Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

По полю пронесся сигнал к отступлению, и я на миг горестно закрыл глаза. Я мог позволить себе всего мгновение, но очень в нем нуждался. Из-за Джуты. Из-за всех потерянных Клинков. Как было бы легко позволить кисианцам убить Лео, легат даже не разозлился бы на нас, но с ним умерла бы наша последняя надежда уйти отсюда, вернуться домой.

Когда мы добрались до безопасного места на дальней стороне поля, появился Йитти, и что угодно было бы лучше его тяжелого молчания. Лучше бы он кричал, бушевал и вопил, лучше бы он бросил мне вызов прямо там, но он лишь посмотрел мне в глаза взглядом, полным тлеющего гнева, снял с седла свои сумки и растворился в море раненых.

Кассандра

Во тьме я потеряла счет дням. Мои ноги и руки были связаны, а лицо закрывала маска. Оставалось познавать красоты Кисии по ухабам и ямам неровной дороги, что само по себе достаточно скверно, а иеромонах с его извращенным нравом добавил еще мучений. В другом углу крытой повозки постоянно сидел кто-то из молодых клериков и читал мне вслух при свете свечей тексты из Пророчеств – Слово Единственного Истинного Бога. Они читали, когда я проклинала их, читали, когда кричала. Они продолжали читать, даже когда я пела похабные кабацкие песни о грудастой жене моряка Витуса. В конце концов я стала беречь дыхание и просто старалась не слушать.

– …И к Ифкусу было явлено Слово Божие в огневом дыхании дракона Фаджа, на чешуе которого запечатлелось писание святой мудрости…

«Бессмысленная история».

«А я думала, что ты верующая», – ответила я, сбегая в разговор, который не мог прервать склонившийся над книгой юнец.

«Я тоже так думала».

– …И тогда возгласил он королевскому дому Кена, да не смеют они взять не принадлежащее им, а не то навлекут на себя гнев Божий чрез дыхание Фаджа…

Телега под нами подпрыгнула, и звук бьющегося о камни дерева сменился шуршанием колес по траве.

– Где мы?

Я знала, что клерик мне не ответит. До сих пор мне только раз удалось устроить паузу в непрерывном чтении. Оставалось гадать, известно ли им, кто я – связанная пленница с маской бога на лице.

«Может, ты – безумный пророк Ифкус, идешь сражаться против Кена на спине Фаджа, сбрасывая чешую…»

– Заткнись.

Повозка замедлила ход. Голоса других путешественников на дороге оставались моей единственной связью с реальным миром – приходилось постоянно напоминать себе, что он рядом. Но теперь голоса умолкли, сменившись на треск ветвей и стук колес, попадавших в дорожные колеи.

Молодой человек продолжал читать. Даже когда повозка остановилась. Сквозь прорези моей тканевой маски проник свет, а он все читал. Не остановился, даже когда на его плечо легла рука.

– Ты отлично читал, Иссук, – раздался самый ненавистный мне голос. – Да вознаградит Бог твое милосердие и терпение.

– Благодарю, ваше святейшество. Я живу для того, чтобы нести в мир Божье слово.

– Вот и славно. – Голос стал громче, и внимание переключилось с клерика на меня. – Ну, дражайшая госпожа Мариус, вы будете рады узнать, что мы прибыли к месту назначения. Я уверен, мои люди тоже будут рады от вас избавиться. Один из воинов Священной стражи говорил мне, что от вас воняет хуже, чем от жеребенка с расстройством желудка.

– Так бывает, когда тебя держат связанной и не выпускают по нужде.

Он ласково улыбнулся, рука все еще оставалась на плече молодого клерика.

– Справедливое замечание. Я, пожалуй, сожгу эту повозку, прежде чем возвращаться в Кой.

– Разве вы не собираетесь сражаться с кисианцами? Уверена, с мечом вы просто демон.

По его лицу промелькнула тень раздражения – словно отблеск фонаря на ветру. Только в этой вонючей дыре ветра не было, как и вообще воздуха.

– Я оставлю эту честь своему сыну, госпожа Мариус, он подходит под ваше описание больше, чем я, – ответил иеромонах. Его ласковая улыбка вернулась, прогнав прочь раздражение.

Иеромонах окликнул свою охрану, а потом, пригнув голову, вылез наружу через низкую дверцу в конце повозки. Вслед за ним и мальчишка Иссук выбрался на солнечный свет, сжимая в одной руке Пророчества, а в другой свечу. Их сменили воины Священной стражи и, схватив меня за лодыжки, выволокли наружу по моим собственным испражнениям.

Я никак не могла защититься от удара о землю. Он пронзил меня насквозь, и я онемела от боли и непривычно яркого света. Я сидела в прострации. Надо мной метались голоса и шаги. А над всем этим – вездесущие скрипы, жужжание, шелест ветра в деревьях.

Я прищурилась, но видела только темные силуэты. Вот один приблизился, и все шаги замерли, голоса затихли. Мое зрение потихоньку начало проясняться.

Я опять стала верующей. И мы, видимо, мертвы, потому что передо мной стоял Бог.

На лице, смотревшем на меня сверху вниз, не было ни одного изъяна. Каждый контур, каждая линия идеально сглажены и выверены, словно высечены рукой скульптора. Стоящий на поляне человек был выше остальных, а когда он опустился на колени, то сделал это с грацией, недоступной даже самым опытным гейшам. Пара глаз цвета меда внимательно изучала меня, а потом он опять встал и кивнул молодой кисианке, стоявшей в нескольких шагах за его спиной.

– Да, – сказал он. – Она совершенна. Я ее беру.

– Берешь меня? – внезапно обрела голос я. – Ты о чем это? Кто ты такой?

Божество оглянулось, на лице не было ни тени удивления или досады.

– Она выглядит невредимой, только голодной и грязной. Я не вижу причин для такой агрессивной реакции, кроме предположительной психологической травмы. Нежелательно, но так редко попадаются подобные экземпляры. Вы справитесь? Или мне поискать другой?

– Другой? – возмутился иеромонах, но Божество поднял руку, и снова вернулось молчание.

Он опять посмотрел на девушку. Та кивнула.

– Прекрасно. Я ее забираю.

– Ты никуда меня не забираешь! – огрызнулась я. – Кто ты такой?

Впервые на его лице появились признаки жизни, он поднял брови – совсем чуть-чуть.

– Мое имя – Торваш.

– Торваш? Никогда о тебе не слышала. – Я перевела взгляд на иеромонаха. – Мы заключили сделку. Я убила вашего сына. Я впустила вас в Кой. Сделала все, чего вы хотели.

– Да, госпожа Мариус. Теперь и я сделал то, что хотели вы. Хотели встретиться со Знахарем – вот он. Как выяснилось, он так же заинтересован в вас, как и вы в нем, настолько заинтересован, что… платит мне тем, что мне нужно.

Я пыталась ослабить веревки, отчего те лишь сильнее врезались в запястья и лодыжки, но продолжала дергать.

– Нет! Вы не смеете меня продавать. Я не рабыня.

– Да, – согласился он. – Не рабыня, но продать вас я могу. В этом все удовольствие обладания властью. А у вас власти нет, какой бы красивой вы ни были когда-то и каким бы мерзким ни был ваш язык.