.