Уильям Риттер - Перевёртыш [litres]

Тинн сел, влажно откашливаясь и вытирая глаза от грязи. Коул улучил момент, чтобы наконец оглядеться и понять, куда же завёл их Свечебородый. Он не мог разобрать, стал ли туман более густым или у него просто слезились глаза. Наверное, и то и другое. Ни с одной стороны не виднелось очертаний берега. Он попытался остановить взгляд на дереве в нескольких метрах от них, но ствол словно стал изгибаться и сворачиваться под грузом его внимания. Куда бы он ни посмотрел, болотистый пейзаж извивался и раскачивался, отказываясь становиться резким.

В какой-то момент Коул понял, что слышит крики в тумане. Он мог бы поклясться, что слышит голос своей мамы, которая зовёт его, как делала это миллион раз из заднего окна. Потом поверх голоса мамы проплыл другой, грубый и хриплый, а потом третий – дамский, учтивый и холодный. Голоса прыгали вокруг него со всех сторон, отражаясь и накладываясь друг на друга, – приглушённые слова и крики, и жуткий смех, а за ними поднималось глубокое низкое рычание.

– Ты тоже их слышишь? – прошептала Фэйбл, придвигаясь к его плечу. – Мама говорит, что Кривотопь разговаривает с людьми. Она пытается закружить их.

Фэйбл нервно огляделась.

– Что они говорят, как ты думаешь?

Коул покачал головой. Он постарался сосредоточиться на голосе мамы, но теперь все голоса сплелись, словно запутанные узлы, постепенно ниспадая до гула и шипения. Серый удушливый туман вился и кружился.

– Я не знаю, – признался Коул.

Голос, который мог принадлежать его маме, начал растворяться, вновь заглушаемый низким гулом и плеском самого болота.

– Похоже, ничего. Я просто…

Он не стал договаривать.

– Я тоже её слышал, – проговорил Тинн.

Коул повернулся к брату, который уже поднялся на ноги. Тинн был целиком покрыт зелёным илом, но уже стоял довольно уверенно.

– Слышал кого? – выдохнула Фэйбл.

– Маму, – сказал Коул.

– Королеву, – одновременно с ним сказал Тинн.

Близнецы уставились друг на друга.

– Королеву? – переспросил Коул. – Ты так думаешь?

Тинн кивнул с серьёзным видом.

– И, я думаю, она сердится.

– Какая королева? – спросила Фэйбл всё ещё еле слышно.

– Та самая, – произнёс Тинн, – Королева Глубокого Мрака, Ведьма Дикой Чащи, Мать Монстров. Ты что, никогда не слышала истории о ней, пока росла?

Фэйбл пожала плечами и покачала головой.

– Откуда ты знаешь, что это она? – спросил Коул.

Тинн поджал губы.

– Просто чувствую.

– А откуда ты вообще знаешь, что в Дикой Чаще есть ведьма? – поинтересовалась Фэйбл, поводя носом. – Вы всё время говорите о ней, но я жила здесь всю жизнь и никогда не встречала никакой злой королевы, которая ест людей и возводит посевы.

– Изводит посевы.

– Такое впечатление, что её выдумали. Вряд ли она существует.

Королева существовала. Она была более реальной, могущественной и опасной, чем близнецы осмелились бы себе представить. На самом деле только один участник их разношёрстной компании – Свечебородый – действительно осознавал всю глубину природной силы, которой обладала Ведьма Дикой Чащи.

Свечебородый тоже слышал её голос. Но он не стал делиться с детьми своим мнением о ведьме. Например, он не сказал, что у его соплеменников были свои истории о ней. Не сказал, что они называли её никакой не Королевой или Матерью , а гораздо более могущественным словом, и для этого названия не существовало перевода ни на один человеческий язык. Свечебородый не сказал детям, что одна мысль о ведьме пробирала его холодом до самых костей. И, главное, он не сказал им, что именно его страх перед ведьмой был причиной того, что он сейчас убегал всё дальше, бросив их, беспомощных и неприкаянных, посреди туманной и мутной Кривотопи.

– Эй! – завопил Коул. Остальные повернулись как раз вовремя, чтобы увидеть, как охваченный страхом водяной удирает в туман. – Стой! Вернись!

Коул, Тинн и Фэйбл едва смогли прошлёпать за Свечебородым ещё с полдюжины шагов, но потом его след стал неразличим. Свет свечи водяного колыхался всё дальше и дальше, пока совсем не исчез во мгле, и уже ничто на поверхности трясины не выдавало его присутствия.

– Стой! – ещё раз заорал Тинн. – Вернись!

Но Свечебородый исчез. Коул вытянул вперёд одну ногу и опустил её в болото, но не нащупал никакой твёрдой опоры под поверхностью воды. Он попробовал снова левее и правее, но болото хранило свои секреты.

Мальчик выглядел так, словно был готов расплакаться.

– Это дальше, чем я когда-нибудь заходила до этого, – призналась Фэйбл.

– И дальше этого мы теперь уже не зайдём, – закончил Тинн.

Несколько долгих секунд дети стояли, погрузив ноги в воду и словно пустив в неё корни, или минут, а может, часов. Сказать точно посреди Кривотопи было невозможно.

Когда-то, задолго до того, как мальчики появились на свет, один очень умный, научно образованный человек с множеством блестящих складных инструментов и в твидовом пиджаке с накладками на локтях попробовал задокументировать феномен Кривотопи. Его цель состояла в том, чтобы определить, действительно ли Болотное Помешательство искажало течение времени или это только так казалось путнику. Однако его работа осталась незавершённой, поскольку его самого нашли только три недели спустя бродящим в кукурузном поле у маленького городка, в пятидесяти милях южнее, совершенно нагим и бормочущим что-то про белок. Его блестящие инструменты, в которых уже не хватало нескольких важных деталей, нашлись ещё через два месяца на крыше коровника.

Дети стояли, вросшие в болото, пока их ноги не заныли. Наконец Коул сделал глубокий вдох. Он готовился пуститься вплавь через топь к ближайшему берегу. По крайней мере, он собирался поплыть туда, где, как он предполагал , мог находиться ближайший берег. По правде говоря, у него не было ни малейшего представления, в каком именно направлении мог находиться этот ближайший берег, но у Коула никогда особенно не получалось ничего не делать.

Но, прежде чем он прыгнул, над зловонной грязью эхом пронёсся какой-то звук. Это были скрипящий, похожий на стон звук и ещё плеск чего-то, передвигающегося по воде. Низкая волна, едва ли сильнее ряби, окатила их ноги. Тинн выпрямился.

– Что это? – прошептал он.

Туман перед ними расступился, словно разрезанный огромным ножом, и каждая его сторона завернулась вбок, создавая просвет.

– Ой, – пискнула Фэйбл. – Ой, чёрт.

– Что? – не понял Коул. – Что происходит?

– Беда, – прошептала Фэйбл.

Близнецы в замешательстве уставились на коридор света, и тут тусклые грязные корни в окружении пузырей начали вылезать на поверхность Кривотопи. Они сплелись вместе, создав узкую дорожку до самого берега, который, как наконец смогли увидеть Коул и Тинн, был меньше чем в десяти метрах от них.