Девин Мэдсон - Мы оседлаем бурю [litres]

Позади нас со скрипом закрылись ворота.

– Всех чужестранцев. Мой отец считает, что теперь лишь только для вида – карты этого лабиринта давно куплены у нуждавшихся в деньгах гвардейцев, однако эти знания не помогли решиться на штурм.

Скрип кончился, и после резкого толчка мы замедлили ход, носильщики тяжело выдохнули. Потом паланкин глухо стукнулся оземь.

– Выпускайте их.

Первая занавеска с треском отодвинулась, и не успел отойти гвардеец, как я вывалилась наружу. Он гаркнул на меня, но я просто свернулась на теплых камнях и жадно хватала ртом воздух, словно он во всем мире последний.

– Поднимайся.

Надо мной что-то мелькнуло, я открыла глаза и увидела, как Лео схватил гвардейца за запястье.

– Оставьте ее, – сказал он. – Дайте ей время прийти в себя. Ни к чему проявлять жестокость во имя спешки.

Кисианцам нет дела до нашего Бога, и тем не менее гвардеец отступил, не рискнув ударить того, кто назвал себя доминусом Виллиусом. Мне следовало поблагодарить Лео за это вмешательство, но принимать его помощь – это просто слабость и глупость. Я заставила себя встать, хотя голова кружилась.

Она звала меня из замка, из своей тюрьмы гниющего тела.

Мы остановились в просторном внутреннем дворе. Арки из него, похоже, вели в другие дворы и сады, обнесенные стенами, но все затмевала тенью громада замка Кой. Он навис над нами, словно дикий зверь на массивном каменном основании, величественные парящие крыши раскинулись, изгибаясь как крылья. Повсюду висели императорские знамена кроваво-красного цвета. Двор тоже окрасила кровь – настоящая, – хотя полдюжины служанок ползали на коленях, соскребая ее с камней. Смерть смотрела прямо на нас. Внутренний двор поверху был украшен копьями, и на каждое насажена перевернутая голова, иссохшая от жары. Под ближайшей служанка оттирала вытекшую мозговую жидкость.

Лицо Лео стало призрачно бледным.

– Кто все эти люди?

– Изменники, – ответил кисианец, но в голосе звучал не гнев, только горечь. Он не смотрел в ту сторону, предпочитал глядеть прямо перед собой, на открытую дверь замка. – Входите. Ее величество желает вас видеть.

– Ее величество? Я надеюсь, император Кин в добром здравии?

Гвардеец посмотрел на Лео и немедленно отвернулся, обнаружив, видимо, что его, как и меня, смущает пристальный взгляд этих бесцветных глаз.

– Проходите, она уже ждет. Смрадный ветер быстро разносит вести.

Внутри замка нас встретила тишина, только эхо наших шагов разнеслось по темному залу. В нем, с такими толстыми балками и тяжелыми стенами, и в хорошие времена было бы темно, но теперь все запертые на засовы двери и окна были задрапированы черным. Здесь не видно было флагов Ц’ая, никаких акварельных картин и ширм, никакой красоты, которой так кичатся кисианцы, только темный зал, еще более мрачный от горя.

Гвардеец шагал быстро, но Лео не желал торопиться, он шел в подобающем его положению темпе. В лесу он не придавал значения подобным вещам, но возвращение к цивилизации, похоже, заново раздуло его самомнение.

За первым залом была еще одна темная комната. Вдоль стен стояли одетые в алое гвардейцы, а у двери тронного зала нас ждал встревоженный, похожий на писца человечек.

– Да неужели это… это… – Коротышка оглядел нас и опять перевел взгляд на нашу охрану. – Они не могут встречаться с ее величеством в таком виде.

– Нам велено было доставить их прямо сюда, канцлер.

– Тогда хотя бы дайте им умыться. Они сплошь покрыты грязью, и только богам известно, чем еще. И эти сапоги… – Человек поежился и подал знак слуге, державшемуся в тени. – Быстрее неси одежду и теплую воду. И сандалии.

– Я оставлю свои сапоги, – сказала я, но канцлер не удостоил меня даже взглядом, не говоря уже об ответе.

Пока слуга не вернулся, канцлер хлопотал вокруг Лео, заламывал руки и бормотал что-то себе под нос. Лео спокойно стоял. Заставь его спать на земле и есть дичь – и он развалится на куски, однако в напряженном, как стрела, замке, среди безумцев, суетящихся из-за его обуви, он чувствовал себя как дома.

Слуга поставил на пол передо мной деревянные сандалии.

– Я же сказала, что останусь в сапогах.

Лео сунул в сандалии потные, покрытые волдырями ноги и пошевелил пальцами. Никто, похоже, не интересовался, сделала ли я так же, и я не стала. Мне в руки ткнули теплую тряпку, и хотя я осталась в сапогах, но почувствовала себя лучше, умыв лицо.

Взволнованный канцлер остался доволен осмотром и распахнул дверь, впуская нас в зал, где сотни лет назад был коронован первый император Отако, где родилась Кисия, в зал, известный своими кроваво-красными оконными витражами и огромным лакированным троном. Но, как и весь замок, тронный зал не пролил света нам под ноги. Витражные стекла были задрапированы черным, превратив пространство в мозаику теней и полной тьмы. У стен недвижно, как статуи, стояло еще больше гвардейцев, а в глубине зала, на резном троне, скорее черном, чем алом, сидела одинокая маленькая фигурка.

Наш вход не сопровождался ни единым звуком, лишь шарканьем шагов и биением моего сердца. Одетая в черное императрица Хана Ц’ай, последняя из живущих ныне потомков императора Лана Отако, наблюдала за нами, и шелковое одеяние полночным потоком струилось с трона на пол.

Глава гвардейцев остановился, преклонил колени на резном камне в центре тронного зала, опустил лицо к полу и замер.

– Встань.

Несмотря на полный скорби облик императрицы Ханы, ее зычный голос с легкостью разнесся до самых дальних углов тронного зала.

– Ваше величество, – произнес главный гвардеец и обернулся, указывая на нас: – Вот эти двое, которые назвались…

– Да. Подойдите.

Лео первым шагнул на камень и поклонился, как делал гвардеец – чужой обычай был для него естественным, как дыхание. Под тяжелыми взглядами и я сделала то же самое – коснулась лбом пола, в точности как гейши дома Лин’я перед входящими в дверь гостями.

– Встаньте.

Я услышала движение Лео и последовала за ним. Ее в моей голове больше не было, но я кричала за нас обеих. Очень глупо было явиться сюда. Взгляд императрицы Ханы обещал страдания.

– Ты назвался доминусом Лео Виллиусом из Чилтея, – произнесла она прежде, чем заговорил Лео. – Но Лео Виллиус из Чилтея мертв. Я видела его тело.

– При всем величайшем уважении, ваше величество. Вы видели труп моего слуги и телохранителя. Такая уловка возможна, когда никто не знает тебя в лицо, и, как показали события, даже необходима.

Императрица пристально смотрела на Лео.

– А эта женщина не твой телохранитель, как ты говорил?

– Нет. Она – наемная убийца.

Я сжалась, руки сами потянулись к ножам, которых больше не было. Между нами и императрицей, обнажая сталь, встали гвардейцы.