Владимир Аренев - Время жестоких снов [сборник litres]

– «Наркономикон» не так-то просто уничтожить. Его охраняют древние заклинания. А значит, Кровопийц его забрал.

И это значило также, что проблемы еще даже не начинались.

– Мне дела нет до глупой книжонки! – Томас ударил кулаком по столу. – Я хочу вернуть ребенка. Ты можешь мне в этом помочь или нет?

– Не знаю, – признался Мастер честно. – Это дело для Гильдии, для опытных магов. Если выслать голубя в Платтендорф…

– То они прибудут не раньше, чем через несколько дней. Потом отдадут меня королевской страже и повесят на глазах у всего города. Может, даже рядом с Джереми, если мне повезет. Естественно, если к тому времени… к тому времени… – Слова не желали проходить сквозь его горло.

Мастер Хаксерлин не прокомментировал. Знал, что это весьма правдоподобный сценарий. С другой стороны, сокрытие информации о нелегальных магических практиках тоже грозило серьезными проблемами.

– Прошу тебя… – Тон бургомистра стал более приязненным. Хаксерлин догадывался, чего стоит этому гордому человеку просить о помощи. – Ты один разбираешься в чародейских делах. Я вознагражу тебя за труды, обещаю. Джереми – хороший мальчик. Он ни в чем не виноват. Потом сделаешь, что захочешь. Если донесешь на меня в Коллегиум, я готов понести суровейшее наказание, но молю, не вмешивай в это моего сына. Я могу даже сыграть перед судом роль кровожадного хаосита и признаться, что проводил дома обряды в честь Безумного Бога. Что угодно, только бы спасти Джереми. Я очень его люблю. Поэтому – прошу тебя! – Он схватил торговца за плечо и сжал отчаянно. – Ты единственная моя надежда, Мастер Хаксерлин.

Глубоко в душе купец был добрым, чувствительным к людским бедам человеком, и его залила волна сочувствия. Впрочем, «волна» – слишком серьезное слово: скажем, заструился в нем ручеек сочувствия. Скромный, поскольку душа его была крепко защищена плотиной из трусости и эгоизма. Ростку эмпатии, однако, удалось пробить защитные слои и несмело проклюнуться наружу.

– Сделаю, что в моих силах, – вздохнул Хаксерлин. – Но предупреждаю: охота на тварь из Бездны – не самое простое занятие. На самом-то деле, – добавил он после минутки раздумий, – это занятие предельно опасное. Я не демонолог, понятия не имею, куда отправился Кровопийц и на что он способен в нашем мире; догадываюсь, что если маг не может удержать демона в кругу, начинаются резня и пожары. В нашем случае этого не случилось. – «Пока что», добавил он мысленно. – Иначе мы бы уже знали. Массовые убийства людей и пылающие дома – они бросаются в глаза.

– Тогда что же произошло? Кто отрубил Кровопийцу рог? И почему это создание похитило Джереми?

Хаксерлин пытался вспомнить все, что знал о демонах. Знал он немного. А то, что всплывало из глубин памяти, не слишком-то объясняло ситуацию.

– Может, дело в договоре? – спросил он, сам себе не веря.

– Договоре?

– Затем-то люди и затевают все эти призывы. Хотят заключить сделку с демоном. Все упирается в принципы традиционной сделки: ты обещаешь принести жертву, напоить беса кровью или чего они там еще могут возжелать – и получаешь доступ к запретному знанию или к магическому предмету, если демон выудил из Бездны что-то интересное.

А там, наверное, валялось немалое число Мечей Мрачного Черепа: до Хаксерлина то и дело доходили слухи, что не менее шести героев Инсирии пользуются идентичными артефактами. Может, эти мечи массово производились в специальной адской кузнице?

– Значит, мой сын провел ритуал, хотел заключить с Кровопийцом договор, но что-то пошло не так?

