Лин Возовски - Клык. Хвост. Луна. Том I [litres]

Одни из мужей занимались встречей приезжих, располагали их лошадей и повозки вдоль стен, чтобы в тесной общине оставалось больше места. Другие помогали с погребальным костром, притаскивая последние недостающие бревна. Все остальные северяне струйками стекались из узких улиц в растянутую лентой очередь, как мелкие горные ручейки, впадающие в один широкий поток воды.

Для вождей и членов их семей было отведено особое место вокруг кхеды. Они имели право первыми проститься с усопшим, но это было скорее пожеланием, нежели чем строгим обычаем.

От самого восхода солнца и до того момента, как огонь начнет облизывать холодное тело покойного вождя, в общине должно сохраняться молчание. Никто не имел права произносить ни звука, чтобы слова не стали преградой для души по дороге в загробный мир. Путь вознесения должен оставаться ровным и открытым, чтобы млечный дух коня – Тильдух – мог беспрепятственно доставить освобожденную душу к заждавшимся предкам.

Уставшие с ночной дороги Дорр и Астра отдали поводья своих лошадей в заботливые руки конюха, затем двинулись в сторону центра общины. Рыжеволосая девушка уверенно прошла мимо стоящих в колонне людей, но отец успел прихватить свою дочь за руку и подтянуть к себе в самое начало очереди. Астра недоумевающе оглядела отца, но Дорр лишь обнял своей ладонью хрупкую кисть дочери и стал вглядываться вперед, ожидая своей очереди, как все остальные обычные северяне.

Последней к общине Вирсмунк подъехала карета Цейлы Гойл. Мико хлестанул упряжью, давая лошадям команду двигаться внутрь общины. Животные успешно пересекли границу общины, но широкая карета не влезла в проем ворот, ударившись о крайние бревна. Уткнувшаяся карета резко остановила лошадей, от чего те недовольно заржали. Дикое ржание пронзило приглушенную общину, как разбившийся посреди ночи стакан. Люди, стоящие в колонне, начали изумленно оборачиваться на шум. Очередь, как извилистая змея, молниеносно сменила свою старую чешую из затылков на новый покров из удивленных лиц.

К входу сбежалось несколько северян, которые начали истошно махать руками, показывая, что карета никак не проедет сквозь ворота. Цейла раздраженно вылетела из кареты, сильно хлопнув дверцей, после чего недовольно направилась к центру общины, проваливаясь в каше растоптанного, рыхлого снега. Фуро тучно вывалился в улицу, затем незадачливо почесал лысую голову и указал конюхам на место с краю перед воротами. Северяне отцепили лошадей, подождали, пока Мико спрыгнет с ведущего места, после чего откатили карету за пределы общины.

Фуро вопросительно взглянул на своего племянника, но тот лишь растерянно пожал плечами. Оба представителя клана Черной Куницы, облаченные в темные кабаньи меха, торопливо двинулись на начало обряда.

Крепкий, статный Мико Росслер, как сладкий девичий сон, мужественно пробирался сквозь очередь. Выпадающие смолистые кудри развивались от быстрой походки. Проходя мимо стоящей в очереди Астры, юноша слегка коснулся рукой ее спины. Девушка не сразу узнала возмужавшее лицо мальчика, с которым они весело бегали по душистым полям вблизи общины Черной Куницы несколько лет назад. Засмущавшись, она прикрыла меховым капюшоном половину своего обожженного лица, но все же щедро одарила обернувшегося Мико своей приторной улыбкой.

Когда опоздавшие Фуро и Мико заняли свои места у кхеды, Роза Вирсмунк, как первая женщина клана, громко хлопнула один раз ладонями, объявляя о начале обряда. Абсолютно все, и в очереди и вокруг костра, повторили хлопок, тем самым привлекая внимание предков.

Спустя пару мгновений из исполинской двери дома Вирсмунк вышли четыре могучих мужа, несущие на своих плечах небольшую ладью, в которой мирно покоилось тело Старио, завернутое до обритой головы в белоснежное покрывало. Они медленно подошли к погребальному костру, аккуратно скинули с плеч маленькое судно с холодным трупом на самый верх постройки, затем ушли в начало очереди. По традиции, самый младший член клана должен был одарить костер прощальным огнем.

Круглая Зерта с порозовевшими от легкого мороза щеками черепашьим шагом приблизилась к кхеде с подожженным факелом. Лицо ее, словно высеченное из камня, отрицало любые эмоции. Пухлой рукой она закинула факел в проем между бревен, после чего вернулась к матери.

Внутри костра затрещала просмоленная древесина. Центр общины за несколько секунд заполнился едким дымом, который въедался в соленые глаза многих присутствующих, добавляя к скорбным слезам свою резь. Еще через мгновение из щелей начали выглядывать желтые лоскуты огня, насмешливо подразнивая наблюдателей своим танцем. Спустя минуту разъяренный голодом огонь принялся за ладью, заключая закоченевшего вождя в свои жаркие объятия.

Первым словом наградил всех присутствующих Ранлис, и слово это было подобно чистейшей капле росы. Как растянутая по поверхности льда звезда. Как горный ручеек, пробивающийся сквозь талый снег. Голос мальчишки был столь же прекрасен, как и громок. Голос, который доводил до слез с первой же строчки изливающейся, как расплавленное серебро, песни:

Ранлис, с культей в кожаном чехле вместо кисти, закончил разливать свою песню, повторив последние строчки два раза. Грустные строки и хрустальный голос мальчишки оставили в сердцах присутствующих тупую, ноющую боль.

Люди в очереди взахлеб умывались собственными слезами. Кто-то рыдал во весь голос, не стесняясь окружающих. Кто-то негромко шмыгал своим красным носом, укутавшись в глубокий капюшон.

Равнодушной среди всех оставалась лишь Цейла, не сводившая все время своего пристального взгляда с Астры. Девушка чувствовала на себе тяжелый, сгущающийся взгляд высокой женщины, от которого хотелось скрыться в пустоте соседней улицы. Но уважение к обряду и клану Вирсмунк вынуждали Астру продолжать стоять в рыдающей очереди под гнетом серых глаз Цейлы.

Первой к пылающему костру подошла Роза с багровым, отекшим от бесконечного плача лицом. Она достала из корзины, стоящей рядом с кхедой, пучок сухих трав, связанных светло-каштановыми волосами погибшего Старио.