Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Ну да. С чего бы им хотеть видеть меня. Я же идиотка, разрушившая жизнь их дочери.

– Не говори так.

– Это правда, Ро.

Я делаю шаг назад, укоряя себя. Да, я такая: дура или извращенка, паразитка, присасывающаяся к людям, а затем бросающая их, насытившись. Я взяла все, что могла, у Лили, а теперь забираю у Ро. Я отворачиваюсь от него и гляжу на реку, на тихую, спокойную воду в темноте.

Мы неловко опускаем руки. Он пытается еще раз поцеловать меня, но меня уже не подловишь на этом. Я теперь только думаю о том, как мы выглядим со стороны. Как беззаботные похотливые подростки, у которых мысли только, что о поцелуях. Прошло несколько недель, а Лили так и не нашли. Что я сделала, чтобы ее найти? Что делаю ?

Он обнимает меня, гладя мои густые длинные волосы.

– Мэйв. В последнее время жизнь и без того сплошное дерьмо. Разве нельзя немного насладиться моментом, пока есть такая возможность? Постоянным горем ей не помочь.

Я слабо улыбаюсь.

– Я понимаю. Просто… Чем больше мы узнаем про эту Домохозяйку, тем сильнее я убеждаюсь в том, что если бы не я, она до сих пор была бы здесь.

– А будь из меня брат получше, может, она не ощущала бы себя такой одинокой. Можем так до скончания века играть в «может быть».

Я пожимаю плечами. Он гладит меня по щеке большим пальцем.

– Иди домой, поужинай. И хватит мучить себя.

Я иду длинной дорогой, не сворачивая по тропинке направо, как обычно делаю после школы. Я сворачиваю налево и иду в обход вдоль реки. Удивительно, насколько важным это место стало для меня в последние несколько недель. Когда-то это была просто дорога домой, а до этого – школьный проект. Я запускаю камешки и кидаю ветки, чтобы понаблюдать, как они тонут. Зеленые водовороты с пеной. Жестяные банки. Сигаретные окурки в заброшенном гнезде лысухи. Я обхватываю себя руками и думаю о поцелуе, о своем первом важном поцелуе, поцелуе с тем, кто мне небезразличен, от кого у меня бьется сильнее сердце и разогревается кровь. С первым человеком, который помог мне понять, что настоящее влечение— это не просто формула, это не вопрос, кто как выглядит и что о тебе думают. Это не математика. Это магия.

И мне хочется рассказать об этом Лили. Хочется рассказать ей, что ее брат стал для меня самым невероятным человеком на свете. Что я настолько ужасно втрескалась в него. Но, возможно, я больше не увижу единственного человека, которому я могла бы честно признаться в этом.

А что, если бы я и сказала? Она что, стала бы тыкать себе пальцами в глаза, а потом в насмешку говорить: «Фу, мой братец!»?

Нет. Только не Лили. Лили бывает разной, но в том числе и непредсказуемой. Она не скучная. Она не стала бы подражать персонажам американского ситкома. Я закрываю глаза и вспоминаю ее. Я воображаю, что она до сих пор здесь, и что мы до сих пор подруги, и что прошедшего года не было.

И в этот момент я вижу ее. Ее длинные пряди грязно-русых волос, ее слишком широкие, почти неземные глаза. Я мысленно заговариваю с ней, пока она сидит в своей типичной позе. С ней можно разговаривать часами, а она все так же будет рисовать и рисовать, отчего складывается впечатление, что она не слушает. Но потом она поднимет голову, задаст вопрос, и ты сразу же поймешь, что все это время она слушала очень внимательно.

– Дело в том, Лил, что я даже не могу сказать, то ли мы обе выросли и стали взрослее, то ли я стала другой, а он всегда был таким замечательным. Но я сильно подозреваю, что он всегда был таким замечательным, а я слишком тупой, чтобы это заметить.

– М-ммм, – мычит она, черкая по листу бумаги карандашом.

– И я понимаю, что для тебя это странно! Я знаю, что ты не хочешь слышать про своего брата! – распаляюсь я, расхаживая по ее комнате. – Но если бы ты влюбилась в одного из моих братьев, я бы нормально к этому отнеслась. Тебе, кстати, случайно никто из них не нравится?

– М-ммм, нет.

– Ну ладно, хорошо, они ведь такие взрослые.

– Вариант второй.

– Что?

– Он был замечательным все время. Ты тоже, но ты так пугалась любого, кто смеет быть самим собой, что боялась это заметить. Как только ты перестала стараться быть похожей на других, ты оценила преимущества непохожести.

– Заткнись. Что ты рисуешь?

– Утку.

– Покажи.

И она показывает мне утку, но, что важно, такую, у которой имеется какая-нибудь чудная особенность: механический клюв или заводной ключ на спине. Полуутка, полуробот.

Я открываю глаза, и передо мной снова река. Грязная, непонятная, но всегда на одном и том же месте.

– Вернись, – шепчу я. – Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, вернись.

Этой ночью мне снова снится Домохозяйка, но на этот раз не у подземного перехода. Она находится в другом месте города, где река уже. У берега из воды торчит перевернутая тележка из магазина, поблескивая на солнце своим металлическим каркасом. Домохозяйка стоит на другом берегу, и ее волосы закрывают ей лицо. Она показывает на что-то пальцем. Я слежу взглядом.

На полпути между нами, в реке, плывет туфля. Точнее, черная замшевая туфля-балетка, чуть зеленоватая от воды. Но она не тонет в отличие от тележки, а плывет, похожая на крошечный стильный кораблик. В моих внутренностях возникает знакомое ощущение поднимающейся речной воды.

Я просыпаюсь, уверенная в том, что сейчас меня вырвет, и тяжело дышу, пытаясь унять порыв, сводящий судорогой мою челюсть. Я дышу и глотаю, дышу и глотаю. Потом снова ложусь, засыпаю, но просыпаюсь в пять утра от такого холода, что мне приходится взять еще одно толстое шерстяное одеяло из сушилки. Вернувшись в кровать, я быстро проверяю телефон. Сообщение от Ро.

«Мне приснилась Домохозяйка. У нее туфля Лили».

Отослано в 4.55. Всего лишь несколько минут назад.

«Мне приснился тот же сон. А туфля плыла?»

«Да».

«И как ты думаешь, что это значит?»

Всплывают точки, и Ро очень долго «печатает», после чего точки пропадают. К тому времени, когда телефон наконец-то вибрирует, я ожидаю увидеть целое сочинение.

«Я думаю, это значит, что Лили жива».

На следующий день в школе Фиона подходит ко мне с торжественным видом, зажав в тетради с домашними заданиями лист нотной бумаги, и хватает меня за руку, прежде чем начинается перекличка.

– В туалет, – говорит она. – Немедленно.

Мы сидим на выходящей из стены трубе, которая едва не сжигает нам ноги. Фиона открывает свою тетрадь.

– Маме удалось вспомнить целый первый куплет.

– Здорово!

– Ну да, но мне также пришлось выслушать, как она познакомилась с Нилом Янгом в 1994 году.

– Достойная цена!

– Спасибо.

Мы обе склоняемся над листом.