И как такое могло случиться? Ему всего одиннадцать, он читал «Наркономикон» и нарисовал красивый защитный круг согласно указаниям, содержащимся в «Окультизме для маленьких и больших». Что могло пойти не так?

– Приблизительно. – Хаксерлин снова вздохнул. – Но это только теория. На самом деле он мог призвать демона случайно. Джереми читал «Наркономикон», зевнул не вовремя – а рядом материализовался демон. И эта история столь же правдоподобна, как и любая другая. Что, естественно, не объясняет этого проклятого рога.

– Год назад, на День Имени, я подарил ему меч, – перебил его Кайзерхауэр. – Джереми держал его на чердаке, вместе с книгами, игрушками, алхимической аппаратурой и остальными аксессуарами. Возможно ли, чтобы… – Он на миг покраснел от гордости.

То, что в глазах бургомистра было проявлением небывалого мужества, Хаксерлину казалось абсурдом: мальчик, ведущий эпический бой с демоном. Бой, который по невероятному стечению обстоятельств оказался настолько успешным, что демон лишился рога. Он сомневался, чтобы ребенок мог совершить нечто подобное, даже если бы Кровопийц лежал связанный на земле. Да что там: даже если бы тот лежал связанный на земле и был уже мертв.

– Полагаю, что нет. Для такого нужна слишком большая сила. Думаю, если на чердаке в тот миг не сидел королевский герой, причина потери рога – в чем-то другом.

– Это часть договора?

Хаксерлин посмотрел на него с удивлением.

– Недурно! Если предполагать, что призыв случился запланированно. Только зачем бы Джереми понадобился рог… а демону – Джереми? – Он постукивал ножом о столешницу. – И куда эта тварь пропала? Демон не мог раствориться в воздухе. То есть теоретически мог, как бывает с демонами, но он не забрал бы мальчугана на другую сторону. Они где-то вместе, вот только где и зачем? Слишком много вопросов, слишком мало ответов.

– Питер, Дитер и Эберхард патрулируют город. Это мои люди. Я показал им картинку Кровопийца, они знают, кого искать. Конечно, корчат из себя героев, спорят, кто первым убьет чудовище, но я не удивлюсь, если они обходят стороной уголки потемнее и на всякий случай не заглядывают в канавы.

– Весьма рассудительно с их стороны. – Хаксерлин интенсивно думал. – Давай поразмыслим, ага? Ты – демон. Лежишь себе в гроте у живописного озерца лавы, решаешь всякие демонические дела, и вдруг тебя выдергивают в реальность смертных. Прекрасно, хоть какое-то развлечение. Ты прикидываешь, какому же чародею понадобился и что будет предметом обмена. Хочешь предстать в полной красе. Поэтому прибываешь в серных испарениях, принимая горделивую позу, рога вперед, словом – демонический профессионализм, и… и… видишь ребенка, который глядит на тебя тем же любопытным взглядом, которым он глядит на собак и голубей, прежде чем те испустят дух на его операционном столе. В комнате горят не черные ритуальные свечи, а свечки, украденные у мамы из ночного шкафа; пентаграмма – просто копия пятиугольника из дешевого учебника магии; защитные символы выписаны наскоро и не освященным мелом. Полная аматорщина! Ты видишь все это, и тебя охватывает невероятная злость. Хочется убить щенка, который издевается над церемонией, не уважает тебя, относится как к игрушке. Ты уже хочешь вцепиться ему в глотку, уже распахиваешь пасть, и вдруг в руках жертвы видишь «Наркономикон». Ты колеблешься. В чем дело? Это шутка? Ребенок использует секунду преимущества и делает… нечто. Чем бы это ни было – отрубает тебе рог. Ты рычишь от боли: «У-у-у-у!», как описывал Короста. Ты паникуешь. Пламень, что кружит в твоем теле, выходит из-под контроля. В помещении вспыхивает пожар. Ты добираешься до мальчишки, хватаешь, из твоей пасти вырывается пар, ты дезориентирован. Что ты сделаешь?