Кэролайн О’Донохью - Все наши скрытые таланты

– Я понимаю, – слабо улыбается она. – Понимаю. Но иногда жалею о том, что не проводила с вами чуть больше времени. Особенно с тобой. Но все же. Нельзя же отменить прошлое и заново прожить жизнь, правда ведь?

Я не знаю, почему она вдруг так разоткровенничалась со мной. Обычно у нас не бывает таких разговоров. Говорят, у эскимосов есть пятьдесят слов для снега; у нас же ноль слов для выражения чувств друг к другу.

– Говорят, что не нужно ни о чем жалеть, – говорю я тихо. – Ну, знаешь, какое-то французское высказывание.

– Je ne regrette rien , – тоже тихо говорит она. – «Я ни о чем не жалею». Глупое высказывание.

– Почему?

– Все мы иногда плохо относимся к людям, и если в тебе есть капля сочувствия и совести, то нужно испытывать сожаление. Главное – это усвоить урок и научиться относиться к людям лучше.

Я еще крепче сжимаю кулак с порезанной и перевязанной ладонью.

– А что, если ты поступила ну очень плохо? – спрашиваю я. – Что, если этот человек никогда тебя не простит?

Мама пристально смотрит на меня.

– Иногда дело не в том, чтобы тебя простили, – просто говорит она. – Иногда приходится исправляться независимо от того, готовы они тебя простить или нет.

Под одеялом своей здоровой рукой я изо всех сил сжимаю маленький латунный ключ из реки.

Я засыпаю в шубе умершей женщины, и мне совсем ничего не снится. Просыпаюсь же я посреди ночи, от ритмичных слов, которые едва не срываются с моего языка:

Порез на руке снова открыт. Бинт пропал. Я несу бутылку со свечой в ванную по холодному дому, дрожа всем телом. Наверное, я привыкла воспринимать как само собой разумеющееся различные красные огоньки в разных комнатах: оранжеватый квадратик над кнопкой питания, ярко-вишневый кружок бойлера, ровное сияние заряжающейся электрической зубной щетки. Маленькие сигналы, говорящие о том, что все в доме работает, как следует.

Из крана несколько секунд течет теплая и бурая вода, словно из реки.

Этот дом работает не так, как следует.

Я одна. Как будто мой дом – корабль, дрейфующий в море, а я единственная выжившая.

Сидя на краю ванны, я начинаю читать «Справочник начинающих заклинателей». Под моими ногами плещется теплая вода.

«Белые свечи лучше всего подходят для защиты, спокойствия, истины и очищения», – утверждает справочник.

Я перелистываю страницу. Автор подробно описывает свечи и травы. Особенно ему нравятся фразы: «… вроде тех, что вы найдете в вашем саду или в вашей кладовой!»

«Розмарин обладает сильной женской энергией, и он хорошо подходит для защиты от негативной энергии. Он растет сам по себе практически в любом саду!

Ромашка хороша для приятного сна, и теперь во многих супермаркетах продаются чаи на ее основе!

Чтобы исправить отношения, годится простое заклинание с медом! Подойдет любой мед!»

Чувствуется что-то успокаивающее в такой уютной, по-матерински спокойной разновидности магии. Я читаю заклинания, которые кажутся мне слишком сложными и немного смущающими, но после каждого Элвин оставляет одно и то же примечание:

«Помните, что магия – это не только наука, но и искусство. Подберите такую магию, которая находит отклик именно в вас».

Я не знаю, который час, когда спускаюсь в кухню. Телефон отключился несколько часов назад, а единственные часы в доме – потухший дисплей на микроволновке. Свеча в бутылке почти догорела, поэтому я беру связку новых из ящика со столовыми приборами.

В шкафу для сухих припасов находятся банки со специями, в холодильнике – мед. Я выбираю вещи наугад и усердно складываю их в одну из миллионов холщовых сумок, которые мама постоянно привозит с конференций.

Вернувшись обратно в ванную на втором этаже, я высыпаю розмарин с шафраном в ванну, добавляя к ним ложку меда. Звездчатый анис для защиты от плохих снов; лист базилика для отпугивания злых духов. Добавляю их щедро, отчаянно, пока вся ванна не наполняется травами. Вода в ней теперь холодная, почти ледяная.

Что теперь? Мне… самой залезть в ванну?

Я закрываю глаза и стараюсь прислушаться к каким-нибудь инстинктам. « Магия – это не только наука, но и искусство ».

Нет, нигде никогда не говорили, чтобы ведьмы залезали в котел.

Я смотрю в книгу и нахожу инструкции для создания защитного круга. Она советует мне обозначить каждую сторону света свечой: «Желтая – для Воздуха на востоке; красная – для Огня на юге; синяя – для Воды на западе, и зеленая – для Земли на востоке». У меня только белые. Поэтому я беру красную помаду для Огня, желтую бутылочку с гелем – для Воздуха, синюю зубную щетку для Воды и зеленый пакет с маской для лица – для Земли.

Выглядит безумно, но уже поздно беспокоиться о том, что как выглядит.

Я мочу полотенца в воде, закручиваю их в веревки и делаю из них круг на полу.

Потом я сажусь в центр круга, достаю из холщовой сумки нож и свечу и начинаю неумело вырезать белоснежный воск, опадающий хлопьями, словно натираемый на терке шоколад. Процесс не из приятных. Но вскоре начинают вырисовываться буквы, похожие на первые попытки четырехлетки писать. Я методично и без всякой пощады мучаю свечу.

Нажать, провести, вырезать.

Нажать, провести, вырезать.

«Л».

Она была левшой.

«И».

Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой.

«Л».

Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой. Сказала, что это на всякий случай.

«И».

Она была левшой, но сама научилась писать правой рукой. Сказала, что это на всякий случай. Может, сейчас как раз тот самый случай.

Я опускаюсь чуть ниже по свече, и начинаю сначала, на этот раз аккуратнее.

«Л».

Она была моей лучшей подругой.

«И».

Она была моей лучшей подругой, и я предала ее.

«Л».

Она была моей лучшей подругой, и я предала ее, и теперь она мстит городу.

«И».

Она была моей лучшей подругой, и я потеряла ее, и теперь я мщу городу.

Когда на свече заканчивается место, я дергаю густой, завивающийся клочок своих волос. Закручиваю их у корней, где больнее всего. Хорошо. Боль – это хорошо. Это жертва.

Я тщательно завязываю каждый волосок вокруг свечи, шепча придуманное мною заклинание. Я стараюсь копировать продавщицу в «Прорицании», подбирая легкий для запоминания ритм и удобные для произношения слова.

Я продолжаю завязывать волоски и сжигать свечи, вырезать и читать заклинание, пока не слышу щебет просыпающихся птиц. Слова кажутся мне комками шерсти во рту, и под конец я перестаю понимать, что они означают. Прости кого? Чью жизнь согреть?