Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Нет, – поднимает он ладони. – Я понимаю.

– Нам лучше пойти, – говорю я. – Мама тоже ждет меня сегодня на ужин.

Сильвия улыбается мне в благодарность за то, что хоть кто-то вытащил ее из неловкого положения.

– Спасибо за то, что рассказали нам про Белую госпожу, Сильвия. Это было по-настоящему интересно.

И я не вру. Сведения едва укладываются у меня в голове.

Мы прощаемся с Фионой и проходим на кухню, где Хосе вертится вокруг Мари.

– Сосиски, – серьезно говорит он, поглядывая на нас.

– О!

Я неловко протягиваю руку, чтобы погладить его по голове, полностью промахиваюсь и улыбаюсь маме Фионы.

– Спасибо за то, что разрешили прийти, Мари.

– В любое время, Мэйв! И ты тоже, Ро.

Ро кивает. Мы проходим в узкую прихожую, я уже кладу руку на дверь, как слышу песню. Это поет мама Фионы. Голосом, совершенно отличающимся от высокого тона Фионы, похожего на голос диснеевской принцессы. Это низкий, даже тяжелый, но идеально контролируемый голос. Можно было бы даже подумать, что на кухне Фионы вдруг материализовалась Эми Уайнхаус.

Мы настораживаем слух.

Ро изумленно смотрит на меня, глаза у него как блюдца. Он прикладывает палец к губам – снова сигнал ciúnas .

Мари поет про Домохозяйку. Поет .

Мы врываемся обратно в дом, едва не спотыкаясь друг о друга, и бежим к Мари.

– Это песня, – говорит Мари, удивляясь нашим расспросам. – Кантри-песня.

– Ты слышала наш разговор, мама? Про карту Домохозяйки?

– Не знаю. Я почти не обращала внимания, Фифи. Наверно, и слышала.

– Где ты выучила эту песню?

– В Америке. На гастролях мы много чего выучили. Вот почему я утверждаю, что музыка лучше пьес, Ни . Это своего рода обмен знаниями. Ты узнаешь больше о мире.

– А вы не могли бы записать слова, Мари? – прошу я, пытаясь остановить разговор, который должен перерасти в спор про то, какой вид искусств лучше.

Мари хмурится.

– Не знаю, дорогая. Давно это было. По-моему, я помню только припев. Ладно, Фиона, твой отец придет с минуты на минуту. Накрывай на стол.

– А после ужина, мама? Ты можешь взять бумагу с ручкой и попробовать вспомнить остальное?

Мари с хитрецой посматривает на дочь.

– Если мне не придется убирать, то возможно.

– Я уберу. Но ты постараешься вспомнить? Запишешь?

– Постараюсь, Фифи, но позже. А теперь хватит тут толкаться.

Мы с Ро выходим, не зная даже, как реагировать.

– Поверить не могу, – говорит он. – Мы думали, что это какая-то магия, а это, оказывается, песня? Какая-то дурацкая песня ?

– Но ведь может быть и то и другое.

– Как там было, напомни?

Надежду сулит она всем, а может, печаль.

– А Лили тут при чем?

– Что за отчаяние для нее? Или надежда?

Во мне вспыхивает мысль. А что, если Лили сейчас совсем не страдает, а, наоборот, довольна. Начинает где-то новую жизнь, полную надежд. Лучшую жизнь, без нас.

– Ты точно хочешь пойти домой на ужин?

– Что? Да нет. Я просто так сказала. У мамы по понедельникам уроки допоздна, так что все просто едят, что найдут.

– Не хочешь прогуляться к реке?

Он предлагает это нервно, как будто спрашивает, не хочу ли я затянуться тайком сигаретой за велосипедными гаражами.

– Если хочешь. Но, может, нам стоит – не знаю – обсудить то, что я видела? В твоей спальне.

– А, это.

Ро снова дергает за волосы, наматывая темные кудри на пальцы. И какое-то время ничего не говорит.

– Это не обязательно, – поднимаю я ладони. – Я не собираюсь выдавать тебя или что-то еще, но если хочешь…

Он на мгновение прячет подбородок под горло своего жакета на молнии, и я думаю, что тема на этом закончена. Но неожиданно заговаривает:

– Когда мои родители узнали, что я…

– Бисексуал?

– Не знаю. Наверное. Можно и так сказать. Звучит, как будто я какой-то экспонат, но как хочешь.

Перед моим мысленным взором мелькает образ: красивый парень с покрытыми лаком ногтями, спрятанными украшениями и «Шанелью номер 5», приколотый булавкой к картонке в рамке, подобно мертвой бабочке.

– В тот день случилось то, о чем я переживал месяцами. До того, как пропала Лили, это был… как бы худший день в моей жизни. А потом, когда ты заставила меня снова пережить его… он не кажется таким уж бременем. Теперь у меня такое ясное, спокойное чувство. Как будто я наконец понял, насколько глупо в тот день вели себя мои родители.

– Это как «поделись проблемой, и половины ее нет»? Такого рода чувство?

– Наверное, – говорит он, но не очень убедительно и пинает камешек.

– Что произошло в тот день? – спрашиваю я. – Родители нашли что-то в твоем компьютере?

– А ты как думаешь?

Я открываю рот, готовясь сказать: «Гей-порно?», но совершенно не могу этого произнести.

Он смотрит на меня и хохочет.

– Выглядишь, как рыба. Расслабься. Отец взял мой ноутбук попользоваться, а он тогда как раз синхронизировался с моими текстовыми сообщениями. Ну, отец и увидел кое-какие сообщения от кое-кого в моей группе.

– Кое-кого?

– Да. Меня спросили о том, как бы я посоветовал признаться родителям и не собираюсь ли я сделать то же самое. Получилось так, что я как бы и признался в тот же момент.

– Вот блин. Наверное, твой друг укорял себя потом.

– А с чего ты решила, что это мой друг?

– Что?

– Мил – «небинарный человек».

– А. Окей.

Мил. Мил .

– А это имя, Мил… оно как твое «Ро»?

– В смысле, Мил захотел так сам себя называть?

– Да.

– Да.

Мы идем молча по дороге от дома Фионы к реке, пока я пытаюсь решить для себя эту головоломку. У «Дизиз» толпятся какие-то ребята, едят картошку фри навынос с перчатками на руках. Странное зрелище.

Мил. Что за Мил? У них отношения? Или это просто общение по интересам, раз они в одной музыкальной группе? Может, они оба посещают какой-нибудь квир-клуб, куда мне никогда не будет доступа?

Ро останавливается и смотрит на меня.

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить. И ответ – я не знаю.

– Ну ладно, – отвечаю я. – Я просто… Я просто не знаю, как это работает.

– У небинарных людей?

– Да, – нервно отвечаю я. – Это как быть трансвеститом? Ты родился не в том теле?

– Это не как родиться не в том теле. Думаю, так просто легко говорить людям, которые этого совершенно не понимают.

На мгновение мне становится жаль, что я, очевидно, принадлежу к тем людям, которые этого совершенно не понимают.

– Можешь объяснить?

– Не уверен. Это как… – Он останавливается и закрывает глаза. – Как автомат для игры в пинбол.