Владимир Аренев - Время жестоких снов [сборник litres]

– Я…

– …Бо’акх-Бонтузиэль, Сжигатель Миров, Кровь-на-Языке, правая рука Ксанксанмора, владыки четвертого уровня Безд…

– Привет, Бобо. Я Джереми.

Бо’акх-Бонтузиэль открыл черные глаза. Он имел привычку оглашать Декларацию Прибытия, смежив веки и с лапами, сплетенными на мощной груди. Это создавало мистическую атмосферу.

Перед ним стоял какой-то мальчуган.

И он не выглядел испуганным; держал руки за спиной и улыбался так сладко, словно надышался парами белены. Или он был не в своем уме, или кто-то и правда нафаршировал его наркотиками. Вероятно, ребенок – жертва, приготовленная магом? Демон облизался при одной мысли о трапезе.

– Ну и длинный у тебя язык, Бобо.

– Замолчи, человеческий щенок.

Он оглядел мастерскую в поисках чародея, чтобы обсудить детали договора. То, что он увидел, заставило его остолбенеть. А Бо’акх-Бонтузиэль редко удивлялся.

У алхимического алембика пасся механический конек, одна из популярных гномских игрушек, а рядом, на заваленном книгами столе, фигурки рыцарей вели битву с ордой миниатюрных гоблинов. «Гримуар познания» ВаЛея служил рыцарям баллистой. В миске со звериной кровью, которую использовали, чтобы нарисовать пентаграмму, плавала половина леденцовой палочки. Сам магический символ на полу выглядел гротескно: вместо защитных символов вершины его украшали гравюры с полуобнаженным длинноволосым мечником.

– Что это такое?! – Бо’акх-Бонтузиэль ткнул когтем в один из рисунков. Разозленный демон даже не заметил, что он без проблем вышел из пентаграммы, которая раньше всегда представляла для него нерушимый барьер.

– Бобо, ты никогда не видел Кордака? – удивился мальчик. – Это величайший герой на свете.

– Не называй меня так, проклятый мешок мяса! Я…

Чвак!

Он раззявил пасть, обнажив острые, смертельно опасные зубы, которые легко могли перекусить человеческую кость. Но на этот раз не угрожая скорой атакой. Бо’акх-Бонтузиэль пару мгновений представлял собой живую иллюстрацию пословицы «У него от удивления челюсть отвисла».

По кабинету летал голубь. Представитель глупейшего вида птиц в гробу видал реноме Сжигателя Миров. И сделал то, что постоянно делают голуби. Прямо на лоб демона.

Джереми захихикал.

Из кроваво-красных ноздрей выстрелили языки огня. Они перегнули палку. Бо’акх-Бонтузиэль никогда не чувствовал себя таким униженным.

– Я ВЫРВУ ТЕБЕ СЕРДЦЕ, ЧЕРВЯК! ИЗ ТВОЕГО ЧЕРЕПА…

Он не успел закончить, чем именно станет для него череп, поскольку одновременно случилось несколько вещей. Джереми шевельнул руками. Сперва левой. Веревка, которую он все время держал за спиной, натянулась и дернула вниз рычаг, к которому паренек привязал ее раньше. Кровопийц услышал «клик», а потом раздался звук работающих турбин. Он почувствовал спиной дуновение ветра. Прежде чем демон успел оглянуться, Джереми изо всех сил потянул за вторую веревку. Домашний вентилятор со снятой защитной сеткой упал из ниши в стене прямо на рогатую башку Бо’акх-Бонтузиэля.

Демон на собственной шкуре испытал то, из-за чего производитель категорически запрещал находиться рядом с сеткой, за которой скрывались три крутящиеся лопасти, и отчего отказывался принимать рекламации при несоблюдении этого правила.

– У-у-у-у! – завыл демон, хватаясь за голову. Когтистая лапа ощутила лишь обрубок там, где еще секунду назад высился десятидюймовый рог.

– Не двигайся, Бобо.

Стоя на коленях, Кровопийц поднял искаженную ненавистью морду и увидел нечто, из-за чего испугался еще больше.

– Часть, где будет больно, уже позади. – Джереми держал открытый «Наркономикон» и продолжал очаровательно улыбаться. – Теперь мы переходим к той, где будет чуть больнее.

Он произнес формулу на неизвестном демону языке. Бо’акх-Бонтузиэль почувствовал, что его тело разрывается на кусочки, словно огонь, который кружил в дьявольских венах, вдруг сделался проклятием. Некая невидимая сила высасывала демона изнутри. Он испугано рыкнул. Ни одно существо не могло бы вынести такого страдания. Огонь вырвался из его груди, из мощных рук, из лап, заканчивающихся когтями. Он перестал контролировать свою силу, стал невольником боли. Закрыл глаза, катаясь по земле в конвульсиях.

Когда он уже думал, что вот-вот взорвется, агония неожиданно прекратилась.

Он открыл ороговевшие веки. Огонь поглощал миниатюрное поле битвы, а Бо’акх-Бонтузиэль увидел поднимающегося с корточек себя самого.

– Ой, а у меня уха нет. – Демоническая фигура ткнула когтем в его сторону. – Об этом я не подумал. Но в любом случае, спасибо, Бобо. Как встретишь папу, скажи, чтобы тот не переживал. Пока.

И Кровопийц исчез.

Бо’акх-Бонтузиэль некоторое время стоял без движения. Приблизил к глазам свои маленькие ручки, прикоснулся к пухленьким щекам. Пламя еще оставалось его другом, но уже не наполняло его изнутри. Осознание того, кем он стал, сводило его с ума.

Он оглядел комнату: загнанный зверь, припертый к стене, ищущий путь к бегству. «Наркономикон»! Он жадно прижал книгу к груди. Ему нужно укрытие. Он узнает, как обернуть процесс вспять. Узнает и…

Он сжал крохотный кулачок и сбежал вниз, думая о реках крови, которые выцедит из падали, сотворившей с ним это.

– …правая рука Ксанксанмора, владыки четвертого уровня Бездны. Пусть ваша плоть отпадет от костей! – Он широко раскрыл глаза и направил палец в сторону испуганных стражников.

Ничего не произошло.

– Повелеваю!

Прошло еще пять секунд с тем же результатом, и Бо’акх-Бонтузиэль опустил руку и откашлялся.

– Ладно, даю вам последний шанс. Ступайте отсюда, или накличете на себя гнев ада.

У Мастера Хаксерлина был другой план.

– Святая вода! Давайте!

Питер, Дитер, а может, и Эберхард снял с пояса топорик и разбил крышку. Двое других подхватили бочку и плеснули святой жидкостью прямо в горн.

Раздалось шипение угасавших углей, и помещение исчезло в клубах пара. Все закашлялись. Когда дым слегка поредел, глазам купца открылся мокрый Кровопийц-Джереми, безрезультатно пытающийся спрятаться за наковальней.

– Господин Кайзерхауэр, прошу его придержать.

Сконфуженный бургомистр схватил мальчика за воротник и приподнял.

– Оставьте меня, глупые смертные! – Паренек смешно дергал ножками. – Зарежу ваших матерей и искупаюсь в их крови!

– Не говори так о бабушке, – сказал Томас первое, что пришло в голову.

Хаксерлин забрал у Джереми «Наркономикон», что было так же легко, как… ну, как забрать что-либо у дергающегося в воздухе ребенка.

– Что ты сделал с мальчиком? Говори!

– Я? – Кровопийц перестал дергаться. – Что Я сделал с этим карапузом?!